Белла чао (1943) (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"

Потыркал палкой в головешки, искры пыхнули в черное небо. Прямо «взвейтесь кострами, синие ночи», успел я с этими песнями в школе помаршировать, а потом все покатилось в сраное говнище. Черт побери, но ведь Милован сумел самостоятельно разглядеть опасность номенклатуры, сам преодолел догматизм! Если не он, то кто же? Джилас буравил меня злыми глазами и в отсветах пламени его заострившееся лицо со следами дорожной грязи, выделившей все будущие морщины, выглядело дьявольски.

— Не надо на меня так смотреть, дырку прожжешь. Мои враги — фашисты, вам я не враг и готов сдохнуть, чтобы у вас не было того кошмара, через который прошла Россия. Но тут придется думать и справляться самим, никто не поможет. Понимаю, что говорю трудные и неприятные вещи, но если тебе будет легче, считай, что я все это придумал.

— Нет уж, коли начал, так не сворачивай и не прячься в кусты, — не дал слиться Милован, — вываливай всю свою контрреволюционную сущность.

— Ладно, скажи, где я неправ?

— Много где. Марксистским методом ты не владеешь и не можешь объяснить правильно, но как ни странно, некоторые вещи ты чувствуешь. Взять ту же телеграмму Димитрова… — Джилас резко замолчал, сообразив, что ляпнул лишнего.

Нет, я в нем не ошибся. Пусть сейчас догматик, но он умеет слушать и не отмахивается от другой точки зрения просто потому, что она другая.

Проговорили мы еще несколько часов, подбрасывая деревяшки в огонь и кутаясь поверх шинелей в одеяло — все-таки горы и не май месяц. Собачились, мирились, в запале я тоже много лишнего наговорил, так что снова пришлось отвечать на самый опасный вопрос:

— Откуда ты все это знаешь?

— От верблюда, — показал кончик языка. — Любопытный я, учился хорошо, старших спрашивал…

— Белогвардейцев? Представляю, что они могли нарассказать.

— Разных. Ту же сестру Варвару, что Гашека в Бугульме видела. Инженеров, друзей отца. Кое-кто из России в самом начале тридцатых приехал, пока дверка не захлопнулась.

Как мы там в долину Ибара добрались, уж и не знаю, такое «русса бене» по дороге устроил, что после первого же привала водитель от моего соло и аккомпанемента Джиласа взвыл и нас выперли спать в кузов.

Удивительное дело, в XXI веке порой не мог заснуть на сбившейся простыне, или от тихого звука капели, а тут прямо как кошка — где прилег, там и сплю, и можно из пушек над ухом стрелять. И никакие ухабы, никакие повороты, крики и выстрелы не помешают.

Обошлось, впрочем, без выстрелов — доехали спокойно. Взрощенная книгами и фильмами детская иллюзия, что под оккупацией ни чихнуть, ни пернуть, давно канула в прошлое. Раньше казалось, что в каждом городке гестапо, на каждом перекрестке блокгауз, на каждой улице патруль. Но на такое никаких сил не хватит, иначе сопротивление сдохло бы мгновенно. Да и в патрулях и на постах тоже живые люди, им интереснее собственную шкуру сохранить, чем рисковать ей и ловить партизан. Это Русский корпус службу тащит, как не в себя, а вот солдаты «второсортных» оккупационных дивизий, особенно без пинков сверху, предпочитают не активничать. Служат-то в основном старшие возраста, семейные мужики, им порой проще сделать вид, что ничего не заметили, неизвестно ведь, что быстрей поймаешь — партизана или пулю в живот.

До Митровицы не доехали километров двадцать, нас встретили связные Косовской бригады и перенаправили в горы, дожидаться дорогих гостей.

Милован тут же полез разбираться в местных военно-политических раскладах. Как и в Боснии, здесь все началось со взаимной резни — албанцы-«вулнетари» резали сербов, четники резали албанцев. Та же дикая балканская жестокость, помноженная на многовековую религиозную ненависть, целые деревни и срезы пустели в результате обоюдных акций. Но хоть до концлагерей не дошло, как в Хорватии.

Почти весь край подверстали к Албании, итальянскому протекторату с итальянским королем во главе. То есть тут в основном распоряжались те же самые макаронники. Так что Сербии от Косова остался только кусочек вокруг Митровицы, где стояли части Русского охранного корпуса Вермахта, а еще совсем рядом лежала болгарская зона оккупации. И в одном районе вполне могли оказаться разом военные Албании, Болгарии, Рейха, Италии, Сербии и бывшие белогвардейцы.

— Когда немцы разгромили четников после ликвидации Гиммлера, — рассказывал албанец Фадиль, командант бригады, добравшийся до нас во главе небольшой конной группы, — тут равногорское движение затихло, многие перешли к партизанам.

При упоминании Гиммлера Джилас бросил быстрый взгляд на меня, но промолчал.

— Отряды стараемся создавать смешанные, из сербов и албанцев, но пока идет туго, большое взаимное недоверие. Считаю, что надо выделять Главный штаб Косово, — закончил командант.

— А кого назначить командантом Главного штаба? — слегка наклонил голову вправо Джилас.

— Ну, это как Верховный штаб решит, — скромно потупил глаза албанец.

Понятненько. Командир самого крупного соединения в Косово — вторую бригаду только-только создают, до дивизий вообще еще семь верст и все лесом, — первый кандидат на пост начальника Главного штаба. А там и на пост главы края, когда война закончится, губа не дура.

И что-то мне опять генерал Бобетко вспомнился — интересно, а с этим Фадилем что будет в девяностых? Вполне может дожить, он ведь тоже из молодых, на вид ему никак не больше тридцати, а скорее двадцать пять. Будет за независимое Косово топить или останется коммунистом-интернационалистом?

— Как идет формирование?

— Да с этим проблем нет… Но опыта маловато, один блок-пост никак сковырнуть не можем, три раза уже пытались… А взять его — считай, вся долина Ибара наша.

Милован снова поглядел на меня — ну ясное дело, у нас спецгруппа, пулеметы, снайперы, что нам этот блокпост, есть шанс отличиться. Только я едва заметно помотал головой из стороны в сторону. И после разговора Джилас чуть ли не за грудки меня взял:

— Не хочешь косовским товарищам помочь, да?

Все-таки он не военный, несмотря на должность члена Верховного штаба, Арсо бы такую глупость предлагать не стал.

— Нам разницы нет, что наступать бежать, что отступать бежать, только у нас задача другая. Вот доложим наверх результаты встречи, тогда с милой душой.

— Сколько ждать, неизвестно, можем пока провести акцию. Считай, что я приказал.

Ладно, поиграем в субординацию:

— У тебя рация есть, свяжись с Калиновиком, будет приказ помочь, так встанем и вынесем блок-пост.

— Владо прав, — неожиданно поддержал меня Ромео, — ты не можешь отменить ордине… нет, как это… а, приказ! Верховного штаба, а в армии всегда выполняют последнюю легитимную команду.

Ну вот и польза от коминтерновца, а то все клинья к Альбине подбивал. Милован надулся, но чтобы показать, кто тут главный, настоял на отправке разведки к блок-посту во главе лично с собой.

В лагере тем временем закончилась движуха с ужином и наступило короткое затишье — все сыты, командиры не гоняют с чисткой оружия, комиссары не нудят с политпропагандой, скоро спать… Местные затянули протяжную и печальную песню:

Стани, стани, Ибар водо,

Куда журиш тако?

И ја имам јаде своје,

Мени није лако.

Ее вполголоса подхватили остальные, кто знал слова.

Красота, прямо турпоход, как в школе. Только школьники сильно небриты и обвешаны оружием.

— Ибар водо, Ибар водо, — пробормотал Джилас. — Нет, настоящий Ибар у нас, в Черногории…

— Это почему же? — встрепенулся Фадиль.

— Здесь ровный, спокойный. А у нас мчится между гор, в узких каньонах, сила!

Встреча задержалась — к вечеру подошла греческая группа, Йоргос и Маркос с охраной, а вот албанцы во главе с Кочи поспели только к утру.

Пока их ждали, Маркос чуть ли не строевой смотр моей группе устроил, все проверил, всюду засунул свой громадный орлиный нос, затмивший Глишин рубильник. И выспрашивал, что да как — он командовал в Македонии и волей-неволей выучил эдакое славянское койне, полуболгарский-полусербский язык.