Быстрее империй (СИ) - Фомичев Сергей
— Не густо их, людей-то к тебе прибывает, — хмыкнул Данила. — С весны к Березину переправил тринадцать человек. Тьфу ты пропасть! Хоть бы одним больше или меньше!
— Должно было быть два десятка, — я нахмурился.
— Эти, которые добрались, рассказывали, что трое померло в дороге, ещё сколько-то в Иркутске отлёживаются после лихоманки. Дай бог, оправятся. А одного казаки схватили, где-то возле Якутского, сказали что беглый. Любопытно, куда они его из Якутского ссылать-то будут? Ещё один сам сбежал где-то на Алдане. Вот дурень-то, погибнет зазря. Да на кой ляд тебе эти доходяги нужны?
— Нужны, Данила, любые нужны. Хоть калеки убогие. Всех возьму.
Глава вторая. Монетка
Глава вторая. Монетка
После бурлящего жизнью Охотска, крепость на Кадьяке производила удручающее впечатление. Люди ходили хмурые, даже злые какие-то. Лица заросшие, помятые, серые. То ли от мерзкого климата, то ли от всеобщей апатии.
Мои усилия по обеспечению промышленников достойным уровнем жизни, не решали главной проблемы. Большинство из них всё равно воспринимало открытые земли только как места новых промыслов.
От регулярной тревоги, тяжёлого труда и мерзкой погоды, от постоянных стычек с туземцами, от тесноты казарм и преимущественно мужского общества годами копилась усталость. Какими бы ни были захолустными дальневосточные острожки, там бурлила настоящая жизнь, обитали нормальные люди, даже с некоторой натяжкой — цивилизация, а после долгих лет на диких островах эти суровые форпосты казались вполне уютными и родными.
Прилично заработав, люди всё больше задумывались о том, как потратить прибыль. Не столько пропить (это я мог бы устроить и здесь), сколько пустить пыль в глаза приятелям, что остались на материке.
Артели выходили на промыслы всё реже и всё с меньшей охотой, от безделья участились свары, стычки, злые подначки. И только всеобщая апатия и усталость не позволяли вспыхнуть серьёзным разборкам.
Выкроив время я бродил по берегу ручья, пинал камни, переваривал новости, искал выход из положения, прикидывал так и эдак.
Я давно уже перестал испытывать радость от затянувшейся авантюры. Обладание ледяными просторами и курящимися скалами не вызывало прежнего энтузиазма. Кровь больше не бурлила в жилах, когда я топтал очередную девственную землю, а розовая краска мечтаний давно слезла с лубочных картинок первопроходчества.
Я оседлал время, но не историю. Эта дама продолжала преподносить сюрпризы. И ухмылялась, когда тщательно выверенные планы трещали по швам.
Людей не хватало. Отработав положенный срок, многие возвращались в метрополию. Остальные считали дни до истечения оговоренного контрактом срока. Пополнение шло тоненьким ручейком. Флот приходил в упадок. Новые корабли строились медленно, а старые служили недолго. Через пять лет затраты на ремонт уже превосходили начальную стоимость. Возведение крепостей оказалось ещё более сложной штукой, а туземцы были не столь миролюбивыми, как мне представлялось ранее.
Я серьёзно выбивался из графика. План предусматривал на первом этапе захват пяти плацдармов. Я жаждал вонзиться в побережье Америки пятью коготками, удержать добычу и только потом приступать к планомерному освоению. Но коготки вязли.
Каким же я был наивным, отводя по году на каждый из эпохальных пунктов. Реальность перекроила планы. Два года ушло на сборы флотилии и интриги с камчатскими промысловиками, Уналашка потребовала трёх лет суровой борьбы с людьми и природой, а на Кадьяке мы застряли надолго. Местные жители отнюдь не обрадовались чужакам. Стеклянные бусы не сделали из пришельцев богов. Торговля аборигенов не увлекла, и первые два года пребывания на острове нам пришлось отсиживаться за стенами крепости, отражая короткие, но регулярные набеги конягмиутов.
На преодоление океана ушло десятилетие, это если считать по календарю. Моего личного бесценного времени утекло почти что три года. Опередив историю, мы, по сути, забуксовали на тех же границах, каких промышленники достигли бы и без всяких хитростей с перемещением в пространстве. Ещё немного и испанцы отрежут нас от калифорнийской целины, ещё чуть-чуть и англичане приберут всё остальное. А в нашем тылу копилась сила обуянная жаждой наживы, сила которая, дорвись она до монополии, перечеркнёт последнюю надежду.
И если для многих воцарение Екатерины прогремело выстрелом стартового пистолета, то для меня оно прозвучало колоколом последнего круга. Нужно было спешить.
Казалось бы, дальше будет легче. Путь завоеваний теперь лежал к югу. Мы могли не транжирить время на долгие зимовки и выжидание хорошей погоды, не совершать длительные автономные переходы, не дохнуть от цинги или простуды. На юге организм меньше нуждался в калориях, а тело в тёплой одежде; лес и прочие природные ресурсы с каждой сотней миль становились богаче. Но на следующей остановке нас ожидали тлинкиты.
Тлинкиты, или колоши, как называли индейцев русские, в конце концов, стали той силой, о которую империя сломала зубы. Обитатели архипелага положили край русской экспансии в Америке, остановили победное шествие торговцев пушниной. Собственно они скорее всего сделали это ещё до начала колонизации, сорвав высадку капитана Чирикова. Хотя это больше из области мифологии.
Так или иначе, этот народ не желал покоряться. Его не удалось истребить, не удалось превратить в полусоюзников-полурабов, как это проделали с алеутами и эскимосами Кадьяка. Его не удалось затянуть в православную веру или имперское подданство. Малочисленные колонисты завязли в борьбе с воинственными племенами и упустили время на продвижение к более благодатным землям Колумбии, Орегона и Калифорнии. Ведь если подумать, легендарный Форт Росс стал уже паллиативом — хозяйственным проектом, колхозом, безуспешной попыткой вытащить колонии из прозябания.
Мне же предстояло в сжатые сроки покорить тлинкитов и основать город. В постройке города заключался ключ. Настоящий город на американском берегу казался мне решением большинства проблем. Но для начала нужно было предпринять последний рывок. А людей для такого рывка катастрофически не хватало.
Именно поэтому я игнорировал ворчание промышленников, именно поэтому стягивал на Кадьяк все наличные силы, именно поэтому ждал, пока не вернётся Окунев и новый галиот под командой Яшки Рытова. И только поэтому я готов был потерять ещё один год. Даже больше чем год — до штормов Окунев с Яшкой вряд ли успеют проскочить на Кадьяк, застрянут где-нибудь по пути, а значит, и в следующем сезоне мы потеряем лишний месяц, а то и два.
Но даже с изрядными силами я всё равно опасался неудачи.
Неожиданно под носком сапога что-то блеснуло.Чешуйка рыбная или самородок? Здесь в принципе могло попадаться и золото. Немного, раз уж Кадьяк не числился среди достопримечательностей золотой лихорадки, но могло.
Я нагнулся и, словно получив привет с того света, поднял пятикопеечную монетку родной эпохи. Пятаком её называть язык не поворачивался. В нынешнем пятаке веса гораздо больше — и буквально и в смысле покупательной способности. Всё равно, что сравнивать здешнего кадьякскогомедведя с мультяшным Винни-Пухом.
Находка не удивила. Из будущего я прихватил кучу мелочи. Кассиры разных стран отчего-то предпочитали сбывать её с рук. Монетки со всевозможными гербами, символами, профилями ещё не рождённых королев и президентов годились теперь разве что на пуговицы. Впрочем, российским копейкам нашлось иное применение. Я стачивал с них всё лишнее, оставляя только Георгия, разящего копьём змия. Затем пробивал отверстие и вешал на шнурок. Получались амулеты, которые зверобои называли ладанками, хотя никакого ладана в них не помещалось. Амулеты я дарил суеверным друзьям.
На этот ручей мы ходили за водой с самого основания крепости. Видимо одну из монет я обронил, когда ещё не додумался до изготовления подарков. Что ж, получится «ладанка» для Яшки.
