Князь Изгой (СИ) - Серебров Яр

Постучавшись для приличия, толкнул покосившуюся дверку и шагнул в сумерки. Внутри антураж не уступал. Комнатушка небольшая и под потолок всё связками травы увешано, рогами и шкурками. Пришлось в три погибели склониться. В углу пыхтела сложенная из дикого камня печурка, у которой грелась одетая в тряпьё бабка. Если дом не особо походил на избу на курьих ножках, то сама бабка — чисто копия бабы-яги. Нос крючком, на ногах лапти из корешков, балахон зелёный, что на тряпку половую больше похож. На голову вовсе чудного вида рогатый головной убор напялен — кика. Глаза светлые, голубые, да горят словно льдинки на солнце.

— Здрав будь, Лукерья!

— Здравствуй и ты, Прохор, — ответила бабка, с ухмылкой, как будто знала, что имя не моё.

Я несколько опешил, но продолжил:

— Долгие лета!

— До ужо куды мне до тебя!

Она что-то знает? Как такое может быть? Я даже позабыл, за чем пришёл. Отложил гостинцы подошёл ближе.

— Что-то ты темнишь бабка.

Та лишь криво усмехнулась:

— Из тебя гость, како из меня молодуха.

— Знаешь, кто я таков? — я подступил ближе.

Бабка не отодвинулась, а привстала и посмотрела в самые глаза. Мир немного качнулся.

— То ты и сам ведаешь!

— Что ведаю? Пошто загадками глаголишь?

— Глаз у тебя старый. Не бывает таковых молодых. Не от мира сего ты… Прохор.

— А от какого я мира?

— Тебе лучше знать, токмо меня не обманешь.

Кулига место тайное, да древнее. Значит что-то знает! Жаль говорит загадками, и я нажал, голосом:

— Ты ведаешь, кто я таков али нет?!

— А сие и не важно. Мать сыра земля всё одно — своё взад заберёт.

— Не эта ли мать? — я выложил перед Лукерьей простенький деревянный змеевик, купленный по случаю на торге.

Бабка взяла его, аккуратно покрутила в руках, после снова ухмыльнулась да положила на стол.

— Сядь, Прохор, или как там тебя? В ногах правды нет. Мать наша стара как мир и силы великой… Была. Ныне же токмо в особых местах свою волю являет.

— Ты говорила с ней?

Раздался каркающий смех:

— Кто я такая чтобы глаголить с Матерью? Токмо младшая ведунья.

— Значит и старшая есм?

— То, не твоего ума дело!

— Кто таковая Змея Пламя?

Бабка молчала. Смотрела в глаза прямо, с некой упрямцей, затем спросила:

— Значится в Кулиге свою волю явила?

Я кивнул.

— Место сие непростое. Сильное место, заговорённое.

— Мне-то что делать?

— Жди. Время придёт, Матерь путь укажет, — глаза Лукерьи потускнели, она изменилась, будто стержень вынули, превратились в обычную старушку и уставилась на меня, будто в первый раз видела.

— Прохор, а ты пошто пришёл-то? Гостинец поди принёс?

— Принёс, — ответил я в некоторой задумчивости.

Вопросы с мистикой я отложил на лето, а вот вопросы с финансами, следовало решать как можно быстрей, ибо не смотря на то, что резан на оплату заказов кузнецам и столярам был, уходило много. Второй рубль у Богдана, сверху оговорённого, занимаю.

План мой, хоть и со скрипом, но притворялся в жизнь. В яме из-под глины устроили сруб под тёплый подвал для овощей, а по соседству, такой же под ледник. Оба выложили изнутри торфяными блоками, а сверху утеплили хвоей. Ледник заполнили бракованными ледяными блоками. Будет добрый запас на лето, да и для мяса-рыбы не помешает. Есть у меня хорошие идеи на этот счёт.

В траншее всё ещё жгли дрова на уголь. Расходная вещь. Куда не плюнь, везде его надо и много. Утепляли траншею с уложенными дровами торфом, песком и глиной. От жара те хорошо просыхали, а мы получали сухие смеси для утепления и для кирпичей. Схема утепления клети стандартная: первым клали слой глины сантиметров десять для гидроизоляции, на него торф, после опять глину с мелким щебнем. Каждый слой основательно трамбовали.

Зерновой амбар, естественно, не утепляли и не конопатили. Зачем? Чем холодней, тем лучше. Наделали перегородок, да и ссыпали в «клети» зерновые и бобовые. Во втором срубе, чуть большего размера, устроили сушило. На подушке сложили печь времянку из глины и камней. Печь так себе вышла, то и дело трескается от жара. В принципе, не велика проблема, подмазал и готово. В наших то, южных, краях печи из глины и камней сотни лет строят, и ничего. Некоторые до XXI века дожили. Жаль, нам такие не подойдут. Как не крутись, а придётся самим кирпич формовать. И формовали, глину мешали с песком или торфом, после, набивали в ручные формы, трамбовали и укладывали готовые блоки сушиться в клетях на стеллажи с жердями. Несмотря на малый размер сушильной, там трудилось два десятка отроков. Кирпич штамповали из покупной глины, из местной, да из местной пополам с покупной, короче экспериментировали с пропорциями песка, извести и глины.

Чтобы ускорить процесс внедрили два станочка простой конструкции для прессования, с минимумом железных деталей: рама с нажимным рычагом и дозатор. Прямо в клети и собрали, как только деревянные детали от Ставра подоспели. В «станочках» не только кирпичи для печей можно было формовать, если взять девять частей просеянного торфа, одну часть глины, получим отличные торфяные блоки для утепления. Их и обжигать не нужно, только подсушить.

Одно плохо, клеть ни разу не сушильная камера. Температура внутри маловата, да и влажность высокая, а двенадцать кубов сырца не шутка — полноценный грузовик. В естественных условия кирпич необходимо сушить при температуре от десяти градусов и выше, да с нашей убогой печкой его до весны сушить будешь, если не до лета!

Пошли по другому пути. Траншею угольную углубили и перекрыли брёвнами, утеплив торфом пополам с палой хвоей. В «землянке» сей разожгли костёр, подняли температуру и принялись класть колпаковую печь регенеративного типа. Горячий воздух нам потребуется для просушки сырца и обжиговой печи. Печь сию буду класть частью из подсушенного сырца, а частью из обычного, что в угольной яме нажгли за предыдущие недели. Качество у него ниже плинтуса, но какое-то время выдержит, а после всё равно печи разбирать да перекладывать, ибо порядовку и сечение каналов не помню. Эксперименты треба.

Так вот про печь, в ней устроены особые колпаки, как бы сосуды, перевернутые днищем вверх. Между теми вертикальные щели, по которым печные газы свободно движутся из одного колпака в другой. Хитрость в том, что сии щели разделяют поток воздуха на тёплый и холодный, и пока холодный не прогреется, то в вытяжку не пройдёт.

А что в печи самое важное? Верно, эффективность сгорания топлива! КПД той же «русской» печи и «голландки» не превышает пятнадцати процентов, у печи «шведка» она повыше, порядка тридцати, а у правильно сделанной колпаковой — до шестидесяти! И никаких вентиляторов, космических технологий.

Ко всему в такой любой шлак сгорает быстро, а температура более стабильна, что для обжиговой печи важно чрезвычайно. Кое-что всё же наколхозил, поверх колпаков сложили рекуператор, он заодно свод усилит, ибо колпаки имеют нехорошее свойство взрываться. Не зря сам изобретатель настоятельно рекомендовал обваривать сии печи металлическим кожухом, а где мне его взять?

Четыре дня клали и просушивали печь, параллельно вели садку сырца, ёлкой. Печь клали на глазок, да без футеровки, ибо нечем футеровать то. Откель шамот то взять нормальный? Не, что-то пробуем сделать, но в любом случае, качество не то. Из того же сырца частично сложили дымовую трубу высотой шесть метров. С трубой, отдельная история вышла. В землянке печь складывать куда не шло, тепло быстро нагнали, а с трубой что прикажете делать? Половину высоты в траншее сложили нормально, а дальше? Мороз то, крепкий. В один из дней к вечеру резко потеплело, вот и решил не затягивать. Указал чтобы развели вокруг трубы костёр, а сам, взяв пару помощников посмелей за ночь сложил.

Картина маслом: костёр вокруг трубы, люди наверху, да ещё кирпич журавлём подают прямо сквозь пламя… Ух, что на следующий день в Ивани началось… Слухи поползи один другого страшней. Прохор мол, с нечистым связался! В яме ночью копается, да чёрный весь аки из преисподней вылез.