Цви Прейгерзон - Неоконченная повесть
Как это и принято в таких случаях, к главному делу долго не приступали; шла обстоятельная беседа о том, о сем, но тем временем в соседней комнате девушка уже признавалась матери в своих чувствах к молодому солдату. Сватовство Йоэля решилось моментально – да и стоило ли много говорить об этом! Ведь Горовец так понравился Рахмилевичам еще в дни Песаха. Не откладывая дела в долгий ящик, бросили об пол тарелки, подняли по стопке водки, благословили будущую пару традиционным «Мазал тов»[23] – вот и свершилась она, счастливая помолвка. А потом – чего тянуть-то? – набежали радостные портнихи: кому же не нравится шить на невесту и жениха? И вот уже стрекочет, не останавливаясь, швейная машинка «Зингер», лежат повсюду, куда ни ступишь, обрывки белой парчи, прозрачной кисеи, черного сукна. Мазал тов!
В день свадьбы пожаловали Моше-меламед с женой. Подарки новобрачным от родителей жениха были, конечно, скромными, но можно ли требовать большего от бедного учителя еврейских детей? «Главное, чтобы парень стал хорошим мужем. А меламедом… – меламедом он может и не быть, как-нибудь обойдемся, – думал Рахмилевич. – Была бы моя Фейгеле, дай ей Бог здоровья, счастлива. Дай Бог, чтобы прожили они в любви и согласии много-много лет!»
Молодой паре отвели две комнаты в двухэтажном доме Рахмилевичей. Это был счастливый брак по любви: Йоэль души не чаял в своей молодой жене, а Фейга знала, что не напрасно ждала и дождалась-таки своего желанного принца.
Глава 2
Вскоре Фейга почувствовала, что станет матерью. Пролетели месяцы беременности – и вот, наконец-то, мазал тов! У Йоэля Горовца родился старший сын, а у Исайи Рахмилевича появился первый внук. Весу в нем было десять фунтов[24] с лишком, почти одиннадцать. Через восемь дней, как и положено, мальчику сделали обрезание и дали имя – Шоэль сын Йоэля, а по-простому, по-ласковому – Шеилка. Произошло это в 1900 году.
Городок, где они жили, был не таким уж и маленьким. На берегу реки, огибавшей лес, стояла крепость с массивными железными воротами. Там квартировали офицеры и военнослужащие из размещенных поблизости армейских частей. Евреи в городке не роскошествовали, но и не нищенствовали: Господь не оставлял их своими милостями, и каждый крутился как мог, занимаясь своими делами, незаметно старея, и так же незаметно уходя из жизни, когда приходил тому срок.
Исайя Рахмилевич сдавал комнаты постояльцам, и это приносило семье кое-какой доход. Вдобавок, на первом этаже дома размещался магазин, который тоже, слава Богу, работал не совсем в убыток. Туда-то Исайя и определил своего молодого зятя. Довольно быстро стало ясно, что Рахмилевич не ошибся: Йоэль сразу проявил недюжинные способности, так что семейный магазин попал в надежные руки.
А новый век все набирал и набирал скорость. Год за годом взлетал над городком, расправлял крылья и исчезал безвозвратно. Еще вчера, казалось, радовались новорожденному, смотрели, как он прибавляет в весе, как глядит на мир удивленными темными глазками, как энергично сосет материнскую грудь, как улыбается и надрывает глотку, и вот – оглянуться не успели, а уже пошли первые зубки. Родители пели своему первенцу те же печальные колыбельные песни, которые издавна певали детям в еврейских местечках.
Прошло еще немного времени, и Фейга родила девочку, очень похожую на мать, но с глазами Йоэля – такими же темными и выразительными. Назвали ее Мирьям.
А жизнь текла по-прежнему. Реб Исайа Рахмилевич тихо старел, почитывая талмудический сборник «Эйн-Яков»[25], газету «Ха-Цфира»[26] и журнал «Ха-Шилоах»[27], которые получал по подписке. Квартиранты исправно платили за проживание, так что с деньгами особых забот как будто не было. Неплохо шли и дела в магазине. Йоэль налаживал новые торговые связи, заключал успешные сделки, и даже киевские оптовые торговцы с удовольствием вели с ним дела.
Однако через пару лет спокойствие ушло, начались беспорядки и погромы. Увы, новый век стал для евреев временем жутких потрясений и жертв. Все его войны и революции плавали в потоках еврейской крови. Так начиналось двадцатое столетие, так оно продолжилось, и наш городок сполна испил эту страшную чашу.
Семейство Рахмилевич-Горовец чудом выжило во время первых погромов. Но с магазином пришлось расстаться: злобная погромная толпа все дочиста разграбила и разорила. Йоэль одним махом потерял все свое имущество; пропали товары, взятые в кредит у поставщиков, вместо процветающего магазина остались одни долги. Пришло банкротство, а с ним – тяжелые, голодные дни для семьи Горовцев. Пострадал и Исайя Рахмилевич, но, к счастью, у него оставался дом и некоторые сбережения в банке на имя жены и дочерей. Жильцы по-прежнему платили за квартиру. Конечно, Исайя продолжал помогать Фейге и Йоэлю, но при этом не имел права забывать и о двух других своих дочерях – двойняшках Ципоре и Хане. Их тоже нужно было выдавать замуж, готовить им приданое, поддерживать в будущем.
Разоренным же Горовцам предстояло все начинать заново. Прежде всего, пришлось расстаться с прислугой. Отныне все заботы по дому и воспитанию детей легли на плечи Фейги. Молодая женщина трудилась изо всех сил, и, как показали эти тяжелые дни, сил у нее было не так уж и мало. Йоэль тоже не сидел сложа руки. Правда, магазин перешел к мужу Ципоры, Якову Урбаху. Но в свой первый год после свадьбы тот старался отмахнуться от скучных дел, так что торговлей по-прежнему занимался преимущественно Йоэль Горовец.
Постепенно разоренное предприятие пошло на поправку, что, конечно же, являлось исключительно заслугой Йоэля. И уж кто-кто, а Фейга этому не удивлялась. Она-то лучше других знала, что на мужа можно положиться во всем. Йоэль был не только любимым мужчиной и любящим отцом, но и надежнейшим другом. Вскоре в магазине снова воцарился порядок, полки заполнились новыми товарами.
Поначалу Йоэль работал один, а Фейга помогала ему, как могла. Но вскоре пришлось взять продавца, а затем и еще одного – ведь скоропортящиеся товары не могут залеживаться на полке. Торговля – непростое дело: нужно хорошо чувствовать покупателя, угадывать его желания, знать привычки, предвидеть спрос. Словом, работы у Йоэля было невпроворот. Зато магазин себя окупал, и вскоре в доме вновь появилась служанка.
И все же прежние хорошие времена ушли безвозвратно. Наличности у покупателей становилось все меньше, люди вынуждены были брать товары в кредит. Поэтому требовалось не только вести бухгалтерию, но и руководствоваться здравым смыслом. А здравый смысл напоминал, что торговля заключается не только в том, чтобы аккуратно составлять списки клиентов и их долгов. Продавец обязан хорошо представлять себе возможности каждого покупателя: можно ли давать ему в долг?.. не грозит ли ему банкротство?., не душат ли его долги?..
К сожалению, Яков Урбах, который вернулся, наконец, к делам после растянувшегося почти на год медового месяца со своей молодой женой Ципорой, оказался ненадежным компаньоном. У него не только отсутствовал необходимый опыт, но и по характеру своему Яков оказался человеком несерьезным, что тут же выявилось в его поведении с должниками. Все его деньги были вложены в магазин, но он не умел распорядиться этим вложением. Яков полагал, что Йоэль поступает неосмотрительно, выдавая товары в кредит. Между мужчинами начались трения.
«Доброжелательные» советы со стороны многочисленных родственников Урбаха также не способствовали дружеским и компаньонским отношениям. Дела в магазине пошли значительно хуже, трения переросли в неприятные склоки, и, в конце концов, раздор охватил всю большую семью. Единственной опорой, якорем, скрепой, удерживающей семью от распада, стала в этот момент Фейга. Полная сил и энергии, обладающая недюжинной практической сметкой и умением ладить с людьми, она нередко помогала Йоэлю в переговорах с покупателями, а когда он уезжал за товарами, брала на себя весь магазин. Что и говорить, Горовцу было на кого опереться.
Тем временем реб Исайя Рахмилевич полностью отдалился от торговых дел. Доходов от квартплаты с избытком хватало на жизнь, все дочери успешно вышли замуж, на счету в банке все еще оставалось несколько тысяч, так что теперь старик мог позволить себе вздохнуть свободно. И Рахмилевич решил целиком посвятить себя тому, что давно уже его интересовало – общественной деятельности.
В те времена на огромном российском пространстве действовало много разных сионистских организаций. Работало сионистское общество и в нашем городке, и Рахмилевич был одним из главных его активистов. Собирались членские взносы, проводились собрания, работала библиотека с художественными и национальными по содержанию книгами на иврите и на идише. В городке то и дело выступали со своими лекциями приезжие сионистские деятели. Ведь большинство евреев хотели бы оказаться в стране, где нет дискриминации, где есть возможность заработать на нормальную жизнь. Одни эмигрировали в Америку, другие уезжали в Палестину, чтобы создавать там новые поселения. Рахмилевич все это принимал близко к сердцу, радовался успехам и огорчался неудачам. Хотя в последнее время его больше всего огорчали ссоры между зятьями.
