Вильгельм Шульц - «Подводный волк» Гитлера. Вода тверже стали
Как бы невзначай, потягивая пиво в офицерском буфете, ангел-хранитель Рёстлер сообщил, что на «губе» сидит оберфенрих Карлевитц — как раз вахтенный офицер. И если его куда с «губы» и выпустят, то передовая — а передовая для моряка, как известно, в море — самый подходящий для него вариант — мол, если надо, он похлопочет. Удивительный мужик, этот Рёстлер — просто волшебник. Ройтера к нему тянуло. Тем более он знал семью Демански и, судя по всему, знал не только главу семейства, но и Анну, и всех остальных, и Ади наверняка не раз на коленях у него сиживал…
* * *В маленьком домике во Фленсбурге, недалеко от собора, в гостиной висела фотокарточка моряка. Это была карточка очень плохого качества, изрядно потертая, но, тем не менее, дававшая представление о внешности того, кто на ней был изображен. Для того, кто знал юного Ади, было крайне удивительно опознать на фото его же тридцатилетнего. Скорей уж наоборот — логичнее было бы увидеть детское фото взрослого человека. Но это было именно так. А изображен был на фото не кто иной, как Георг Ройтер — отец Хельмута, стало быть, дед Ади. Его Хельмут не помнил, и помнить не мог, потому что он ушел в последнее плавание за месяц до его рождения. И так и не вернулся. Шла война. И в доброй половине фленсбургских домов такие же фотокарточки оказывались в траурных рамках. Для моряка — море и мемориал, и надгробие. Мать мало говорила об отце. Похоже, она сама много не знала. Выйти замуж за моряка во Фленсбурге — то же самое, что для жительницы Обераммергау[12] выйти замуж за актера-любителя…
А то, что в тайну и боль его жизни посвящен Рёстлер? Ну и что? В конце концов, Ройтер — морской офицер, да не просто морской офицер, а подводник, наверняка его кандидатуру обмусолили в гестапо как положено, со всех сторон. А связь, пускай и вне брака, но не с чешкой же, а с судетской Volksdeutsche, даже престижна — в общем, в досье это все должно быть. Даже в двух досье. Даже, наверное, в трех. (У папаши — тоже.) Конечно, были в их отношениях и сомнительные моменты, но с точки зрения офицерской чести — все соблюдено. Он же не отказывался от отцовства, наоборот, можно сказать, руку и сердце предлагал этой сучке… Не взяла. Гордая… ну ладно, война все по местам расставит. Дело еще осложнялось тем, что Анна Демански была наследницей одного из самых больших в рейхе состояний, а Хельмут Ройтер во времена их бурного романа всего лишь студентом из Дармштадта. Ну а сейчас, увы, пока всего лишь лейтенантом Кригсмарине.
Глава 2
ИСТОРИЯ ОБЕРФЕНРИХА И ИОАХИМ ШЕПКЕ
Еврей — это тот, кого другие считают евреем.
Жан Поль СартрВ тот вечер не просто лил дождь. Казалось, что именно сегодня наступил всемирный потоп… Жалкие «дворники» служебного «Вандерера» едва справлялись со своими нехитрыми обязанностями. С крыши гарнизонной гауптвахты лились настоящие потоки, ну почти как со шпигатов эсминца, который выполз на гребень волны, только что разбив носом очередной вал. Под этим ливнем, кутаясь в штормовые кожаные куртки, в конторское помещение гауптвахты нырнули две темные фигуры. «Вандерер» остался их ждать. «Мотор не глуши!» — распорядился один из них. Это был пункт, по которому во флоте не было единомыслия. Инструкция предписывала экономить горючее. Причем весьма жестко. Не было только определенности в том, что значит «экономить». Некоторые командиры велели глушить двигатель сразу же, даже когда стояли в очереди на КПП, другие, не без оснований, полагали, что на короткой остановке машина расходует бензина куда меньше, чем при постоянном «старт-стоп», и поступали точно наоборот. Ройтер принадлежал ко вторым.
Внутри было ну хотя бы сухо. А остальное… «губа» она «губа» и есть, хоть в Киле, хоть в Данхольме.
— Лейтенант Ройтер! — представился новоиспеченный командир U-Boot. — Я имею предписание получить на руки заключенного 246.
— А… жида… — протянул, зевнув, вихрастый рыжеватый оберлейтенант военной полиции. Перед ним на столе лежала слегка помятая вчерашняя газета. Он явно скучал. — А зачем он вам?
— Не понял… какого жида? Мне нужен оберфенрих Адольф Карлевитц.
— Ну вот… Я и говорю… Ранке!! — громко крикнул оберлейтенант в коридор. — 246-го на выход с вещами!!!
Унтерхорст и Ройтер недоуменно переглянулись. Что еще за новости? Еврей? В Кригсмарине? Лейтенант поднес бумаги к тусклой электрической лампочке. И Ройтер не без удовольствия увидел, как лицо его стало бледнеть и вытягиваться.
— Боже, кому это он так понадобился… — пробормотал оберлейтенант, рассматривая подпись. — Генерал СС! С ума сойти… — медленно проговорил он, машинально застегивая верхнюю пуговицу кителя.
— Ну да.
Рёстлер постарался. Хотя, наверное, для того чтобы освободить оберфенриха, было бы достаточно требования капитана порта.
Дверь лязгнула, и на пороге появился заключенный 246. «Это жид? — про себя подумал Ройтер. — Это шутка, наверное». В помещение канцелярии вошел молодой человек, лет 25 — несомненно, многовато для оберфенриха. Острые черты лица и допустимая в Кригсмарине эспаньолка выдавали некоторые характерные черты средиземноморского расового типа, но евреем его можно было бы назвать с большой натяжкой.
Ройтер, когда знакомился с его личным делом, немало удивился несообразности количества заслуг и их весьма скромной оценки руководством. Карлевитц успел отличиться в Испании, будучи вахтенным на эсминце, имел вторую квалификацию медика, диплом фармацевта…
— Оберфенрих! За что вас арестовали? — поинтересовался будущий командир.
— Вызвал на дуэль офицера… — устало-безразлично отозвался Карлевитц. Он, видимо, устал давать идиотские объяснения по нескольку раз на дню.
— За что??? — вырвалось у Унтерхорста. Их взгляды с Ройтером неожиданно пересеклись. Взгляд старпома уже выражал осознание собственной вины — он перебил командира.
— За то, что он назвал меня жидом…
— А какие-то основания у него к этому были? — «Бред какой-то, при чем тут жиды?» — подумал Ройтер…
— Я — «мишлинге», — мой отец еврей…
— О как! — вырвалось у Унтерхорста.
Теперь хотя бы становится понятно, что к чему. У парня нет «Исключительного разрешения» второй ступени,[13] но с флота не уходит. Ройтер на уровне какого-то инстинкта испытывал симпатию к людям, идущим наперекор судьбе. По крайней мере они достойны уважения куда большего, чем разные представители «флотских династий». У тех уже все схвачено с рождения практически. Раз папа адмирал — то и сын как минимум фрегаттенкапитан. Насмотрелся он на таких в Мюрвике.
— Сколько лет служите вахтенным?
— Два года. На тральщиках, на эсминцах.
— Когда овладели специальностью «медик»?
— Я, можно сказать, потомственный медик… У нашей семьи аптека в Дрездене.
— Алхимик… — шепнул Унтерхорст. И сделал многозначительный жест. Ройтер уже заметил, что его первый помощник несколько «с прибабахом». Унтерхорст был исключительным навигатором и примерным первым помощником, но при этом был склонен, как бы Ройтер это назвал, «к чрезмерному мистицизму». Он сосредоточил в себе полный набор всех возможных флотских суеверий. Стать правильным лютеранином ему очень сильно мешало природное язычество вольного города Гамбурга, которое, в конце концов, и погнало его, 13-летнего, в море. Не был он и католиком, хотя убеждение — еврей, да еще алхимик — это же как минимум слуга дьявола, если не сам дьявол — вполне католическое убеждение… Вообще не понятно, что тут еще делает командир, когда такое вскрылось.
— Карлевитц! — обратился Хельмут к оберфенриху. Унтерхорст может кланяться хоть табуретке сколько хочет, но без второго вахтенного в море они не выйдут. Пусть хоть папуас из Новой Гвинеи, лишь бы специалист был хороший, а тут, судя по всему, именно так и есть. — Вам предлагается поступить на службу в подплав. Выход в море — послезавтра. Вы знаете, что такое U-Boot — расписывать не буду. Если вы готовы со всеми плюсами и минусами это принять — милости прошу на борт.
Глаза у парня загорелись. В последнее время редко кто был готов оценить его качества как таковые, без апелляций к делам отца и деда. Он все-таки был моряк в первую очередь и гражданин Великой Германии во вторую, а еврей только в третью.
— Я готов, — не колеблясь ответил Карлевитц. — Можно вопрос, господин лейтенант? — добавил он через некоторое время.
— Слушаю вас, оберфенрих.
— Вас не смущает что я…
— Что вы еврей?
— Наполовину еврей, — вежливо уточнил Карлевитц.
— Знаете, — Хельмут перехватил вопросительный взгляд Унтерхорста. — Я готов принять в команду еврея с таким представлением о чести и достоинстве, как у вас.
Унтерхорст что-то пробубнил невразумительное, но решение командира — есть решение командира.
