Андрей Земляной - Сын Сталина
– Ну?
– К девяти ждут в Наркомпросе, – доложился Михаил.
– Чёрт! Переодеться бы… – бросил Александр на ходу.
– Так захватил я…
– Зелёный?
– Зелёный в чистке. Черный.
– Хрен с ним, пусть будет чёрный.
Александр хмыкнул, подхватил с вешалки пальто, не одеваясь дошёл до машины и быстро юркнул в нагретое нутро «бьюика»:
– Привет, Коля, – Белов пожал руку водителя и стал быстро переодеваться, – к сроку-то успеем?
– Успеем, – Николай уверенно придавил акселератор, и мощная машина полетела по заснеженным улицам Москвы.
Когда машина остановилась возле высоких дверей Наркомпроса, из салона вышел уже не ученик школы, а молодой человек в отлично сшитом чёрном полувоенном костюме со скромной Красной Звездой на груди и тонкой кожаной папкой в руках.
Внизу уже клубилась толпа просителей и посетителей наркомата, но пропускной системы как таковой не было, и Александр, предъявив удостоверение сотрудника ЦК, прошёл в наркомат.
В приёмную Крупской, где в очереди уже стояло десятка полтора человек, Белов прошел без двух минут девять и, встретившись глазами с сидевшей у дверей женщиной, коротко кивнул головой:
– Вера Соломоновна?
Женщина подняла глаза и невольно съежилась. Взгляд юноши, спокойный и уверенный, тем не менее словно приморозил её к стулу, словно оттуда на неё глянул Сам.
– Я Александр Белов. Мне назначено на девять ноль-ноль.
Машинально Вера кивнула, не в силах оторвать взгляд от странного светловолосого юноши в чёрном полувоенном френче и брюках, с орденом Красной Звезды на груди. Пронзительные синие глаза словно выворачивали душу наизнанку… – Проходите, товарищ Белов.
И только когда подтянутый и широкоплечий, словно кадет со старой фотографии, молодой человек скрылся за тяжёлой дверью, обитой коричневым дерматином, Дризо выдохнула и замерла, словно мышка, глядя остановившимся взглядом в пространство: «Вот это пионер!»
– Доброе утро, товарищ Крупская, – Белов улыбнулся и, как только встретился взглядом с Надеждой Константиновной, шагнул вперёд. Александр уже знал, что между ней и Сталиным давно не было не то что любви, но даже взаимопонимания, а лишь холодная вежливость товарищей по партии, и что часть этого отношения она наверняка уже примеряет к нему.
– Я не отниму у вас много времени, – он открыл папку и, не присаживаясь, взглянул на первый лист. – У спецотдела ЦК появился проект возвращения в новогодние праздники ёлки и всей новогодней атрибутики: Деда Мороза, Снегурочки, ёлочных игрушек, подарков и прочего.
– А почему спецотдел ЦК обратил внимание на этот вопрос? – Крупская, несколько опешившая от первого напора Белова, вскинулась, оскорблённая вмешательством в её епархию. – Спецотдел ЦК полагает, что нам необходимо восстановить религиозное воспитание вместо борьбы за юных коммунаров? Возврат к прошлому – шаг к могиле революции!
Белов увидел, как выпученные глаза Надежды Константиновны заблестели лихорадочным блеском. Старуха вдруг даже не закричала, а завизжала, словно циркулярная пила:
– Нам буржуазные пережитки прежнего строя не нужны! И их буржуазные праздники – тоже! Ясно вам?!
Саша терпеливо дожидался, пока пожилая, и не очень здоровая женщина закончит истерить, а затем спокойно произнес:
– Но, товарищ Крупская, ведь насколько я знаю из книг и мемуаров, вы вместе с Владимиром Ильичом сами устраивали Рождество. И даже ездили на ёлку в детский дом в девятнадцатом году. Или то, что пишут о Владимире Ильиче – неправда? Этого не было?
Тут он обдуманно умолк, но в воздухе явственно повис незаданный вопрос: «А как же вы, товарищ Крупская, допустили, что Владимира Ильича оболгали?..»
Крупская налила себе стакан воды и долго пила, выигрывая время. Мальчик действительно очень странный. А Белов тем временем решил продолжить:
– Кроме того, ЦК не считает возможным возобновлять празднование Рождества – действительно религиозного и, я бы сказал, одиозного праздника. А вот Новый год как раз был исключительно народным праздником. Конец сельскохозяйственного года, начало подготовки к новым работам и так далее. Не бояре же его праздновали, верно? – Он улыбнулся Крупской. – Да и не грех перехватить старый праздник и наполнить его новым содержимым. Вот, например, большевики вполне успешно заменили праздник начала весенне-полевых работ, переродившийся потом в Пасху, Первомаем. Собственно, ведь революционные маевки, которые в свое время организовывали лично вы, пошли от традиционных народных майских гуляний. Праздник в начале мая не просто так появился, а как настоятельное требование биологического ритма человека и важная веха в году. Точно то же можно сказать и о праздновании Нового года.
Надежда Константиновна слушала его молча, но Саше показалось, что в выпученных тусклых глазах промелькнула искорка интереса. Стремясь закрепить успех, он выложил ещё один заранее подготовленный аргумент. Он снова широко улыбнулся:
– Вот, кстати: система воспитания, принятая в НКВД, не предполагает никаких новогодних праздников, и что?
– Что? – заинтересовалась Крупская.
Она искренне ненавидела всех, кто вмешивался в её дела. Как в свое время она расчихвостила этого выскочку Макаренко[9]! Ей было приятно это воспоминание, и по бледным губам проскользнула тень улыбки. А он хитёр, этот молодой грузин. Или не грузин?..
– Вырастают бездушные автоматы. Те, кого с детства не научили радоваться, не могут ни сопереживать, ни сочувствовать, – Саша вспомнил нескольких бывших сослуживцев. Это были натуральные робокопы, машины для убийства… – Идеал нового человека-коммунара – человек-созидатель, человек-творец, но что он будет творить, не зная радости?
Белов осознанно кривил душой. Когда-то в далеком будущем он видел фильм о колонии Макаренко, и там вроде как праздники имелись.
– Нам не нужна буржуйская радость! – жестко отрезала Крупская. – У наших детей есть новые, свои праздники и своя собственная радость! Что вы собираетесь праздновать в свой Новый год?!
И она грозно сверкнула глазами из-под круглых старых очков.
– Да всё то же. Подводить итоги ушедшего года, что для нас с плановой экономикой достаточно важно, и намечать планы на год следующий. Ну, и немножко сказки. – Саша улыбнулся самой открытой, самой наивной улыбкой, которую только смог изобразить, – Дед Мороз и Снегурочка приносят подарки, наряжают елку.
– Все ещё помнят, что ёлка – символ Рождества!
– Но ёлка – это, прежде всего, место сбора всей семьи, трудовых и боевых коллективов, место, где дети встречаются со взрослыми и другими детьми, и так по всей стране! – незаметно для себя Александр начинал горячиться.
Крупская мгновенно заметила это и удовлетворенно хмыкнула: «цесаревич» у грузина ещё не слишком закалился в словесных баталиях. Но Саша уже взял себя в руки: несколько раз глубоко вздохнул и продолжил:
– Кроме того, ЦК считает необходимым разработать новую политику в проведении новогодних праздников. Сценарии должны носить политическую, пролетарскую окраску, а веселье и смех полезно будет направлять в нужную сторону. Как говорил Луначарский: «Смех представляет собой орудие, и очень серьезное орудие, социальной самодисциплины известного класса или давления известного класса на другие классы».
Эту цитату Белов подготовил заранее, помня о том, что с Луначарским Крупская всегда была в дружеских отношениях.
Но ничего не помогало. Крупская отвергала любую попытку войти в контакт, заведомо отрицая самую возможность совместной работы с креатурой Сталина. Саша пытался и так и эдак найти подход к этой «железной леди», но все было напрасно: Надежда Константиновна навстречу идти не желала.
В какой-то момент Белов внутренне уже махнул рукой и с мыслью: «Эту железную дуру проще сто раз завалить, чем один раз уговорить» резко сбавил напор.
Но Крупская неожиданно подумала о другом. Вдруг её остро пронизала мысль, что если бы у неё… у них… если бы тогда получился сын. Нет, он, конечно, был бы сейчас старше, ему уже было бы тридцать или даже больше, но тогда мог бы быть внук. И ему, наверное, понравилась бы эта идея с ёлкой, Новым годом и ряжеными.
Она уже по-другому взглянула на мальчишку, который мучился от того, что не может найти нужных слов, чтобы уговорить её – грозную и страшную. А ведь она совсем не страшная… и тоже когда-то любила ёлки.
– Значит, ёлка? – спросила она, перебив Белова на полуслове. – А деревьев-то не жалко?
– Жалко, – Белов энергично кивнул. Он встрепенулся, как боевой конь при звуках трубы, и тут же пошел в атаку: – Однако деревьев у нас много, а страна одна. Под это дело и специальных делянок насажаем и, кстати, вот у меня справка, – он положил на стол перед Крупской документ из Госплана. – Специалисты говорят, что торговля новогодними ёлками очень хорошо скажется на всей экономике СССР. Кроме того, это ещё и игрушки, которые можно делать всей семьёй и в школах, а на следующий год развернём производство игрушек на стекольных заводах из отходов товарного стекла, электрических гирлянд и прочей атрибутики. Примерная оценка экономического эффекта – сто тридцать – сто сорок миллионов рублей прибыли в год. Но это не главное. – Он замолчал, переводя дух.
