Олег Таругин - Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!
Вернувшись, заглянул на кухню: поручик уже покончил с бульоном и сухарями и сейчас допивал чай, глядя перед собой вконец осоловевшими глазами. Тщательно вымыв руки, присел напротив:
– Покушали? Вот и отлично. Давайте-ка по рюмочке крымского коньячку – недурственного, кстати, товарищ из Севастополя презентовал! – и на боковую. То бишь спать. Можете считать это исключительно врачебным предписанием, хоть я и не совсем доктор.
– Пожалуй, не откажусь. – Он определенно держался из последних сил. – Коньяк… какое замечательное слово… из прошлого. Прошлого, которого нет и уже никогда не будет.
– Да уж, – хмыкнул я, разливая янтарный напиток. – Ну что ж, Николай Павлович, давайте, что ли, за знакомство?
– С удовольствием. – Поручик поднял рюмку. – За знакомство и вашу неслыханную, поистине христианскую доброту! Право, я даже не думал, что все окажется столь легко. Просто постучал, поскольку идти мне больше было некуда… да и не мог я, пожалуй, уже никуда идти, обессилел.
– Давно вы сюда попали?
– Часа два назад. – Поручик опустил голову на подставленную руку. Голос его ощутимо заплетался – и это от пятидесяти-то грамм! Хотя не в алкоголе, конечно, дело.
– Мы попали под артобстрел красных. Шестидюймовые гаубицы. Первый снаряд упал с недолетом, второй с перелетом, и я вдруг понял, что следующий будет мой. Вилка-с. Уже не хотелось укрываться, не хотелось куда-то бежать… ах, впрочем, глупо все это, как же немыслимо глупо! Мы проиграли, это понятно. Народ нас не поддержал, он пошел за большевиками. А все мы – так, никому не нужный артефакт из прошлого, сказанья старины глубокой, право. Потом был взрыв, удар – и темнота. И вот я здесь. На своей улице, где некогда жил с маменькой. Я… простите, но как же устал…
Все-таки я успел подхватить его прежде, чем он сполз с табурета на пол. Блин, пожалуй, коньяк был лишним, гость и так бы уснул. Перебросив руку поручика через плечо, я дотащил его до заранее расстеленного дивана и уложил. Да уж, завтра, похоже, нам обоим предстоит тяжелый денек. На всякий случай вытащив из замка на входной двери ключи, я отправился в спальню, предварительно убедившись, что корейская стиральная машина, собранная в братском Китае, исправно уничтожает въевшуюся в английское мундирное сукно крымскую грязь и соленый белогвардейский пот.
Уже собираясь улечься, внезапно зацепился взглядом за лежащие на столе личные вещи поручика. Интересно все-таки, что это за штука? Не испытывая особых угрызений совести – вряд ли мой гость был бы против, – развязал платок и повертел тяжеленькую вещицу в руках. Вовсе никакая и не награда, а самая настоящая брошь приличных размеров с тусклым темно-красным камнем, как по мне – довольно аляповатая.
Да уж, я, конечно, не знаток ювелирного дела, но тот, кто изготовил эту штуковину, определенно был большим оригиналом! Как я ни старался, не мог представить светскую даму начала прошлого века, рискнувшую украсить вечернее платье или хотя бы каждодневную блузу подобной брошкой. Нет, ну серьезно: какому, скажите, мастеру-ювелиру прошлого или позапрошлого века могла прийти в голову идея сделать подобное? Не нечто воздушно-ажурное, изысканно-кружевное, не бабочку там или какой-нибудь благородный цветок, а простую гладкую пластину с драгоценным камнем по центру? Сплошной минимализм, иначе и не назовешь. Хотя золотишка неведомый ювелир определенно не пожалел.
Кстати, да, вот именно что «пластину» – прямоугольную, с чуть сглаженными углами, размерами примерно три на четыре сантиметра и толщиной миллиметров в пять. На передней поверхности – никаких орнаментов и украшений, листьев там, узоров или вензелей. Просто гладкая золотая окантовка вокруг тускло-алого камня. Сзади – примерно то же самое, разве что по центру расположена застежка – или как там она правильно называется? – для крепления на одежде. Что интересно: застежка определенно «не родная», изготовлена не из золота, а из какого-то желтоватого сплава, да и внешний вид красиво изогнутой ажурной «булавки» абсолютно не соответствует общему аскетичному стилю вещицы – складывалось впечатление, что приделали ее гораздо позже. Но еще интереснее были две непонятные идеально ровные борозды, идущие вдоль вертикальных краев броши. Мне, как представителю сугубо технократической цивилизации начала двадцать первого века, они представлялись чем-то вроде пазов, в которые что-то должно вставляться. Ну, или наоборот – если допустить, что само украшение должно куда-то вставляться. В некий неведомый девайс куда как большего размера. Бред, разумеется, но вот пришло же в голову.
Хмыкнув себе под нос, я всмотрелся в камень. С виду – обычный рубин, вот только, опять же, странный какой-то. Во-первых, излишне плоский, выступающий над поверхностью броши едва ли на три миллиметра, а вот во-вторых…
Случайно повернув брошку боком к падающему от настенного бра свету, я замер, не веря своим глазам. Это еще что такое?! Торопливо подошел к бра, вглядываясь. Затем включил верхний свет, повертев непонятный предмет под самой люстрой. Ошибки быть не могло: внутри камня определенно что-то было! И пусть я окажусь последним идиотом и параноиком, но это самое «что-то» просто до неприличия напоминало крошечную компьютерную схему, чип, неведомым образом впаянный внутрь цельного с виду камня! Короче, эдакая небольшая, примерно сантиметр на сантиметр, фигнюшка определенно искусственного происхождения, да еще и с какими-то едва различимыми крохотными не то буквами, не то цифрами на поверхности, непонятно каким образом оказавшаяся там, где находиться ей совершенно точно не полагалось. А если получше присмотреться, то можно заметить еще и тонюсенькие – если не разглядывать специально, ни за что не увидишь, – паутинки-проволочки, ответвляющиеся от «чипа» и пронизывающие, переплетаясь, всю толщу поддельного, как выяснилось, «рубина»! Очень интересно, очень…
Может, я и на самом деле идиот, конечно, но если это – украшение, то я определенно испанский летчик. Могу прямо сейчас сложить ладони вокруг головы в характерном жесте родом из детства, ага.
Впрочем, ладно, утром разберемся…
Глава 2
Утро красит нежным светом…
В. Лебедев-КумачУтро началось с оглушительного грохота в ванной комнате: поручик, не найдя спросонья выключатель (или не разобравшись, как им пользоваться), решил не тревожить хозяина, выполнив все гигиенические процедуры в темноте. И естественно, обрушил плечом не слишком удачно подвешенную полочку с бритвенными принадлежностями и всякими гелями-шампунями-лосьонами. Пришлось покинуть постель и включить ему свет.
На кухне Гурский появился только через полчаса, заметно посвежевший и благоухающий на всю кухню дезодорантом. А, ну понятно, первый контакт с аэрозольным баллончиком: палец вовремя не убрал. Научится, куда денется!
Смущенно пожелав доброго утра, Николай Павлович осторожно присел на краешек табурета, будто боясь, что тот немедленно рассыплется под его весом.
– С легким паром.
– Благодарю. Прошу простить, что столь долго. Все еще непривычно, что из крана идет горячая вода, а под рукой настоящее мыло и чистое полотенце.
– Кофе?
– Буду весьма признателен. Настоящий кофе я не пил, пожалуй, столько же, сколь и приличный коньяк.
– Выспались, отдохнули?
– О да, более чем! Едва ли не впервые за последние… право слово, и не назову, за сколько времени! Без преувеличения, проснулся совершенно бодрым, даже не верится, что еще буквально вчера…
Поручик, не окончив фразы, снова погрустнел.
– Успокойтесь. – «Выканье» определенно начинало надоедать, но стоит ли столь быстро предлагать переход на фамильярное «ты», я не знал. – Прошлое – в прошлом, как бы вы к этому ни относились. Надеюсь, спрашивать, верите ли вы в реальность происходящего, равно как и в то, что за окнами начало двадцать первого столетия, не стоит? Или все же?
– Нет, конечно, – бледно улыбнулся собеседник. – Я достаточно здравомыслящий человек и, что со мной произошло не далее, как вчера, прекрасно помню. Каким-то совершенно немыслимым образом я перенесся в нереально-далекое будущее, и это уже, что называется, свершившийся факт.
– Что ж, это радует. Ладно, не знаю, как там было принято в начале прошлого века, Николай Павлович, но давайте-ка поговорим о более насущных делах. А заодно перейдем на «ты», если, конечно, последнее вас каким-либо образом не задевает.
– С удовольствием, – на удивление легко согласился тот. Похоже, даже с каким-то облегчением согласился. – Виталий, не стоит общаться со мной, словно я… – Он откровенно замялся, не в силах подобрать нужных слов.
– Словно ты – особа, приближенная к императору? – вот честное слово, само вырвалось! И откуда я это взял? Из Ильфа и Петрова, что ли?
Несколько мгновений поручик смотрел на меня широко раскрытыми глазами, затем сморгнул и неожиданно искренне рассмеялся:
