Василий Звягинцев - Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых
Но все же спросил, как бы возвращая вопрос:
— А тебе это на хрена?
— Знаешь, командир, я сам все думаю на именно эту тему. У нас говорили — сапер ошибается только дважды. Первый раз — когда выбирает профессию. Наверное, я тоже.
— Что — тоже? — Кадровый майор никак не мог понять молодого доктора в лихо сдвинутом на бровь голубом ооновском берете.
— Наверное, ошибся, когда вот этой дурью занялся. — Он показал глазами на футляр. — Но надо же когда–нибудь по правде посмотреть, кто чего стоит.
Санитарная машина ушла, надрывно подвывая мотором, уж больно Старовойтов хотел побыстрее выполнить задание, а оставшиеся вдвоем офицеры, наконец, занялись делом.
Возможно, последним в своей жизни.
Тарханов всегда возил с собой в машине полный комплект вооружения. Пистолет на поясе считал только принадлежностью формы и способом легко уйти из жизни, если припрет.
А так, для дела у него имелся «ПК», полный ящик — два цинка — патронов образца 1908 года, трассирующих и с утяжеленной пулей, а также брезентовая сумка гранат «УРГ–01». Хорошие гранаты, мощные, в рубчатых керамических рубашках и с запалом тройного действия. Это кроме трофейного оружия и автоматов, его и Шайдулина.
— Повоюем, — хмыкнул Ляхов, увидев этот арсенал. Сам он в это время протирал замшевой тряпочкой великолепную, штучной работы снайперскую винтовку, которую извлек из того самого кожаного футляра, похожего на виолончельный.
— Ты ее постоянно с собой таскаешь? — удивился Тарханов.
— А как же? Мало, что я любитель этого дела и где–то даже мастер спорта, так еще и готовлюсь показать «товарищам по оружию» кое–какие фокусы на предстоящей олимпиаде аж всего межнационального контингента. По какому случаю известный тебе наш начальник артвооружения майор Миша Артемасов выписал мне из собственной заначки эту вот штучку…
— Ну–ка, — майор взял из рук Ляхова винтовку. Отлично сделанная, с изящным, не штатным армейским, а спортивным ореховым прикладом «СВД»[2]. Ствол и крышка ствольной коробки отливают глубокой матовой синевой. Прицел тоже не стандартный, а цейсовский, с трансфокатором, баллистическим вычислителем и лазерным целеуказателем.
Тарханов щелкнул языком. Он знал, что на складах бригады хранится много всяких интересных вещей, но вот такой винтовочки, доставшейся почти что штатскому человеку, не видел.
Хотя, конечно, бригадный военврач, бесконтрольно распоряжающийся не только спиртом, но и жизнями людскими, имеет совсем другие права и возможности. Мастер спорта, опять же.
— А как у тебя с патронами? — озабоченно спросил майор, поскольку знать состояние боевых возможностей своего подразделения, пусть и маленького, — немаловажно перед серьезным делом.
В пулеметных патронах недостатка не было, но тут ведь, как он знал, другие требуются. Из снайперки стрелять валовым патроном заготовки времен Отечественной войны то же самое, что «БМВ» семьдесят шестым бензином заправлять.
— Нормально с патронами, — беспечно ответил Ляхов, показывая приличных размеров лакированную коробку. — Пятьдесят штук отборных, целевых. Если под руку не толкнут, девяносто восемь из ста гарантированно. Фирмы «Франкот». Ручная работа, каждая пуля и навеска пороха в гильзе измерены, взвешены и снабжены гарантийным сертификатом. Долларов пять каждый выстрел стоит.
— Дай бог, хорошо стрелять будешь, до Олимпиады доживешь. Ладно, потом договорим. — Майор взглянул в прицел.
Шестикратно приближенные, бойцы бандитского авангарда упорно, специфическим шагом привыкших ходить по горам людей, строем по два пылили вверх по тропе.
Расстояние по прямой, не вдоль дороги, а через пропасть, всего семьсот метров. Если начинать стрелять — самое время. А вообще, учитывая все изгибы и перепады рельефа, реально шагать им даже больше, чем он вначале предположил. Километра два с половиной. Времени в запасе — море.
Они с капитаном ворочали каменные глыбы и плиты, устраивая основную, запасную и отсечные позиции, потом сидели за бруствером, набивая запасные ленты к обоим пулеметам, загребая тяжелые жирные патроны горстями из вспоротых штыком цинков. Руки сразу стали черными.
— Жаль, лент у меня всего три своих и две трофейных. Придется тебе отвлекаться. Так что посматривай, когда я от одного пулемета к другому перескочу, твоя помощь понадобится, — говорил Тарханов Вадиму, размещая свою главную огневую силу по позициям. — А это у нас будет резерв главного командования, на крайний случай, — сообщил он, пристраивая рядом с импровизированными бойницами четыре автомата.
И тут же начал излагать диспозицию предстоящего боя.
— Риска не так и много. Их всего полсотни, и деваться им некуда. Справа стена, слева пропасть. Снизу вверх стрелять неудобно, полверсты под огнем по голому месту пробежать никому не удастся…
— Если они не ассасины какие–нибудь, — вставил Ляхов. — Накурятся анаши, и вперед, не считаясь с потерями.
— Ну, посмотрим. По правде говоря, я рассчитываю, что после первых наших выстрелов их курбаши правильно оценит обстановку и повернет назад.
— А как же они досюда–то дошли? — удивился военврач. — Насколько я знаю, по ту сторону границы французская зона ответственности, и где–то возле Кутейфы немецкий батальон стоит. Должны были рокадные дороги и тропы блокировать.
— Или прозевали, или нарочно пропустили, — равнодушно ответил Тарханов.
— Как думаешь, кто это? — спросил Ляхов, подкручивая барабанчики прицела. — Палестинцы?
— Да кто угодно. Эти, которых я приспокоил, чеченцы. А остальные — все, кому жить надоело. Иорданцы, афганцы, опять же чеченцы. Не наша это забота. В общем, ты давай на свою позицию, — сменил тему Тарханов. Он снова посмотрел в бинокль, оценивая расстояние. Время еще было, хотя теперь — в обрез. Как раз хватило покурить. Не торопясь, но глубокими затяжками, поскольку каждый думал, а не в последний ли раз.
И вот, наконец, голова колонны вышла на дистанцию прямого выстрела.
— Давай, Вадим. Пожили, и хватит. Первым не стреляй. А когда я начну, работай по обстановке. Выбивай командиров, если различишь, самых прытких, кто вперед рваться будет, пулеметчиков и гранатометчиков, само собой. Главное — бдительности не теряй. Пару раз стрельнешь, меняй позицию. И за моими командами следи.
— Учи ученого!
Доктор явно храбрился, в серьезном деле он не бывал, но то, что держался с веселым возбуждением, майору понравилось.
Тарханов отложил бинокль, вдавил в плечо приклад пулемета.
Прицел стоял на 800 метров. Он подвел мушку к груди возглавлявшего колонну усатого человека, выглядевшего командиром, уж больно решительно он шагал, положив руки на висящий поперек груди автомат, и слишком хорош был его почти новый черно–желтый камуфляжный комбинезон.
Сергею показалось, что он слышит даже хруст щебня под высокими десантными ботинками. Хотя быть этого не могло.
Кажется, боевик вдруг что–то почувствовал, вскинул голову, и они встретились взглядом. Так это или нет, думать уже было некогда, теплый спусковой крючок подался легко, словно бы сам собой.
Пулемет, как привык это делать за десятки лет своей военной жизни, загрохотал и задергался, подпрыгивая на сошках, и майору пришлось цепко сжимать рукоятку, придавливая вдобавок приклад сверху левой рукой.
Длинная очередь, как он и целился, свалила сначала лидера, потом ударила в плотную массу тел, спешащих, тяжело дышащих под грузом оружия и амуниции, смрадно потеющих, мечтающих преодолеть, наконец, последний подъем и устроить привал.
С лязгом дергался перед глазами Тарханова затворный рычаг, звенели о камни разлетающиеся гильзы, а там, внизу, лег на дорогу и третий, и четвертый ряд.
«Как скошенные», — всплыла в памяти банальная фраза.
Тяжелые пули со стальным сердечником протыкали сразу по нескольку тел. Наконец понявшие, что происходит, боевики с криками отпрянули, смешались, метнулись в стороны, а бежать им особенно–то и некуда, или на стену, или в пропасть, чудо, а не позиция!
Натуральные Фермопилы.
Майор расстрелял первую ленту в полминуты, мгновенно перебежал ко второму пулемету. Теперь он выпускал очереди по пять–семь патронов, с рассеиванием в глубину.
Разогнул палец, который начала сводить судорога, только когда увидел, что стрелять больше не в кого. Десятка два тел, раскинув руки или скрючившись в позе эмбрионов, ничком и навзничь валялись на дороге. Выжившие успели залечь, расползтись за камни, слиться с пейзажем или убежать назад, за ближний поворот.
Тарханов вытянул пулемет из амбразуры, откинулся на спину, сел, зашарил по карманам, ища портсигар.
— Порядок, командир, — крикнул ему Ляхов с вершины выступающего над обрывом утеса. — Толково приложил. Скоро не полезут.
