Николай Какурин - Гражданская война. 1918-1921
Октябрьская революция одним из своих следствий в области внешней политики имела ряд перестановок во взаимоотношениях России с прочими государствами.
Самым существенным в этой перестановке было то, что Советская Россия вышла из империалистической войны с державами центрального блока (Германия, Австро-Венгрия, Турция, Болгария).
Германия, официально признав советскую власть и заключив с ней мир, в то же время, пользуясь состоянием чрезвычайной военной слабости, в которой находилась Советская Россия, оккупировала своими войсками Украину и Финляндию. Занятие Украины чрезвычайно расширило экономическую базу держав центрального блока, особенно Германии, и обеспечивало за ними выгодные стратегические фланговые позиции на случай возрождения под влиянием усилий Антанты нового противогерманского Восточного фронта. Германия, признавая советское правительство, оказывала поддержку контрреволюционным организациям и группировкам, например, на Дону, в Грузии и пр., что в сильной степени затрудняло [12] положение России. Австро-Венгрия в вопросах внешней политики самостоятельности не проявляла и покорно следовала за Германией. Султанская Турция, удовлетворенная уступкой ей Ардагана, Карса и Батума, не могла иметь непосредственных претензий к РСФСР. Изоляции Турции, кроме того, содействовала и сама Германия, оказывая в целях получения доступа к закавказскому сырью поддержку меньшевистскому правительству Грузии.
Здесь необходимо остановиться на том характерном сдвиге в отношении РСФСР, который наметился в политике императорской Германии накануне ее военного и политического краха. Под влиянием катастрофического положения военного фронта и вздымающейся волны революции внутри страны германское правительство ставило перед собой две ближайшие цели: заключение перемирия на Западе и борьбу с надвигающейся революцией. Переход к активно враждебной политике в отношении РСФСР, по мнению правящих кругов Германии, должен был явиться одним из способов борьбы с собственной революцией и одним из смягчающих условий в предстоящих мирных переговорах с Антантой. Этими соображениями можно объяснить разрыв дипломатических сношений с советским правительством, последовавший по почину Германии 5 ноября 1918 г. Революционный взрыв 9 ноября 1918 г. помешал германскому империализму выступить рука об руку с мировым империализмом в его борьбе против Советской России.
Низведенная условиями перемирия и Версальского мира 1919 г., продиктованными ей победившим в Первой мировой войне антантовским империализмом, до ранга державы с ничтожным удельным политическим и военным весом, Германия с осени 1918 г. перестает играть выдающуюся роль во внешнем окружении нашей республики. Поддержка ею контрреволюционных организаций в виде добровольческого корпуса фон дер Гольца преследовала ограниченную цель: при помощи этого корпуса Германия стремилась сохранить свое влияние в Прибалтике и обеспечить свои границы от надвигающейся на них волны большевизма. Однако уже летом 1919 г. Германия под влиянием своих реакционных кругов иногда не прочь была пойти рука об руку с Антантой в ее борьбе против России, но за это она требовала [13] пересмотра и смягчения Версальского мирного договора. Только резкое отклонение Антантой этих домогательств заставляет Германию снова изменить направление своей политики. Осенью 1919 г., когда Антанта объявляет блокаду Советской России, Германия отказывается от участия в ней, соглашаясь, однако, принять участие в иных формах и методах «борьбы против большевизма».
В 1920 г. Германия проводит линию полнейшего нейтралитета в Польско-советской войне, несмотря на стремление некоторых ее военных и реакционных кругов активно выступить против Советской России (это стремление являлось откликом на проект английского военного министра Черчилля втянуть Германию в поход на Москву за компенсацию в виде некоторого смягчения Версальского договора). Вне рамок нашей работы лежит характеристика дальнейшего пути, который привел Германию и РСФСР к восстановлению нормальных отношений, закрепленных договором в Рапалло 16 апреля 1922 г.
Несравненно более сложная и обширная роль в Гражданской войне принадлежит державам Антанты и тем государственным новообразованиям, которые возникли из обломков бывшей Российской империи и известны под названием лимитрофов (Финляндия, Польша, Эстония, Латвия и Литва).
Правительства Антанты отлично поняли международное значение Октябрьского переворота и его социалистический характер. Однако их руки были связаны борьбой с германским империализмом, и поэтому Антанта не могла сразу же стать на путь интервенции против первого рабочего государства. После того как ей удалось достигнуть решительной победы над державами центрального блока, главные ее представительницы в Европе в лице Англии и Франции открыто провозгласили своим лозунгом борьбу с советской властью до полного ее уничтожения. До разгрома Германии, т. е. до второй половины 1918 г., позиция стран Антанты в так называемом русском вопросе остается неопределенной, половинчатой и противоречивой.
12/25 ноября 1917 г. представитель английского правительства Роберт Сесиль официально заявляет в парламенте о непризнании его правительством советской власти, не исключая, однако, определенного круга деловых сношений с ней. [14]
Более резко и определенно высказывается Франция и ее дипломатическое и военное представительства, которые, не признавая советского правительства, пытаются непосредственно влиять на военное командование старой армии в лице генерала Духонина. Между тем пресса обеих этих стран, идя впереди своих правительств, продолжает усиленно обсуждать вопрос об интервенции, причем намечается даже и исполнитель этой интервенции в лице Японии. Что касается США, то они в начальный период существования советской власти стремятся остаться нейтральными в русском вопросе до дальнейшего выяснения обстановки. Позиция же прочих держав не успела еще достаточно выявиться.
С началом брестских переговоров о мире совпадают уже более резкие колебания в политике держав Антанты в отношении Советской республики. Англия, выжидая окончательного результата этих переговоров, стремится провести линию нейтралитета в отношении советского правительства. Зато изолированное выступление Японии, высадившей небольшой десант во Владивостоке 12 декабря (29 ноября) 1917 г., горячо приветствуется французской прессой. В то же время японское правительство категорически протестует против приписываемых ему планов интервенции в России. Линия американской политики в русском вопросе определяется из лицемерной и фальшивой речи американского президента Вильсона на заседании конгресса 8 января 1918 г., где он говорит о желании Америки оказать возможную помощь русскому народу в его стремлении достичь свободы и упорядоченного мира.
Франция в январе 1918 г. вступает на путь решительной помощи врагам советской власти. 9 января 1918 г. она предоставляет денежный заем враждебной советской власти Украинской раде и назначает главу своей военной миссии на Украине своим официальным представителем при Украинской раде. В то же время французское правительство не посылает своего представителя в Петроград и отказывает в паспортах французским социалистам, желавшим проехать в Советскую Россию.
На фоне этой общей политической обстановки один из членов Антанты — Румыния — спешит воспользоваться затруднениями советской власти и приступает в конце января 1918 г. [15] к захвату Бессарабии под предлогом обеспечения своих складов и коммуникационных линий. Советское правительство отвечает временным арестом румынского посла Диаманди и принятием мер к защите территории республики.
18 февраля Германия, прервав переговоры в Бресте, возобновляет наступление на Советскую Россию, поставив своей задачей, в первую очередь, овладение украинской территорией, а затем и Прибалтийским районом.
Факт расширения экономической базы Германии за счет территории Украины и продолжающиеся переговоры советской власти с германским правительством о заключении мира оживили интервенционистские стремления Антанты; в качестве аргумента было выдвинуто положение о необходимости создания противогерманского фронта на территории России независимо от участия в нем советского правительства.
Определеннее всего по этому вопросу высказался союзный главнокомандующий маршал Фош. В своем интервью, появившемся в американской печати 26 февраля, он открыто заявил, что «Америка и Япония должны встретить Германию в Сибири — они имеют возможность это сделать».
С этого момента вопрос о возможности создания противогерманского фронта в России с участием или без участия советского правительства явился тем главным вопросом, на котором сосредоточились все усилия союзной дипломатии до открытого их разрыва с советской властью. Действительно, уже 28 февраля американская пресса объявляла пока полуофициально о предложении Японии Америке и союзникам начать совместные военные действия в Сибири в целях спасения значительных военных запасов, сосредоточенных во Владивостоке. Это сообщение было подхвачено почти всей союзной прессой, поведшей усиленную агитацию за поддержку японской интервенции. Французские политические круги наряду с голосом французской печати усматривали в оккупации Японией Сибири «справедливое наказание для большевиков за аннулирование долгов и заключение сепаратного мира». Японский посол в Англии Чинда в то же время заявлял, что в этом случае Япония исходит из общесоюзнической, а не из строго японской точки зрения. Однако вскоре сделалось ясным, что Япония платой за свое выступление назначает полную свободу действий в Сибири. Эта свобода [16] действий на первых порах мыслилась в форме захвата всей Сибирской железной дороги под предлогом «защиты» ее от германских поползновений, Но выступление Японии не состоялось. Оно наткнулось на энергичное противодействие США в лице президента Вильсона.
