Глеб Дойников - Возвращение «Варяга»
- Знаете, а об этом я как–то не подумал… — задумчиво произнес пришелец, и въевшимся за годы жестом попытался пригладить отсутствующую у Лейкова бородку.
- А зачем вообще сюда полез, если не подумал? Вадик то хоть про Николашку кое–что полезное заучил. А в тебе какой прок? Ты кто ТАМ был, пока не начал людям подлянки межвременные кидать?
- Кандидат технических наук, радиотехника… А там уже никак мне оставаться не получалось, пока мы снова зацепили настройкой хоть кого–то, горючего для генераторов уже почти не осталось. И так бочку со спиртом, и весь коньяк из погреба в солярку слили, чтобы перенос обеспечить. Хорошо хоть у клиента нашего запасы на даче на все случаи жизни, там третью мировую войну можно пересидеть…
- Хороший–то хоть коньяк был, господин кандидат в доктора? — первый раз за время беседы хмыкнул Руднев, не опуская, однако, пистолета.
- Курвуазье, Мартель, даже пару бутылок Шустовского попалось, но его мы более традиционно употребили…
- А чего вы все именно на «Варяг» лезете? Тут что, медом намазано? Нет чтобы в Николая Второго переместиться, или хоть великого князя какого, вы выбираете механика «Варяга»… Вы идиот, или как?
- Понимаете, тут весьма интересный казус вышел, — внезапно встрепенулся и оживился Фридлендер, совершено забыв о направленном на него стволе, — Каким–то образом все личности в данном временном потоке, находящиеся от вас на расстоянии более 200 метров, для переноса недоступны. Я предполагаю, это обуславливается тем фактом, что фактически эта версия реальности связана с нашей только вами. Вы — исходник этого мира, и сам мир по отношению к нашему стабилен только в приближенном к вам периметре. На это накладывается тот факт, что личность, в которую перемещается донор, должна спать. А единственное место где мы точно знаем, что вы иногда спите — это «Варяг». А все попытки зацепить Николая ни к чему не привели.
- Значит, все–таки пытались себя на царство продвинуть, — задумчиво промурлыкал Руднев, — тогда я, как честный офицер русского императорского флота, вас обязан повесить, еще и за покушение на царствующую особу.
- А по другому никак нельзя? — снова потускнел перемещенец.
- Ну, есть еще пара вариантов, — наслаждался долгожданным реваншем Руднев, — можно, по блату и расстрелять, конечно. А можно вспомнить славные пиратские времена, и отправить вас в путешествие по доске. Ну и как самый скучный вариант — вы мне через пару дней предоставите список тех «добрых дел», которые вы сможете тут, в 1904 году, сделать. Добрых не только и не столько для меня, а скорее для России, в преддверии первой мировой и вытекающей из нее смуты. Только делать это придется без транзисторов, резисторов и даже радиоламп, господин кандидат в радиотехнические доктора. Тогда мы и закончим этот, безусловно, интересный разговор. А теперь избавьте меня от своего присутствия, пока я не передумал и не решил проблему экспресс–методом.
При последних словах Руднев выразительно покачал слева направо стволом браунинга.
- Дым на горизонте!! Зюйд–зюйд–вест! — прервал размышления Руднева крик сигнальщика. С удивлением он обнаружил себя на левом крыле мостика крейсера, в окружении полудюжины свежих окурков.
- Дым на норд–осте!
Почти одновременно раздался крик сигнальщика на миноносце «Беспощадный». Его командир, капитан второго ранга Федор Воинович Римский–Корсаков, до этого флегматично куривший сигарету за сигаретой, поминутно посматривая в бинокль на догоняющие его три дестроера противника, мгновенно оказался на носу миноносца. Вскинув к глазам бинокль, он несколько секунд вглядывался в облачко дыма, и потом побежал в машину.
- Николай Семенович, как у нас с углем?
- Тонн восемь, а то и меньше. Два часа такого хода, и мы сидячие утки, Федор Воинович. Не мне, машинному прапорщику, вам давать советы по морской тактике, но по моему пришла пора переодеваться в чистое[3]. Ну и пока уголь, пар и ход еще есть — развернуться навстречу японцам и попытаться использовать ту последнюю мину, что у нас в первом аппарате осталась.
- Это по идущему то полным ходом миноносцу ее использовать? Побойтесь бога, можно просто в море выпустить, шансы те же. Там на горизонте дым, вроде корабль одиночный. Тут, в Цусимском проливе, кроме японцев больше делать никому нечего. Если повезет и это транспорт, то в него и используем. А там — коль снова повезет, то может вообще японцы станут с него команду снимать и отстанут. Ну а нет — так хоть помрем с пользой. Вы уж следующие два часа, постарайтесь поддерживать ход без сюрпризов?
- Не извольте беспокоиться, товарищ командир, — проявилась на черном от угольной пыли лице меха белозубая улыбка, — ради еще одного транспорта не подведем.
- Все бы вам, Николай Семенович, балаганить. На пять лет меня старше, а туда же — «товарищ командир», — блеснул в ответ не менее белыми зубами капитан.
Отодвинув от штурвала рулевого, Римский–Корсаков сам положил лево на борт, и повел свой миноносец навстречу показавшемуся на горизонте дыму. При повороте преследующие «Беспощадного» японцы срезали угол и приблизились на 20 кабельтов. Теперь снаряды из носовых 75 мм пушек вполне долетали до русского миноносца, как и снаряды его кормовой пушки того же калибра до них. За время сближения с неизвестным кораблем, в «Беспощадный» попало 3 снаряда.
Когда спустя пол часа на левом борту миноносца справились с первым пожаром (просто выкинув за корму весело полыхающую шлюпку вместе с тоже занявшимся брезентовым чехлом. Больше на миноносце и гореть–то было нечему — остальное металл), сигнальщик опустил от глаз бинокль, и как–то враз постаревшим голосом вынес приговор кораблю и команде:
- Это не транспорт. Крейсер идет прямо на нас, больше ничего сказать не могу — его дым тоже на нас ветром несет. Даже трубы посчитать не выходит, створятся.
На анализ ситуации у командира миноносца ушло не более тридцати секунд. По истечении этого времени, он тихо выматерился и звучно (когда у тебя маленький, метров в 60 длиной кораблик, большая часть команды которого находится на верхней палубе, громкий командный голос вырабатывается быстро) на весь корабль заорал.
- Слушайте все. Шансов у нас теперь точно нет. Сзади три миноносца, впереди крейсер. Мы, конечно, можем попытаться отвернуть от крейсера. Но тогда на циркуляции те три макаки, что висят у нас на хвосте, подойдут к нам на пистолетный выстрел, а две пушки против шести — это бесполезно. Да и угля до берега на полном ходу нам все одно не хватит, даже проскочи мы миноносцев, на берег нам не выброситься. Можно, конечно, просто затопить наш корабль, без боя, — при этих словах над палубой пронесся недовольный гул пары десятков голосов, и как будто заручившись поддержкой команды, Римский–Корсаков еще более возвысил голос, — но я хочу попытаться подорвать этот крейсер последней миной, что осталась у нас в аппарате номер один! Шансов на это у нас тоже, один из тысячи… И скорее всего японцы нас утопят еще на сближении. Но так наш «Беспощадный» погибнет не пытаясь сбежать от врага, а атакуя его, как и положено боевому кораблю Русского Флота! Не все же нам транспортники топить, давайте и крейсер попробуем!
Громогласное мрачное, но преисполненное решимости «Ура!» пронеслось над палубой миноносца. Расчет носового 75 миллиметрового орудия, до этого до упора развернутого на правый борт в попытке при повороте достать подходящие с кормы миноносцы, мгновенно развернул его на нос. Минеры бросились к торпедному (хотя в те далекие годы он и именовался минным, но тафталогия «минный аппарат на миноносце в который заряжена мина» уже достала Руднева и, с его легкой руки, слово торпеда уже входило в обиход) аппарату и стали спешно менять глубину установки хода мины. Если для атаки миноносцев они выставили наименее допустимую, то для крейсера 4 метра заглубления, гарантирующие более ровный ход, были более актуальны. Командир с мостика инструктировал наводчика носового орудия.
- Семен, первым не стреляй. Твой калибр крейсеру ничего серьезного не сделает, а так авось нас за своих примут и на лишние пару кабельтов подпустят. Но как сами японцы начнут нас обстреливать, тут уж не зевай. Стреляй чаще и точнее.
- Слушаюсь, товарищ командир, — отозвался Семен Зябкий. И неожиданно даже для самого себя добавил, — Спасибо, товарищ капитан второго ранга, мне очень нравилось служить под вашим командованием. Всего то мы с вами и проходили три месяца, но по сравнению с Лукиным — небо и земля. Простите, если что не так сказал, — внезапно засмущался молодой матрос нахлынувшим перед лицом надвигающейся смерти чувствам.
- Ну–ну, разговорился тут у меня! — добродушно проворчал старый боцман, хлопая матроса по плечу и разряжая повисшую в воздухе неловкую паузу, — Займись лучше пушкой, пока есть минутка.
С мостика ему благодарно кивнул командир, который и сам был изрядно смущен.
