Кодекс пацана. Назад в СССР (СИ) - Высоцкий Василий
— Сука это ты! — мама налетела на него, подхватив с пола тапок. — Это ты, сука пьяная! Ты!
Тапок начал ходить по лицу, по голове. Я подскочил, чтобы их разнять, но не успел. Отчим отмахнулся, как от мухи, и мама отлетела к вешалке. Она упала на куртки, попыталась удержаться, схватившись за них, но не смогла. Полка рухнула под её весом. Куртки накрыли её с головой.
— Ну,…дь, теперь ещё полку вешать! — обиженно протянул отчим.
После этого его губы брызнули кровью. Я сам от себя не ожидал, что кулак вопьется в отвисшие губы. Не ожидал, что выдержу так долго!
Удар получился так себе. Только на неожиданности и смог сыграть. Дальше на меня уставились налитые злобой глаза, и рука отчима влепила знатную плюху. Я отлетел к печке. Снесло как пушинку — мой отчим недаром раньше занимался волейболом.
В голове зазвенело. Я тут же вскочил на ноги, прогоняя прочь легкий нокдаун. Не время сейчас валяться. Не время!
— Ты! Гандон! — только и успел сказать отчим, как я налетел на него коршуном.
Кулаки начали впиваться в печень, в челюсть, в «солнышко». Пробить не удавалось, но вот повалить на пол смог. Ещё добавить ногой в рожу и тогда…
— Сашка! — мать повисла на мне. — Не надо! Убьешь же, Сашка! Не надо!
Она боролась, пыталась меня оттащить от мотающего башкой отчима. Я же порывался сделать решающий удар. Отправить того в нокаут. Достать хотя бы кончиком носка…
Мама же отталкивала меня к двери. За дверь… Подальше от пьяного создания, терроризирующего всю семью. Ей удалось-таки вытолкнуть меня за дверь. Удалось выбросить кеды. Я стоял, дрожа от нахлынувшего адреналина.
— Сашка, не надо! Остынь, сынок! Он сейчас спать ляжет, а ты… погуляй пока… Сходи до баушки. Не надо, Саш…
— Слышшшь, ублюдок! Ссссюда иди, — руки отчима подогнулись, и он упал на пол.
Захрапел. Вот же животное… И почему мама его только терпит?
— Завалю, тварь! — проорал я, выплескивая душивший меня гнев. — Ещё раз маму тронешь — завалю!
— Иди-иди, Саш! — рука мамы уперлась мне в грудь. — Потом поговорим! Переночуй сегодня у бабушки, а Алёнка пусть сюда ночевать идет…
— Мам! — пытался я что-то сказать, но она покачала головой и закрыла дверь.
Я остался перед черным дерматином двери. Глубоко вдохнул и выдохнул. Попытался успокоиться. Вот и вернулся в старое доброе время. Вернулся туда, откуда начал свой жизненный путь.
Сейчас мама затащит пьяного отчима на диван и тот будет спать до завтрашнего дня, изредка пытаясь напугать подставленный тазик ревущими горловыми звуками и фонтанами блевотины. Почему мама не выгоняла его? Потому что была уверена, что семья должна быть полной. У детей должен быть отец…
Я вышел на улицу. Из нашего окна понеслась заставка «Рабыни Изауры». Те самые «унгазун гарунге». Мой друг и сосед Пашка Сысоев даже как-то придумал слова к этой заставке, подобрал аккорды на гитаре и потом напевал для девчонок:
Ты родишься рабом, Богом будешь забыт.
Непосильным трудом рано будешь убит.
Твои мать и отец с детства были рабы,
Как свободным был дед, уж давно он забыл.
Убивает тростник, нам проклятья тая.
Того, кто уже сник, забирает земля.
Мы хотим отдохнуть, нам так хочется спать!
О покое забудь, остаётся страдать.
Вот только «страдать» снова я не собираюсь. С теми знаниями, которыми я обладаю, можно сделать многое… Можно сделать, но…
Я оглянулся на окна своей квартиры. Нужно ли это делать? Если люди не хотят своего освобождения, предпочитая страдать и мучаться, боясь выпасть из рамок приличия, установленных непонятно кем.
Спросил сам себя и ответил, что нужно. Нужно!
Глава 2
«Не ходи один по улице в тёмное время суток. Если сложилась такая ситуация, иди только по ярко освещённым местам. Если твой путь лежит через тёмные и узкие переулки, позвони родителям и попроси тебя встретить»
Памятка «Правила поведения на улице»
Я шел по Стадионной улице и медленно успокаивался. Выплеск адреналина понемногу выходил через дрожание коленей и взволнованное дыхание.
С некоторым удивлением наблюдал за собой. Ведь вроде бы должен сдержаться, должен трезвой головой всё охватить, нанести правильные удары и вырубить гораздо быстрее, но… Вот накатило с головой и «упала планка». Как будто юношеские гормоны взыграли и напрочь отшибли весь аналитический мозг.
Я даже остановился. А ведь и точно! Каким бы опытом я не обладал, но вот тело-то у меня молодое! И реакции молодые, и выплеск адреналина такой же. И сужу я сейчас как молодой пацан, а вовсе не как человек опытный, с багажом знаний за плечами.
Глубоко вдохнул, выдохнул. Постарался прийти в себя.
Так, где я сейчас? На улице Стадионной. По этой улице приходилось не раз таскаться с ведрами за полкилометра, ведь ближайшая водонапорная колонка была только здесь. Да, потом установят возле дома, но это будет ещё не скоро.
На улице Стадионной живет мой друг Серега Курышев. До его дома оставалось пройти сотню метров. Уже после школы нас раскидает по разным городам и будем видеться только в соцсетях или на встрече выпускников, но в это время мы дружили крепко.
В отличие от меня, живущего в квартире, он жил в частном доме. Интересно, сейчас он дома?
До бабушки я ещё успею дойти, а вот до Серёги ближе. Да и надо проверить — в самом ли деле я вернулся в своё прошлое? Может быть это какая-нибудь альтернативная реальность, где только частично вернулось всё на круги своя.
Я дошел до Серёгиного дома. Буро-рыжее здание с облупившейся белой краской на наличниках уставилось на меня глазами окон. В самый левый глаз я и бросил камешек. Там была Серегина комната и если он дома, то…
Звяк!
Камешек отскочил от стекла. Я немного подождал — не шевельнется ли белая занавеска. Но нет, тишина. Снова бросил камешек, попал в деревянный створ. На этот раз звук получился тише, но всё равно — если дома, то должен услышать.
Я уже поднял третий камешек с земли. Если в третий раз не отзовется, то можно было пойти дальше, всё-таки Бог любит троицу. Но вот кинуть мне не удалось — на улицу высунулась голова Серегиной матери. Почему-то в это время была дикая мода на кудряшки и «химию». Поэтому многие женщины щеголяли завитушками разных мастей, крашенными хной.
— Сашка! Я тебе щас пульну! Вот разобьёшь стекло, тогда твою жопу вместо него вставлю! — сварливо приветствовала меня кудрявая голова.
— Теть Марин, не надо мою жопу! Она у меня тощая — продувать будет! — привычно отозвался я и улыбнулся традиционному ответу на традиционную угрозу.
Как это всё привычно и по родному. И ругань беззлобная, словно родительский легкий подзатыльник, чтобы не забывал о правилах поведения.
— Теть Марин, а где Серёга? — спросил я.
— Да он у Пашка. С утра мопедку разбирают. Носитесь потом, как оглашенные… Сашок, ты если к Пашку пойдешь, то скажи Серёге, что его ещё дрова ждут. А то снова проваландаетесь дотемна и хрен вас найдешь…
— Спасибо, теть Марин, обязательно скажу, — улыбнулся я.
Пашка Ковалев жил на соседней улице и был счастливым обладателем мопеда «Карпаты-1». По совести, можно было сказать, что мопед больше ездил на Пашке, чем Пашка на нем, но тогда нам казалось это чуть ли не верхом крутизны.
Эх, незабвенные «Карпаты»… Кусок дерьма на колесах, с пластилиновым сцеплением и тросиками из говна, вечно глючное магнето с постоянно потерянной искрой. Никогда не знаешь, отъехав от дома на километр, вернёшься на колёсах или пешком. Вся наша районная тусовка ходила со сбитыми чернющими руками, как у кочегаров. Колоть движок дважды в день — это было нормально.
В 12 лет молотком и шариком от подшипника выбить из электрокартона или поронита прокладку? Да с закрытыми глазами и за минуту. Настройка карбюратора на ходу — на слух. Сумка с инструментом всегда с собой, никогда не знаешь, где и что придется чинить. Сварка. Рама разваливалась, канючить у взрослых надоело, в итоге научились варить сами.
