Игра не для всех II. «Вторая Отечественная» (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич
Пуля прошла навылет, не убив бойца — но последний потерял сознание от болевого шока. Кое-как перевязав раненого уже во второй раз солдата, я выгреб из его подсумков все обоймы, россыпь патронов нашлась в вещмешке — но теперь уже весь запас кончился. И где обновить его, решительно не представляю… Пришел я в себя именно в этом здании уже во время боя, и в числе легкораненых вновь встал в строй. Где Жорж, прапорщик Марочко и прорвавшиеся с нами ополченцы — неизвестно… Вскоре сюда же отступили остатки двух взводов, теснимых турками — и временный лазарет превратился в опорный пункт. Большинство бойцов поднялись на второй этаж здания — оттуда целиться сподручнее. К слову, сверху по-прежнему раздаются частые выстрелы, да бодрые команды офицеров. А вот на первом этаже активность заметно упала — еще бы, включая меня в строю осталось всего пять человек…
— Братцы, патронами не богаты?
После непродолжительной паузы один из бойцов виновато ответил:
— Последнюю обойму только что зарядил, господин прапорщик.
Остальные ничего не сказали — видимо, у самих уже ничего не осталось.
— В таком случае патроны бережем, без нужды не высовываемся. Соратники, судя по звукам наверху, пока успешно ведут бой — а наша задача не дать туркам войти в здание… Гранаты есть? То есть ручные бомбы?
— Никак нет!
Крепкий унтер с роскошными, хоть немного обвисшими усами ответил даже как-то молодцевато — но в голосе его я различил едва уловимую тоску.
— Значит так: вы — отдадите мне свою трехлинейку и поднимитесь наверх, попросите винтовочных патронов. А если в строю есть офицер, то тогда также и патронов к нагану. Пусть принимает решение о подносе боеприпасов — их запас необходимо обновить, и если нужно, пусть отправит хоть пару человек за цинками. Мы внизу прикроем…
Солдат, ответивший мне о последней обойме, несколько сбитый с толку обращением на «вы», отдал мне винтарь с видимым сожалением — после чего стремглав побежал наверх. Я же вновь высунулся в окно — чтобы замереть у проема с разбитыми стеклами с радостным возгласом, тотчас сорвавшимся с губ: на моих глазах над цепями турок, волнами следующих от Верхнего Сарыкамыша, расцвело не два, а сразу три небольших облаках разрывов шрапнели! И сразу следом — еще два, причем эти подорвались заметно ближе к нам… Я начал вертеть головой, после чего приник к другому оконному проему, пытаясь понять, откуда открыла огонь вторая батарея, откуда следует помощь?! И вскоре увидел, как к вокзалу приближается плотная, многочисленная колонна всадников…
Кавалерию заметили и турки, тут же ослабившие натиск — и открывшие плотный огонь слитными залпами по новому врагу. Несмотря на век скорострельных (по сравнению с дульнозарядными ружьями девятнадцатого столетия) магазинных винтовок с нарезным стволом, резко увеличившим огневую мощь и боевую эффективность рядового солдата, местные уставы, очевидно, все еще предполагают вести огонь именно залпами — по крайней мере, по относительно хорошо видимым массовым целям… Вроде той же кавалерийской колонны.
Но и приближающиеся всадники осознали опасность сразу после первого же залпа осман — и плотная колонна (наверняка понесшая потери) тут же начала разворачиваться в широкий, разомкнутый строй, раздавшись далеко в стороны. Очевидно, я воочию наблюдаю атаку так называемой «лавы»!
Активизировались стрелки на втором этаже, а вниз кубарем сбежал отправленный мной наверх солдат, заботливо держащий в руках початый цинк с патронами — и две РГ-12.
— Все, что смогли передать! И вам, господин прапорщик, отдельно двенадцать патронов к нагану…
— Вот это добро!
Я приподнялся над подоконником и бодро выпустил по туркам весь магазин, сноровисто передергивая рукоять затвора после каждого выстрела. При виде приближающегося подкрепления активизировался весь батальон — точнее его остатки, но все же! Все же наш усилившийся огонь заставил османов ослабить собственную стрельбу по всадникам; с бешенной скорострельностью заработавшие с обеих сторон орудия. Они, как кажется, и вовсе остановили турецкую атаку со стороны пригорода!
Спустя еще несколько минут, ломая устоявшийся в моем сознании шаблон, что пулеметная тачанка с «максимом» изобретена в годы Гражданской войны (вроде как махновцами), вперед конной лавы неожиданно выскочили две пулеметные двуколки. Поначалу никто, как кажется, не придал двум малым возкам особого значения — но как оказалось, зря! Ибо сделав лихой разворот, казаки — а что это именно казаки, сомнений не осталось после того, как я смог различить папахи-кубанки и бекеши — открыли плотный огонь станковых «максимов» прямо с двуколок, развернув их тылом к туркам… Причем понимая, что подобный огонь будет не особенно эффективен по залегшим османам, кубанцы от души врезали по последним двум цепям врага, только-только втягивающимся на вокзал со стороны Верхнего Сарыкамыша!
А затем казаки прямо в конном строю ворвались на станцию, принявшись колоть разбегающихся врагов пиками и яростно рубить их шашками под оглушительное русское:
— Урррр-а-а-а-а-а!!!
Глава 14
…Лихая атака казачьей лавы, ударившей попятившихся турок в лоб, стала моим последним видением того памятного боя. Поняв, что мы спасены и как минимум сегодня точно отстоим свои позиции, я вновь отключился — сказалась и кровопотеря, и в очередной раз отпустившее напряжение.
А позже началось воспаление в наспех перебинтованной и плохо обработанной ране…
Уже позже, пребывая на излечение в госпитале в Тифлисе, я узнал, что славная атака кубанцев привела к едва ли не полному уничтожению одного из полков 17-й пехотной дивизии осман. Казаки сумели выбить турок и из Верхнего Сарыкамыша, заметно остудив их наступательный порыв — выиграв не только бой, но и время, как минимум полдня. Впрочем, время это использовал и Энвер-паша, командующий наступлением на Сарыкамыш — использовал для накопления и сосредоточения сил перед новой атакой… Но за эти часы его собственная армия из-за не боевых потерь сократилась примерно на десять тысяч человек! Кто-то получил обморожение во время зимних ночевок, большинство же замерзло насмерть — и после очевидцы говорили, что на месте бивуаков осман переметенные снегом, почерневшие от мороза трупы аскеров образовывали жуткие круги. Так, словно тела их собрали вместе для какого-то жуткого обряда…
На самом же деле все было проще — эти люди просто замерзли вокруг прогоревших и потухших костров.
Тем не менее, Энверу-паше все же удалось собрать значительные силы для нового удара по Сарыкамышу — вот только и в город прибывали подкрепления. 13-го числа к вечеру вслед за кубанцами подоспел на подводах 1-й батальон 80-го пехотного кабардинского полка, а по железной дороге перебросили 222-й запасной батальон с еще одной дополнительной ротой. Утром следующего дня прибыл Кабардинский полк полковника Барковского, затем в город вошла и 1-я Кубанская казачья пластунская бригада во главе с генералом Михаилом Пржевальским. Можно сказать, казачий спецназ, заработавший свою репутацию при покорении Россией северного Кавказа — и особенно отличившийся во время Крымской войны…
Количество артиллерии и пулеметов у защитников города увеличилось кратно — но, тем не менее, враг наступал в большой силе (это несмотря на жуткие потери, считая замерзших и обмороженных), и продолжал давить. 14-го декабря ближе к вечеру османы предприняли внезапную атаку и сумели даже ворваться в город — но позже были выбиты решительной контратакой русских войск. В ходе последующих боев турки старались окружить Сарыкамыш, в то время как Пржевальский не без успеха контратаковал, тесня врага на ближних подступах — вот только решительные действия генерала оставили его практически без резервов…
В то время как у Энвера-Паши было достаточно сил для организации очередного, тяжелого удара по растянувшему фронт обороны противнику.
И он последовал — 16-го декабря османами уже практически ночью была предпринята мощнейшая атака в сторону занятой казаками высоты «Орлиное гнездо», вокзала и моста на шоссе… Турки шли плотными колоннами — и, не считаясь с потерями (морозные ночевки довели их до исступления, из разряда «лучше смерть в бою, чем от холода»), враг бешено напирал на позиции обороняющихся. Особенно жаркая схватка завязалась в районе железнодорожного вокзала, где оборону на себя принял полковник Кравченко Антон Тарасович — тот самый офицер, так вовремя пришедший с кубанцами нам на помощь… Силясь остановить отступление, полковник отдал приказ «Ни шагу назад!» — и сам бросился в гущу боя! Где и нашел славную смерть…
