Олег Авраменко - Принц Галлии
— Вот как, — вежливо сказал крестьянин. — Сеньор дон Фелипе будет рад такому гостю, как ваша милость.
— Да уж, надеюсь, — сказал вельможа и спешился. — Если хочешь, можешь повесить сумку на луку седла, — предложил он крестьянину. — Вижу, ты славно поохотился.
— Так, стало быть, ваша милость собираетесь идти пешком? — спросил крестьянин.
— Да, — кивнул вельможа, — мы пойдем вместе. — Он немного помедлил, затем добавил: — И вообще, зря ты бродишь по лесу один. Не ровен час, нарвешься на разбойников.
Крестьянин украдкой ухмыльнулся: нетрудно было раскусить наивную хитрость этого спесивого господина.
— Однако же, ваша милость, дорога к замку неблизкая. Лучше бы вам поехать вперед, а то пока мы доберемся...
— Сам знаю, что далеко, — раздраженно оборвал его вельможа. — Но я весь день провел в седле и хочу малость поразмять ноги.
— Воля ваша, сударь, — сказал слуга Филиппа. — Мне-то что.
И они пошли.
— А как тебя зовут, человече? — спросил вельможа.
— Гоше, к сведению вашей милости.
— Гоше? Странное имя. Ты откуда?
— Да здешний я, сударь, здешний. Это их высочество дали мне такое имя. Сказали, что прежнее им трудно выговаривать.
— Ага. Судя по произношению, ты баск.
— Ваша милость угадали.
— И ты согласился переменить имя?
— Согласился, ваша милость, с радостию согласился. Ведь сеньор дон Фелипе освободил меня, и теперь я служу ему как свободный человек, а не как раб.
— Да, да, что-то такое я слышал. За выкуп.
— Сеньор дон Фелипе всех освободил. Сперва за откупную, а у кого не было чем платить, тех их высочество позже освободили задаром. И меня в том числе...
Они шли не спеша, наслаждаясь приятным вечером и непринужденно беседуя. Против ожидания, молодой вельможа обнаружил, что ему доставляет удовольствие общение со слугой-крестьянином, в котором за внешним простодушием, несколько нарочитой грубостью и неуклюжестью речи скрывался незаурядный, живой и хитрый ум. Со своей стороны, крестьянин заключил, что его знатный спутник не так уж надменен и спесив, как пытался показать это в начале их знакомства. Скорее всего, к такому поведению его принуждало занимаемое им высокое положение, а по природе своей он был довольно мягок, добр и сердечен. В общем, оба остались довольны друг другом и даже не заметили, как оказались у ворот новенького опрятного замка на берегу реки Эбро.
Солнце уже скрылось за горизонтом, и вокруг начали сгущаться сумерки. Крестьянин провел вельможу в дом сеньора, где поручил его заботам юного пажа с необычайно серьезной миной на лице. Молчаливый паж препроводил гостя в просторную гостиную на первом этаже и вежливо попросил его немного подождать, пока он доложит о его прибытии.
Когда паж ушел, вельможа снял с себя дорожный плащ и шляпу, аккуратно положил их вместе со шпагой в ближайшее кресло и неторопливо осмотрел комнату. Затем он подошел к небольшому зеркалу, висевшему на стене между окнами, пригладил всклокоченные темно-каштановые волосы и подкрутил свои пышные черные усы.
Вскоре в дверях гостиной появился плотный, преклонного возраста мужчина в сутане священника.
— Мир вам, сын мой.
Гость резко повернулся на голос и ответил, перекрестившись:
— И вам мир, отче преподобный.
— Прошу прощения, сударь, — сказал священник, жестом приглашая молодого вельможу садиться. — Сеньор дон Фелипе сейчас в отлучке, так что боюсь, что весь сегодняшний вечер вам придется довольствоваться моим скромным обществом.
— Я всегда рад общению с людьми вашего сана, падре, — учтиво ответил вельможа. — Особенно после такого утомительного дня, как этот.
Устраиваясь в удобном кресле, он отметил про себя, что взгляд у его собеседника грустный и усталый.
— Я преподобный Антонио Гатто, — представился падре. — Канцлер графства, капеллан замка и духовник дона Фелипе. Мне доложили, что вы прибыли к нам с деловым визитом.
— Да, — подтвердил гость. — Я здесь по поручению его величества короля Кастилии и Леона Фернандо Четвертого.
— Да хранит его Бог, — сказал преподобный отец. — А вас, милостивый государь, как прикажете величать?
— При дворе меня называют просто доном Альфонсо, — уклончиво ответил вельможа. — И вы весьма обяжете меня, если будете обращаться ко мне так же.
Падре на мгновение приподнял бровь, затем пожал плечами.
«Ну что ж, — подумал он, догадываясь, что имеет дело с гостем, чьего прибытия ожидал уже несколько месяцев. — Если его высочество хочет оставаться инкогнито, так тому и быть. Желание гостя закон».
— Сейчас готовят ужин, — после короткой паузы сообщил преподобный отец. — А пока мы можем поговорить о делах. Видите ли, дон Альфонсо, в данный момент графством приходится управлять мне. Дон Фелипе нынче мало интересуется хозяйственными делами, и если целью вашего визита к нам является инспекция графства и ознакомление на месте с текущими проблемами, то я весь к вашим услугам. А к завтрашнему утру вам будут предоставлены все необходимые отчеты.
Дон Альфонсо отрицательно покачал головой:
— В этом нет нужды, дон Антонио. Что касается положения дел в графстве, то его величество никаких претензий к вам не имеет. Здесь все в полном порядке: и налоги в королевскую казну приходят исправно, и войско предоставляется по первому же требованию, и вообще лояльность Кантабрии к Короне никем не подвергается сомнению. Другое дело — сам граф.
Падре тяжело вздохнул:
— Да уж, сударь, правда ваша. С доном Фелипе не все в порядке.
— И король того же мнения, — подхватил гость. — Ведь дон Фелипе не какой-нибудь провинциальный дворянин. Он один из грандов Кастилии, первый принц Галлии, полуродной племянник галльского короля и внучатный племянник самого дона Фернандо. Прошло почти два года, как он непосредственно вступил во владение Кантабрией, но еще ни разу не появлялся при кастильском дворе. Естественно, это не может не вызывать удивления и даже недовольства у его величества.
— Вы правы, дон Альфонсо, — с готовностью согласился падре. — И удивление, и недовольство королевского величества вполне понятны. Но вы должны учесть, что когда дон Фелипе приехал из Гаскони в Кантабрию, дон Фернандо во главе своей армии находился в Андалусии. Господин граф лишь недавно женился и, конечно, не мог поехать с молодой женой, даже слишком молодой, царство ей небесное...
— Этого никто не требовал, дон Антонио, — заметил дон Альфонсо. — Однако с марта прошлого года длится перемирие, так что в распоряжении дона Фелипе было достаточно времени, чтобы наведаться в Толедо.
— С прошлого года, — задумчиво повторил падре. — Как раз в прошлом году, милостивый государь, все и пошло кувырком. Год назад... Да, да, скоро исполнится ровно год, как умерла донья Луиза, и с тех пор дон Фелипе никак не придет в себя.
— Вот как? — осторожно произнес дон Альфонсо. — А при дворе говорят совсем другое. Утверждают... я, конечно, прошу прощения, но при дворе говорят, что потеря жены не очень огорчила господина графа. И хотя госпожа графиня была не слишком знатного рода, и этот брак никто не одобрял, все же образ жизни, который начал вести дон Фелипе вскоре после ее смерти... э-э, вызывает недоумение, а кое-кого даже шокирует.
Преподобный отец снова вздохнул:
— Еще бы! Я с самого начала опасался, что многие, в том числе и король дон Фернандо, чья щепетильность в этих вопросах общеизвестна, превратно истолкуют поведение дона Фелипе. Вижу, мои опасения были не напрасны.
Горечь, прозвучавшая в голосе падре, тронула дона Альфонсо. Он вовсе не был толстокожим и черствым человеком; к тому же он ни в коей мере не разделял ханжеских воззрений своего отца, короля Фернандо IV, прозванного современниками Святошей.
— Боюсь, вы преувеличиваете, дон Антонио, — с удвоенной осторожностью заметил он. — Его величество далек от того, чтобы считать дона Фелипе порочным и распущенным юношей. Он более склонен полагать, что его безответственное поведение проистекает из легкомыслия, которое в той или иной мере присуще всем молодым людям.
Падре угрюмо покачал головой:
— Увы, не от легкомыслия это, но скорее от отчаяния. Когда умерла донья Луиза, дону Фелипе еще не исполнилось пятнадцати лет, он был сущим ребенком... да и сейчас он еще мальчишка — и на него свалилось такое горе, которое способно сломить и взрослого человека... Гм. По сути дела, так ведь и случилось с его отцом. И вот ирония судьбы: мать дона Фелипе умерла при его родах, а его жена — при родах его ребенка. В этом я усматриваю нечто большее, чем простое совпадение. Дон Фелипе тоже так считает, он убежден, что на него и его бедную жену с их не родившимся ребенком обрушилась кара Божья за грехи отца. А тут еще родители доньи Луизы... Я, конечно, понимаю их горе — они потеряли дочь. Но даже в горе не следует забывать о сострадании. Негоже причинять боль другим только потому, что самому больно. Господин герцог всю жизнь смотрел на дона Фелипе, как на убийцу своей жены, а отец доньи Луизы напрямую обвинил его в смерти дочери. К счастью, у дона Фелипе хватило мужества не возненавидеть в ответ весь мир. — Падре печально взглянул на гостя. — Знаете, дон Альфонсо, хоть я ни в коей мере не одобряю поведение дона Фелипе, постоянно пытаюсь образумить его, убеждаю, что пора уж остепениться, но... Да простит меня Бог, но я предпочитаю, чтобы он и дальше предавался греху распутства, чем пошел по стопам своего отца.
