Легионер. Дорога в Помпеи (СИ) - Гуров Валерий Александрович
Луц отрывисто закивал, дрожа всем телом. Я выпрямился и зашагал на выход из комнаты. И слышал, что юноша поднялся, пошатываясь, но дурить не стал, на нетвердых ногах зашагал к противоположному выходу. Не знаю, какое он решение для себя примет, но его жизнь уже никогда не будет прежней.
Захотелось подышать свежим воздухом. Голова шла кругом, слишком много событий навалилось на меня за один день. Я вышел на веранду, приметил следы, оставшиеся после ухода головорезов. Мужики были не в лучшем расположении духа, потому, уходя решили малость поднасрать. Несколько статуй оказались перевернуты, а от одной вовсе отвалился при падении кусок, некогда бывший рукой. Статуи возвращали на место рабы, коих в поместье Луца было пара десятков человек, не меньше. Ну и кому эти идиоты навредили? Луцам? Мне? Или тому, кто завтра станет хозяином этой виллы?
Я не стал забивать себе голову лишними мыслями и отправился прогуляться по поместью. Когда в следующий раз доведется вот так погулять по такой роскоши? Да черт его теперь знает, вернее, даже уже не черт, а Оркус, местный владыка подземного мира. Поместье было действительно шикарным, в наше время подобного уровня строения имелись разве что у начальников ГИБДД, любителей роскоши и позолоченной сантехники.
Прогуливаясь, я размышлял о том, что даже с деньгами, вырученными с продажи земли, мне в ближайшее время придется ой как непросто. Придется подтянуть поясок и начинать экономить. Я понимал, что затраты предстоят максимальные. Одна дорога до Испании грозила влететь в… асс. Народ из Италии бежал без оглядки, направлений, где еще можно скрыться от рук Суллы, осталось совсем немного. И Испания была, пожалуй, самым очевидным местом для политических беглецов — тут мой совет юному Луцу был абсолютно честным. В таких условиях цены на перевозку наверняка поднялись в космос. Когда на кону стоит жизнь, ты готов платить любые деньги, а моряки этим готовы пользоваться.
Это раз.
Два — по приезду в Испанию нужно ещё найти место, чтобы бросить якорь. Не знаю, какие правила установит там Серторий, но по той же причине, что и у переезда, стоить это будет ой как недешево.
А есть еще три — мне понадобиться новая одежда и какой-то запас сестерциев, чтобы на некоторое время залечь на дно. Путевые расходы я не учитывал, а они непременно будут. Как будут и желающие заглянуть в мой карман и присвоить себе деньги. Но все это будет потом, а пока мне следовало найти корабль и одежду взамен солдатской тоги.
Самый очевидный вариант — привлечь в помощь Паримеда — я отверг сразу же. Грек, да и никто другой, не должен знать о моих планах.
С такими мыслями я начал прогулку по поместью, осматривая владения, которые стали моими на целые сутки… Да нет, даже не сутки, а на одну ночь.
Я завернул по дорожке, вымощенной из камня, за хозяйственную пристройку и отчетливо ощутил навязчивыйзапах тухлой рыбы. От открывшейся передо мной картины замер, приподнял бровь. На расстоянии пары сотен шагов, почти у края поместья, очерченного виноградными лозами, стояло штук тридцать, если не больше, огромных амфор. Воняло как раз от них. Тут же был длинный деревянный стол, на котором я увидел следы разделки рыбы. Рядом лежали рыбацкие сети. От Помпей до побережья Неаполитанского залива меньше лиги по прямой — с возвышенности видно морской берег.
Мне стало интересно, и я, несмотря на вонь, подошел ближе. Представляю, как изумились рыбаки, когда, вернувшись, поняли, что здесь произошло. Вот только почему так несло тухлятиной?
Уловом была мелкая рыбешка типа сардины, непотрошеная, воняло явно не от нее. Вонь шла из амфор, как я ранее определил. Я зажал нос пальцами и, подойдя ещё ближе, с любопытством заглянул внутрь.
В амфорах происходил засол, сверху лежали тяжелые камни. Там явно шел процесс ферментации, а значит, солили неразделенную рыбу. Поверх камня выступала не самая приятная жидкость мутноватого цвета… я даже закашлялся, чувствуя, как от запаха гниения першит горло. Неудивительно, кстати, что с соседями у старого Луца отношения были так себе. Представляю, каково Пилинию нюхать подобное.
— У нас лучший гарум в Помпеях и во всей Италии, господин, — послышался сзади тонкий голос.
Я обернулся и увидел тщедушного старика с седыми волосами. Он стоял передо мной, чуть склонив голову, выражая короткость и послушание. Ну конечно, гарум! Я едва не съездил себе ладонью по лбу. Популярнейший соус, приправка, хорошо известная на всю Италию. По вкусовым качествам он наверняка схож с сюрстрёммингом, при одной мысли о котором у меня дергался глаз.
— Изволите попробовать? — как раз дружелюбно предложил старик. — Могу предложить наш лучший вкус с добавлением свежего оливкового масла.
— Обойдусь, — я покосился на жидкость на камне, от запаха которой разве что не выедало глаза.
Старик, кстати, даже не морщился от этой вонищи, видимо, привык, если к такому можно привыкнуть в принципе.
Все, что я знал об этом блюде, так это то, что в Риме его просто обожали. Через пару тысяч лет такая популярность будет у майонеза и кетчупа.
Рядом с открытыми амфорами стояло несколько кувшинов размером поменьше, закупоренных. Я знал, что гарум стоил каких-то заоблачных денег, но когда увидел на бочках латинскую букву-цифру «М», удивленно покосился на старика.
— Это что?
— Стоимость, господин, два кодия гарума мы продаем за тысячу сестерций, — старик улыбнулся.
Неплохо, учитывая, что за своего Боливара я планировал выручить не больше пяти сотен сестерциев. Так вот на чем Луц сколотил свое состояние… на тухлой рыбе, черт её дери. Кстати, в термополиях, как и до этого в каупоне, я ни разу не видел гарума в списке блюд. Неудивительно, учитывая его стоимость — у посетителей подобного рода заведений не хватит денег за такое добро платить. Проскочила шальная мысль, что мне в руки упало готовое дело с собственным производством и рынком сбыта. И дело безубыточное, ведь, если мне не изменяет память, рыба в Риме налогами не облагалась. Увы, но мысль пришлось отмести. Завтра меня в Помпеях уже не будет.
— Прикажете старому Канету с утра везти товар на рынок? Я вам еще смогу пригодиться, — старик снова учтиво опустил голову.
Я нахмурился. Продолжать разговор возле жутко воняющих бочек я не хотел, поэтому взял старика под локоток и отвел подальше.
— Я не твой господин, — заверил я.
— Имею наглость поправить, отныне ты собственник поместья, — ничуть не смутился старик.
Ясно. Все-таки вслед за югерами ко мне перешли рабы. Я задумался, внимательно посмотрел на старика.
— Ну, тогда готовься к тому, что через пару дней ты будешь свободным человеком. Я отпущу тебя. Можешь передать мои слова остальным.
— Но… но… — старик аж дар речи потерял.
От счастья, наверное, что свободу на старости лет получил. Он попятился и резвым шагом двинулся к вилле. Я проводил его взглядом, какой он шустрый — не успел даже у него спросить, нет ли каких выходов в порту, рыбак все же. Возможно, подскажет, к кому можно обратится, чтобы завтра же отсюда отплыть. Но еще не вечер, обязательно поговорим. Тянуть мне нельзя ни в коем случае, и самым лучшим было бы следующую ночь встретить уже на борту корабля. С тем, как стремительно разворачиваются события в городе, долго блефовать, нося имя Квинта Дорабеллы, у меня не получится.
Внимание переключилось на младшего Луца с сестрой. В сгущающихся сумерках я увидел, как они покинули виллу и двинулись к выходу из поместья. Что ж, единственное верное решение из возможных — мазать лыжи. Я мысленно пожелал им удачи, а потом боковым зрением заметил, как из виллы выходят и рабы. Дюжина человек, навскидку. Надо же. Тоже решили уйти сразу?
Если так, то сегодняшнюю ночь у меня не предвидится сюрпризов и не придется просыпаться при каждом шорохе. Но нет, вся это толпа почему-то решительно двинулась именно в мою сторону. Я непроизвольно положил руку на рукоять гладиуса.
— Господин, изволь с нами поговорить!
Глава 15
Поговорим, изволю. Я бросил взгляд на рабов. Все они смотрелись совсем не по-боевому, поэтому мелькнувшая мысль, что эти люди пришли мстить, отпала почти сразу же. Если ещё днём эти люди были готовы сражаться насмерть с головорезами, то сейчас они казались растерянными и подавленными. Робко переминались с ноги на ногу, послушно опускали голову на грудь, обреченно и тяжело вздыхали.
