Александр Антонов - Распущенные знамёна
Тот, тщательно скрывая раздражение, которое вызывало у него поведение «дорогого» гостя, скороговоркой выпалил необходимые, по его мнению, пояснения, и хотел откланяться, как за стеной раздался взрыв хохота.
Артур подошёл к боковому оконцу и выглянул наружу. На лужайке, аккурат между его и соседним домиком, был вкопан в землю деревянный стол. Сейчас возле него хлопотали какие-то мужчины и женщина. «Они, как и вы, прибыли сегодня, — прозвучал за спиной голос Павла Ивановича, — и теперь приглашают всех на дружеский ужин. Не желаете присоединиться?» Артур перестал смотреть в окно, повернулся лицом к Павлу Ивановичу и отрицательно помотал головой. Тот явно обрадовался такому решению, поспешно попрощался и покинул домик, а Артур принялся распаковывать сумку.
Стоя у окошка, Артур с завистью подглядывал за чужим весельем. Он уже успел пожалеть о том, что отверг щедрое предложение Павла Ивановича и остался на весь вечер в тоскливом одиночестве. Злиться на себя Артур считал совершенно недопустимым, потому плевал раздражением в сидящих за весёлым столом. Индивидуальное тьфу на Павла Ивановича за то, что не проявил должной настойчивости, приглашая на праздник. Коллективное тьфу на всех остальных мужчин за то, что ни черта не понимают в настоящем веселье (Этим пролетариям лишь бы нажраться). «А бабёнка у них ничего… Ей бы, дуре, не с этим быдлом якшаться, а поработать в моей постели грелкой, а то в этой неотапливаемой хибаре и под двумя одеялами, похоже, хрен согреешься. А коли не понимает она счастья своего, то и на неё тоже тьфу!»
Когда за столом затянули первую песню, Артур поспешно отошёл от окна, быстро заткнул уши таблетками наушников и включил плеер. Так промаялся, наверное, с час, пока веселье за окном не пошло на убыль. Артур выключил плеер и вернулся к окну. На лужайке три мужика выстроились в тусклом свете висевшего на стене дома фонаря, а баба целилась в них из «мыльницы». Вспышка была такой яркой, что Артур невольно прикрыл глаза. И тут в его ушах отчётливо прозвучал дальний колокол.
С этого момента и начались приключаться с Артуром разные странности. Как сглазил его кто. Может, та бабёнка с мыльницей? Хотя, как? Она ведь даже на него и не посмотрела ни разу, да и вообще вряд ли подозревала о его существовании (Базу отдыха Артур покинул рано утром, когда все участники вчерашнего сабантуя ещё спали).
Сначала начались непонятки на работе. Ничего серьёзного, так по мелочам. Но за месяц мелочей набралось столько, сколько не было за весь предыдущий год. А под самый Новый год его чуть не сбил поезд…
Артуру часто приходилось бывать по работе на станции Чик. Вот и теперь он уверенно шёл через пути. Заметив приближающийся поезд, встал рядом с колеёй возле столба. Электровоз пронёсся мимо, зачем-то отчаянно гудя. Артур только помянул недобрым словом идиота-машиниста, как в спину ударила воздушная волна. Это по соседнему пути, и тоже с большой скоростью, только во встречном направлении, мимо него понеслись вагоны другого состава. Если бы не столб… Артур вцепился в него мёртвой хваткой, обняв так, как не обнимал ни одну женщину. А бушующий вокруг вихрь норовил оторвать Артура от столба и бросить под колеса одного из составов под звук невесть откуда звучащего колокола.
Ближе к весне нелады на работе приняли хронический характер. Артур понимал, что терпение начальства на исходе, и всерьёз начал присматривать другую работу, как совершенно неожиданно угодил в больницу…
Это была не его драка. Он просто проходил мимо. Но кто-то посчитал иначе. Бок Артура обожгло огнём, и он с криком рухнул на грязный подтаявший снег, а в ушах издевательски звучал теперь совсем уже недальний колокол.
Лёжа на больничной койке, он узнал, что его рёбра соприкоснулись с металлическим прутом с самыми роковыми для них последствиями: пять оказались сломанными. Таким образом, в больнице Артур застрял надолго, зато его не уволили с работы – пока.
Выздоравливал Артур долго, а когда поправился, то узнал, что на его место уже приняли другого человека, временно, разумеется. Потом был разговор в кабинете начальника, где Артуру был предложен выбор: либо он покидает фирму по состоянию здоровья и получает в качестве прощального подарка некую денежную компенсацию, либо его переводят на менее престижную и, соответственно, менее оплачиваемую работу. Из двух зол Артур выбрал самое денежное и вскоре оказался на вольных хлебах. Поскольку цепкие лапы голода за горло его пока не держали, вопрос о трудоустройстве Артур решил отложить до осени, а пока отправился поправлять здоровье в славный город Анапа.
* * *Тимоха с ужасом смотрел, как несостоявшийся утопленник сначала долго глядел на город наполняющимися безумием глазами, потом опустился на песок, обхватил голову руками и завыл.
А Артуру было тошно. Отчего, он уже и забыл, тошно – и всё! Он выл, тяжко, монотонно, на минуту замолкал и вновь начинал выть. Рядом суетились какие-то люди, звучали какие-то голоса. «Мы его на песке нашли, возле воды» …«Господи, да что же это с человеком делается!» …«Господа!..» – «Кончились господа!» – «Ну хорошо, товарищи, пропустите санитаров!» …
Глава вторая
Порассуждать в мыслях о том, что новое назначение может сделать человека добрее, меня заставило то, что в отличие от бывшего командующего Юго-Западным фронтом генерала от кавалерии Брусилова, который в канун операции «Цюрих-транзит» продержал меня в «предбаннике» около часа, Верховный главнокомандующий Алексей Алексеевич Брусилов принял меня сразу после доклада адъютанта о моём прибытии. Скажу больше: генерал встретил меня улыбкой и даже сделал шаг навстречу. Пожимая руку, произнёс:
— Рад видеть вас, голубчик, во здравии! Доклад о вашей якобы гибели меня, признаться, огорчил. Хорошо, что всё, в конце концов, разрешилось столь благополучно!
После недолгого обмена любезностями главнокомандующий поинтересовался, каким ветром занесло меня в Ставку на этот раз? Узнав, что я прибыл во главе Особого отряда Красной Гвардии, сразу же поинтересовался, какова численность подразделения?
— Один бронепоезд с экипажем и до двух батальонов десанта, — коротко по-военному отрапортовал я.
Брусилова мой ответ рассмешил.
— Простите, голубчик, — сквозь смех сказал генерал, — просто я подумал, что вы воевать приехали, а вы, оказывается, решили всего лишь прогуляться в сторону фронта.
Стараясь не подавать вида, что слова главкома меня задели, я ответил как можно более спокойным тоном:
— Душевно рад, Алексей Алексеевич, что сумел вас развеселить, однако смею напомнить, что прошлая моя «прогулка в сторону фронта» была, если мне не изменяет память, весьма успешной!
Брусилов тут же проглотил остатки смеха.
— В этом вы совершенно правы, Глеб Васильевич. — Ого! С каких, интересно, пор ему известно моё имя-отчество? — Уверяю, что мой смех не имел цели как-то уязвить вас. Просто численность войск, которые, как мне докладывали, имеются в вашем распоряжении, и численность вашего отряда уж больно несопоставимы.
Так, так… Всё-то он обо мне знает. Не иначе Савинков постарался. Он ведь где-то тут с начала наступления. Ладно, учтём… Улыбаюсь вежливо и чуть успокаивающе.
— Да я совсем и не в обиде. Что до войск… Если вам доложили правильно, то доложили и о том, что должность моя в Красной Гвардии – начальник штаба. Я лишь намечаю маршруты передвижения, а двигать по ним войска или нет, решает мой непосредственный начальник…
— Ладно, ладно, — прервал мою линию защиты Брусилов. — В конце концов, не так важно: всю Красную Гвардию вы привели, или только два батальона. Мы и без вашей помощи наступаем, и, знаете, весьма успешно. Для вас же у меня есть более приятное сообщение.
Брусилов звонком вызвал адъютанта.
— У вас всё готово?
— Так точно, ваше высокопревосходительство!
О как! Пришлось сделать вид, что я не заметил оговорки адъютанта.
— Тогда будем начинать! — приказал Брусилов.
Адъютант открыл дверь и в комнату вошли два знакомых мне офицера: полковник Зверев и капитан Круглов, которые участвовали вместе со мной в операции по освобождению высокопоставленных русских офицеров из австрийского плена. В присутствии главнокомандующего мы приветствовали друг друга весьма сдержанно, хотя мне искренне хотелось каждого обнять.
— Господа офицеры! — голос адъютанта заставил нас выстроиться в линию и принять строевую стойку. При этом я отметил очередное нарушение нового устава. Впрочем, фиг с ним, главное, не при солдатах!
Брусилов кивнул адъютанту и тот зачитал приказ о награждении Абрамова Глеба Васильевича орденом Святого Георгия 4-й степени посмертно. Потом добавил, что в связи со вновь открывшимися обстоятельствами приписка «посмертно» из приказа изымается. Брусилов встал напротив меня, взял с подноса, который держал в руках адъютант, орден и прикрепил его мне на гимнастёрку.
