Олег Измеров - Дети Империи
Глава 3
В родном чужом городе
Толстые доски настила пешеходного мостика слегка прогибались при ходьбе, и Виктор вдруг ощутил отголосок давнего детского страха – когда-то, еще ребенком, он опасался этой высоты, этих прогибающихся досок со щелями между ними, да еще, подтверждая эти страхи, некоторые доски трескались, и от них отлетали куски, а от перил отваливались плохо приваренные прутья до тех пор, пока на настил вместо досок не уложили бетонные плиты и не залили сверху асфальтом. Удивительно, но это неприятное чувство внушило ему некоторую надежду, что, идя по мосту, он опять вернется в тот обжитый, давно покинутый мир, полный безмятежности, надежд и ложных беспокойств и в целом весьма уютный. Даже гудки паровоза, казалось, чем-то его подбадривали. Он узнал – или ему показалось, что узнал, – деревянный забор, отгораживающий пути, заснеженные деревья парка, двухэтажный довоенный дом, возле которого еще не вырос серый параллелепипед общежития БМЗ, а вместо этого росли деревья, скрывавшие маленькую голубую деревянную церковь Петра и Павла, – верно, она еще не была снесена!
Слева Виктор узнал знакомое длинное здание хлебозавода и ближе – одноэтажный домик с большой надписью «Автостанция». Несколько автобусов, которые стояли на расчищенной площади, тоже на первый взгляд были знакомы, во всяком случае, похожи своими округлыми обводами и желто-красной раскраской. Отличие было в том, что из «колокольчика», который висел на черном деревянном столбе, видимо, для объявления рейсов, лилась музыка. Осторожно спускаясь по заметенным за ночь ступеням и смотря себе под ноги, Виктор вслушивался в звуки этого немного неожиданного здесь и даже кажущегося бессмысленным сервиса. Вдруг его что-то словно толкнуло: мелодия была одновременно слишком знакомой, но необычной. Да, он вспомнил эту мелодию: это был шлягер «I wanna be loved by you» из комедии «В джазе только девушки», ключевой номер Мэрилин Монро; но здесь исполнение было в несколько медленном темпе, и певица другая, с каким-то необычным, словно мяукающим голосом, хотя и пела тоже по-английски. Это сочетание вечного хита, ассоциаций с секс-бомбой Мэрилин, детской отечественной послевоенной реальности и взрослого осознания того, что через пять минут здесь может упасть ядерная ракета, создавало впечатление какого-то сюра.
Виктор пересек площадь автостанции, ожидая найти за углом рынок; тем временем песня закончилась, и диктор начал рассказывать новости спорта – оказывается, это была трансляция по радио. Мимо него по Ульянова проехали сани, запряженные серой в яблоках лошадью; правил ими весьма живописный мужчина с бородой. Колхозник, наверное… Впрочем, а эта улица действительно здесь Ульянова? Виктор помнил, что на автостанции, пока ее не снесли, сохранилась табличка со старым названием. Удивительно, но она и здесь оказалась на том же месте. Так и есть: «Улица Ленина».
Рынок оказался на старом месте, и даже два павильона его к этому году были достроены и покрашены в песочно-желтый цвет; но только были они более спартанского вида, без лепнины, торцевые стены их поверху были сложены не по дуге, а треугольником, что делало их похожими на фабричные корпуса; за ними проглядывался силуэт водокачки, которая здесь еще не была снесена. Но больше всего Виктора удивило то, что вместо троллейбусной линии, которой в пятьдесят восьмом еще здесь быть не полагалось, на белом снегу перед рынком чернели геометрически ровные кривые трамвайных рельсов!
Впрочем, он знал, что вначале в Брянске собирались строить трамвай и отказались от этого во многом из-за пристрастий Никиты Сергеевича к троллейбусу. Раз в этом варианте наверху другое руководство, значит, трамвай и построили, заключил Виктор. Вполне логично. Вон, даже двухпутку сразу сделали на выделенной линии.
Трамвайный сюрприз как-то сразу поднял Виктору настроение. Рельсовый общественный транспорт всегда казался ему более основательным и солидным: автобус – он в любой деревне есть, а вот метро или трамвай говорят о том, что город большой или хотя бы с давней историей. «Интересно бы посмотреть, что тут у них по этим рельсам ходит», – мелькнуло в голове.
Средство передвижения не заставило себя долго ждать. Из глубины улицы 3-го Интернационала послышался звонок, и мимо Виктора, скрежеща колесами в кривой, проплыли в сторону Стальзавода два вагончика – моторный и прицепной. Они были короткими, двухосными и чем-то напомнили Виктору те, что он когда-то видел в Евпатории. Маршрут оказался «тройкой», спереди у вагончиков висели большие буквы «УВЗ» (Уральский вагонзавод, что ли, подумал он), а на боках, над окнами, по-дореволюционному висели два рекламных транспаранта. Надпись на транспаранте на моторном вагоне категорически гласила: «Бога нет», – а на прицепном столь же категорически: «Покупайте сервелат».
«Да, если у них тут социализм, то не совсем такой, как наш…»
Виктор машинально двинулся в сторону, где раньше у рынка была остановка троллейбуса. Тротуар возле станционного забора был полностью занесен; стоянки такси тоже не было видно – то ли в этой реальности такси не существовало, то ли стоянка была на автостанции. Пришлось идти по краю проезжей части; но не успел Виктор проследовать и двух метров, как сзади послышался гудок. Мимо проехал грузовичок-фургон защитного цвета, похожий на послевоенный «Опель-Блитц», но с кабиной от «газона» и вертикальной решеткой радиатора. Сбоку на фургоне было крупными белыми буквами выведено «Хлеб». Грузовичок повернул к воротам хлебозавода и опять трубно засигналил.
До Виктора вдруг дошло, что он идет не туда: остановка трамвая была напротив входа в рынок, там, где сейчас (или теперь уже «тогда»?) останавливалась «десятка». Да и в карманах у него не было ни копейки здешних денег. Знать бы, как они вообще выглядят…
Четкого плана действий у него пока не появилось, он вернулся, перешел Ульянова-Ленина на другую сторону и двинулся по 3-го Интернационала к центру Бежицы, чтобы осмотреться и в надежде, что это подскажет какую-то идею. Несмотря на отсутствие денег, документов и надвигающуюся проблему с питанием, его глодало любопытство: как же это тут будет выглядеть?
С деревьев за церковной оградой комками осыпался налетевший снег. Радиорупор на автостанции закончил спортивные новости и замурлыкал беспечный фокстротик нэповских времен: «Не пробуждай ото сна, этого дивного сна…» По узкой тропинке, протоптанной средь сугробов, зашагалось свободно и легко.
Внезапно до слуха Виктора откуда-то со стороны Молодежной донесся приглушенный дальним расстоянием пистолетный выстрел; через непродолжительное время послышались еще два; он остановился в надежде уловить еще что-нибудь, но уже больше ничто не нарушало утреннего благолепия, и все так же мурлыкал все тот же фокстротик громкоговоритель.
Не так уж и спокоен был этот мир, каким казался.
Глава 4
Инфильтрация
Путь до улицы Куйбышева показался Виктору длинным до бесконечности.
Левая сторона улицы практически не изменилась, если не считать церкви. Разве что деревья меньше стали.
По правой, за длинным трехэтажным кирпичным зданием, что стояло у рынка, появилось четырехэтажное, из крупных блоков – во весь квартал и с арками во двор, – на месте силикатного послевоенного, но с похожими выступами эркеров, заменявших балконы. Фасад его был оштукатурен и выкрашен все в тот же песочный цвет, а весь нижний этаж, отделанный под коричневый руст, занимали магазины – «Культтовары», «Галантерея-парфюмерия», «Обувь» и «Канцтовары». Напротив, в знакомом довоенном доме на углу Комсомольской и 3-го Интернационала разместилась булочная и «Овощи-фрукты», а парикмахерская съехала в двухэтажный особнячок, где во время детства Виктора была «Обувь». Все эти заведения были закрыты – даже продуктовые начинали работу не раньше семи, а по часам Виктора была еще половина седьмого. Все теми же остались почта – на ней еще виднелись выложенные брусковым шрифтом надписи «Почта, радио, телеграф, телефон» – и дом напротив, в котором, к радости Виктора, вновь оказался знакомый «Кондитерский». Было ли это чистой случайностью или кондитерский тут был задуман, оставалось загадкой.
По той стороне улицы, по которой шел Виктор, народу не появлялось, он заметил лишь несколько прохожих на противоположной, не успев их как следует рассмотреть. Фонари здесь горели на мачтах из стальных уголков, по две лампочки в стеклянных плафонах под тарелками-отражателями, так что освещение улицы особо ярким не было. В домах уже светились окна, – шторами и тюлевыми занавесками здесь особо не увлекались, и он разглядел в большинстве из них одинаковые простенькие конические абажуры из белого стекла, три или четыре красных шелковых абажура с кистями, одну рожковую люстру «с шишками» и пару модерновых, в виде плоского блина под потолком. Об уровне жизни населения это мало что говорило. Вот мебель, которую удавалось заметить в окнах, больше напомнила Виктору шестидесятые – угловатая, из плоских щитов.
