Борис Чурин - Ангел Господень
Начал накрапывать небольшой дождь и Сергей Михайлович ускорил шаг.
— Не послушал синоптиков, доверился утром безоблачному небу, теперь мокни без зонта, — ругал себя Лунев.
Став директором гостиницы, Сергей Михайлович обзавелся полезной для здоровья привычкой: возвращаться с работы домой пешком. Из гостиницы он выходил поздно. В девять, а иногда в половине десятого. Брел не спеша по безлюдным улочкам, мысленно давал оценку делам, выполненным за прошедший день, строил планы на день будущий. Самым интересным событием минувшего дня, безусловно, стал неожиданный визит директора ресторана.
— Сергей Михайлович, здравствуйте, — источая лучезарную улыбку, сотрудник общепита лебедем проплыл от двери кабинета до директорского стола и протянул пухлую ручку, — а у меня для вас сюрприз.
— Что за сюрприз? — удивился Лунев, пожимая протянутую руку.
— Сейчас увидите, — улыбка продолжала сиять на лице визитера, — оставьте свои дела и пойдемте со мной. Не беспокойтесь. Наша прогулка займет не больше пяти минут.
Они поднялись на лифте на четвертый этаж и зашли в буфет.
— Взгляните сюда, — директор ресторана указал на витрину, где под стеклом красовались свежеиспеченные кулинарные изделия, — а каков аромат? — он шумно втянул носом воздух, — бразильский кофе. Свежепомолотый. Зиночка, — обратился директор ресторана к буфетчице, — сделай нам по чашечки кофе…
— Да, — вздохнул Лунев, задирая воротник пиджака, чтобы дождь не попадал за шиворот, — если бы все проблемы в гостинице решались так легко и быстро, тогда…
— Помогите!
Отчаянный женский крик донесся из арки дома на противоположной стороне улицы. Сергей Михайлович резко затормозил и, напрягая зрение, стал вглядываться в темноту.
— Помогите! — вновь раздался крик.
Лунев сорвался с места, в несколько прыжков пересек улицу и оказался возле арки. В дальнем ее конце метались чьи-то тени. До слуха Сергея Михайловича доносились женский плач и грубый мужской рык.
— Всем стоять на месте! Это милиция! — гаркнул Лунев во весь голос.
— Атас! — взвизгнул кто-то испуганно.
Из темноты арки во двор дома метнулись две фигуры. Сергей Михайлович осторожно зашел в арку и остановился, растерянно крутя головой в разные стороны. Никого здесь он не обнаружил. Выждав несколько секунд, Лунев развернулся, чтобы идти назад, как вдруг услышал слабый звук, похожий на поскуливание голодного щенка. Сергей Михайлович шагнул на этот голос и наклонился. В темном углу, за выступом, упершись спиной в стену, сидела на корточках молодая девушка. Обхватив тело руками и вжавшись грудью в острые коленки, незнакомка тряслась так, словно коснулась электрических проводов высокого напряжения.
— Эй, ты кто? — Лунев ниже наклонился к девушке.
— Я Оооля, — с трудом смогла выговорить та.
— Что с тобой случилось, Оля? — Сергей Михайлович пытался в темноте рассмотреть девичье лицо.
Назвать девушку красивой было бы явным преувеличением (нос слишком курнос, рот великоват, губы через чур полны), однако огромные и чуть раскосые, карие глаза придавали облику Ольги загадочно-интригующий шарм, который наверняка притягивал взгляды молодых людей.
— Меня ограбили, — сквозь слезы промычала девушка, — сумочку отобрали и сережки золотые сняли. Пытались кольцо стянуть с пальца, но я не дала. Это кольцо — бабушкин подарок. Оно у нас в семье по наследству передается.
— А в сумочке денег много было? — полюбопытствовал Лунев.
— Не-а. Меньше двух рублей. Ой! — вскрикнула вдруг Оля, — там же студенческий билет был и зачетная книжка!
— Это не страшно. Восстановишь, — успокоил девушку Лунев, — вставай. Я тебя до дома провожу.
Сергей Михайлович протянул Ольге руку, но та лишь ниже склонила голову.
— В чем дело? — удивился Сергей Михайлович, — ты меня боишься?
— Нет.
— Тогда, вставай и пойдем.
Оля бросила на Лунева нерешительный взгляд.
— Они мне блузку порвали и лифчик.
Ставшие было подсыхать глаза девушки, вновь наполнились слезами. Сергей Михайлович торопливо стянул с себя пиджак и, протянув его Ольге, отвернулся. Через несколько секунд девушка тронула Лунева за плечо.
— Я готова.
Полы пиджака достигали девичьих колен, а рукава скрывали кисти рук. Сергей Михайлович усмехнулся и помог девушки закатать рукава.
— Ты где живешь?
— В общежитии пединститута. Отсюда не далеко.
— Знаю, — кивнул Сергей Михайлович, — это рядом с моим домом.
Он взял девушку под руку.
— Ну! Шире шаг!
С минуту шли молча.
— Я гляжу, ты отчаянная девчонка, — первым заговорил Сергей Михайлович, — одна вечером разгуливаешь по городу.
— Я у подруги к экзамену готовилась. Она много лекций пропустила, и я ей свои конспекты принесла.
— А почему твоя подруга сама к тебе не пришла?
— Она не может, — вздохнула Оля, — зимой попала в аварию и ей ампутировали ногу. Протез уже изготовили, но к нему еще привыкнуть надо.
Лунев с интересом посмотрел на девушку.
— Ты, наверное, не здешняя, раз в общежитии живешь?
— Я из Савеловского района. В восьмидесяти километрах от города.
— Деревенская, значит?
— Ага, — кивнула девушка.
— Семья большая?
— Большая. Кроме меня, у родителей еще трое детей. Я старшая.
— Родители тебе деньгами помогают?
— А как же?! Каждый месяц по двадцать пять рублей высылают.
— Хватает на жизнь?
— Хватает, — махнула рукой Оля, — я ведь еще стипендию получаю. А по вечерам полы мою в учреждении.
— Молодец! — похвалил девушку Сергей Михайлович.
Так, за разговором они дошли до дома Лунева.
— Слушай, — спохватился Сергей Михайлович, — меня ведь в общежитие не пропустят, чтобы пиджак свой забрать. Давай подымемся ко мне, я тебе кофточку дам. Заодно зонт возьмем, а то я уже совсем промок.
Через минуту Сергей Михайлович открывал ключом дверь своей квартиры. Кофточка пришлась впору.
— Это кофта вашей жены? — Оля бросила на Лунева смущенный взгляд.
— Да, — коротко ответил Сергей Михайлович.
— А где сейчас ваша жена?
— Она умерла.
Лунев взял в руки зонт и кивнул на дверь.
— Пошли.
Пещера на горе Хира, близ Мекки, 611 год
Что-то в его жизни происходит не так. Но что? Как ни старается Мухаммед, но ответить на этот вопрос он не может вот уже на протяжении последних трех лет. Казалось бы, все у него есть, чтобы жить спокойно и счастливо: деньги, дом, любящая жена, дети. Правда, двое его первенца, мальчики, умерли в младенческом возрасте. Но потому родители и рожают много детей, что они, дети, умирают часто. Во всех семьях так. Ничего в этом необычного нет. Конечно, дело не в смерти детей. Что-то другое гложет душу Мухаммеда, не дает ему спокойно спать и получать удовлетворение от беззаботной, сытой жизни. Более того, Мухаммед чувствует, что его угнетает и раздражает такая жизнь. Вот почему он пытается бежать от нее. Бежать далеко и без оглядки.
Уже третий год в месяц рамадан уходит Мухаммед из дома, беря с собой минимум вещей. Уходит в пещеру на горе Хира, что в полудневном переходе от Мекки. Три раза в течение месяца Хадиджа отправляет к нему слугу с водой и провиантом. Слуга, не входя внутрь пещеры, окликает Мухаммеда и, дождавшись ответа, оставляет пищу у входа и уходит.
Чем занимается Мухаммед в течение целого месяца? Ничем. Лежит на циновке и думает. Думать Мухаммед любит и думает обо всем. Но больше всего его занимают вопросы религии. В своих поездках в Сирию, Йемен и другие страны Мухаммед искал встреч с христианскими и иудейскими богословами. Расспрашивал об их религиозных учениях. Внимательно слушал, запоминал, а потом, лежа на циновке в пещере, размышлял над услышанным.
Вот и сегодня, в семнадцатую ночь рамадана, съев кусок лепешки с сушенным мясом и подбросив хворосту в костер, Мухаммед лег на циновку и закрыл глаза. Сегодня он решил сделать для себя окончательный вывод: какая из двух религиозных идеологий, христианская или иудейская, больше подходит для него самого и всего арабского народа в целом.
Где-то рядом заверещал сверчок. Порыв ветра ворвался в пещеру и сдул прядь волос на лоб. Мухаммед поправил волосы и прислушался. Ему показалось, что он услышал слабый шорох.
— Ящерица, — решил Мухаммед.
Он открыл глаза и повернул голову в сторону, откуда доносился шорох. В следующий миг Мухаммед вскочил на ноги с такой резвостью, словно лежал он не на холодной циновке, а на раскаленной сковороде. В трех шагах от него стоял высокий, худощавый старик в ослепительно белой одежде. На некоторое время в пещере воцарилась мертвая тишина. Оба, старик и Мухаммед, внимательно рассматривали друг друга. Первый с интересом, а второй с боязливой подозрительностью.
