Елена Асеева - Коло Жизни. Средина. Том второй
У Велета не имелось растительности на лице, а единственной одеждой ему служила набедренная повязка широкая, обмотанная вокруг бедер и закрепленная на талии поясом. Сама повязка густо-зеленого цвета имела множество мельчайших складок, и, доставая до колен, выглядела, несмотря на свою простоту, достаточно нарядной. Широкий сыромятный пояс, обильно усыпанный мельчайшими камнями переливающимися зелеными, бурыми и даже иссиня-марными цветами, стягивался платиновой застежкой изображающей ладонь с расставленными пальцами, где вместо ногтей на сих кончиках горели фиолето-синие сапфиры. Мощные стопы Велета не были никак не прикрыты, а на голове поместился удивительной формы и красоты венец, кажется, и вовсе своим навершием затерявшийся в облаках. Это были укрепленные на платиновом обруче четыре большие серебряные, округлые пластинки украшенные капелью коричневого нефрита, янтаря, зеленого малахита и изумруда. От стыков пластин вверх поднимались витые по спирали платиновые дуги, сходящиеся в едино над макушкой головы и удерживающие на себе крупный грубо отесанный, огромных размеров, черный алмаз.
– Ох! – взволнованно дыхнул мальчик, неотступно глядящий на Велета, и, шагнув назад уперся тельцем в ноги Першего. – Волот.
– Ага, вы так нас и называете, – хрипло отозвался Велет и бас его столь низкий густо наполнил эхом всю залу. – Великаны, волоты, мамаи, асилы… Эт, потому как мы сыны Асила.
– Ужас, – нескрываемо испуганно вторил словам Бога юноша и задышал прерывисто-скоро, точно стал задыхаться.
– Ты напугал мальчика, – раздраженно произнес Мор и плотные, вишнево-красные уста его искривились. – Говорил тебе, Велет, прими допустимый рост, так нет же надо, как-то нарисоваться. Итак, достаточно запоминающийся Бог, чего еще надобно. На одни твои жилы глянешь и надолго запомнишь.
Мор весьма напоминал Вежды… Он был такой же крепкий, высокий, как его старший брат и отличался от Першего своей статностью и точно здоровьем. Впрочем, с Вежды он разнился цветом кожи, каковая у него была много бледнее, почти светло-коричневая, да, также как и у всех Зиждителей, изнутри подсвечивалась золотым сиянием. Иноредь она темнела, становясь слегка смугло-красной. Короткими вроде пушка были курчавые волосы Господа, и на уплощенно-округлом лице с широкими надбровными дугами, несильно нависающими над очами, не имелось растительности. Крупные раскосые очи Димурга смотрели точно щурясь, а вставленные в прямые, черные брови (в самые кончики) желтые камушки янтаря, приподнимая уголки глаз вверх, придавали выражению его лица удивление. Красивым был нос Мора с изящно очерченными ноздрями, конец какового, словно прямым углом нависал над широкими губами.
Не менее знаменательно смотрелся венец Бога, где подымающиеся вверх от обода четыре скрещенные меж собой серебряные дуги, были украшены лоптастыми листьями дуба и дланевидными клена, с миниатюрными цветками, собранными в кисти и зонтики, усыпанные рубинами, белым жемчугом, синим и желтым яхонтами. В навершие тех дуг поместилось огромное яблоко из желтого алмаза, с тонкой зеленой веточкой, кончик коей венчался тремя маханькими розовыми жемчужинами. На Море было одето темно-синее сакхи без ворота и рукавов, распашное книзу, едва достигающее колен, весьма мятое, будто его не просто никогда не гладили, а вспять нарочно носили таковым. На ногах у Господа, однако, находились серебряные сандалии с загнутым кверху носками, к подошве которых крепились белые ремешки. Один, из каковых начинался подле большого пальца и единился со вторым, охватывающим по кругу на три раза голень.
– Ну, чего ты милый малецык забухтел, – по доброму проронил Велет, и переведя взгляд на стоящего в шаге Мора нежно им его огладил. – Хотел просто показать нашему мальчику, откуда выходят легенды их народов.
– Волоты, – голос Яробора Живко явственно дрожал и в груди сызнова появился неприятный болезненный осадок так, что он прижал к тому месту ладонь. – По верованиям лесиков живут в неприступных горах, дремучих лесах и диких степях, сохраняя свою чудовищную силу и сказочный облик. Воплощение самой Мати Земли когда-то волоты были первыми людьми на Земле и обустраивали сушу, насыпали горы, копали узбои рек и озер, засеивали растениями поля и леса.
– Наш, дорогой мальчик, вельми много знает всяких преданий, – пояснил Перший, и, узрев его волнение, медленно опустился подле него на корточки, да пристроил свою большую длань ему на грудь. – Но я думал, он не напугается вида нашего Велета, старшего сына Бога Асила, могучего Творца горной породы. В целом легенды ваши, мой любезный, не далеки от истины, потому как на планету как таковую и впрямь впервые вступают Атефы, – и старший Димург прикоснулся губами к виску юноши, снимая той нежностью все его волнение.
– Однако, наша бесценность, – отозвался Велет, и, несмотря на низость, его бас прозвучал весьма благодушно. Бог повел своими могутными плечами и тем самым всколыхал испуганно замершие на его голове и венце полотнища облаков. – Узбои мы не копаем и растениями не засеиваем поля и леса. На это у нас нет способностей, на это способности у моего Отца Асила и малецыка Мора.
– Асила… Мора, – вслед за Велетом повторил мальчик и усмехнулся. Он слегка преклонил голову, и полюбовно поцеловал лежащую на его груди руку Першего таким образом благодаря за заботу. – Коли я поведаю, что сказывают о Море лесики, вы будете смеяться.
– И что мой дорогой они сказывают? – незамедлительно вопросил Мор и так как юноша зримо его не пугался, убрал руки от грядушки кресла, на которую досель опирался. Он все также неспешно обошел кресло и направился в сторону мальчика.
Яробор Живко нежданно резко засмеялся да столь задористо, что сверкнули радостью его очи и тотчас ему вторили улыбками Боги, особенно Перший. Ведь юноша весьма редко улыбался аль смеялся, чем самым вызывал волнение не только в рани Черных Каликамов, но и в бесицах-трясавицах.
– Могучее и грозное божество, – начал говорить, вероятно, саму байку мальчик и трепетно качнулся взад… вперед так словно его и держала только рука старшего Димурга. – Воплощение нечистых сил и самой смерти, повелевающая злобными приспешниками: бесицами-трясавицами, бесами, демонами, духами ночи, правит в тех владениях, что лежат за черной рекой Смородиной, чрез каковую перекинут Калинов Мост, Богиня Смерть, Мара, Мора.
Парень разком смолк, закрыл ладонью себе рот, будто страшась растерять свое веселье и еще звончей засмеялся. Казалось еще морг и этот смех, точно пробивающий себе русло, гулко-кипучий родник выплеснется махом изо всей его плоти.
– О.., – несколько озадаченно, а может лишь подыгрывая мальчику, протянул Мор всей своей речью и заинтересованным видом жаждая расположить его к себе. – Не думал, что я Богиня.
– Ага… ага, а коли бы знал чья супруга, – и Яроборка сызнова прыснув смехом закачался туды… сюды, но в этот раз его колыхание было приметным, ибо Перший убрав руку от его груди медлительно поднялся, высвобождая место подле него сыну.
– Еще и супруга, надеюсь не Вежды али малецыка Стыня, – широко улыбаясь, отозвался Мор.
Он, наконец, поравнялся с юношей, и, сдержав шаг, завис над ним могутной стеной. Все также степенно сын Першего присел на корточки и с такой теплотой взглянул на мальчика, что тот опешил от проскользнувшей, и вроде огладившей его кудри, пламенной любви.
– Не-а… еще хуже… хуже, – додышал громко через смех Яробор Живко и торопко ступил вперед.
Мальчик стремительно вскинул вверх руки, протягивая их навстречу Господу, ощущая плывущую от него ни с чем несравнимую близость, которую он никогда ни испытывал от людей… ни даже от матери и отца. И миг спустя густоватое смаглое сияние озарило всю голову юноши, на чуток вроде ослепив и Мора, приветственно символизируя радость самого Крушеца.
– О, мой драгоценный, – голос Мора высокий, звонкий тенор, с нотками драматической окраски, так схожий с гласом Седми, многажды сотрясся.
Бог жаждал прикоснуться к мальчику и лучице. Однако не ожидал, что его прибытие… его близость столь ярко будет воспринята Крущецем. Он резво подхватил мальчика подмышки, и энергично поднявшись с присядок, прижал его к груди. Не менее суетливо принявшись гладить Яробора Живко по волосам, спине, целовать в макушку… Демонстрируя каждым прикосновением свою любовь в отношении лучицы и удовольствие оттого, что удалось повидаться с мальчиком, всяк раз прибавляя:
– Мой бесценный, бесценный малецык… мальчик. Наша радость, самое великое чудо. Так рад тебя увидеть, прикоснуться. – Господь прервался совсем на чуть-чуть, абы чрез лобызания не выплеснуть на голову юноши свое волнение, и немного погодя вопросил, – так, что… Чья Мор супруга? – несомненно, с тем проявляя особое внимание к словам Ярушки.
