Юрий Туровников - Абсолютное зло
Слова застряли в горле, едва «патриарх колкости» разглядел своего гостя.
Листок с текстом выпал у него из рук. Глаза «короля смеха» забегали по сторонам, ища спасения или, на крайней случай, дефибриллятор. В наступившей гробовой тишине стало слышно, как сжимаются его сфинктеры.
— Ха-ха-ха! — разнеслось по палате. — Пришел твой час!
— Как так-то?! — пропищал «гений сарказма», вжимаясь в спинку кресла-каталки. — За что?! Не могу я раньше Лены. Она же обхохочется!
Смерть присела на стул, стоявший возле двери, и погладила ладонью рукоятку меча.
— Ты еще спрашиваешь за что?! Ты свои выступления видел? Ими же пытать можно! Любой шпион расколется через пять минут, а еще через три его мозг превратится в губку! Все, молись Диаволу, ибо Творец не мог тебя слепить по своему образу и подобию. Тут имеет место быть явный перебор дерьма и галлюциногенов!
Мавсисян побледнел и поискал спасения за окном. Надежды умерли в одно мгновение. Четвертый этаж. Результат будет тот же. Юморист даже вообразил себе картину, как его несчастного будут поджаривать на сковородке черти, без масла, в целях экономии продукта.
— Может, есть альтернативный вариант развития событий? — с робкой надеждой спросил «властелин острот». — Давайте, если я вас насмешу, то вы от меня отстанете?
Смерть хмыкнула и устроилась поудобнее, положив меч на колени. Надежды на чудо она почти не питала.
— Давай, упырь, удиви меня!
Мавсисян потер ладони и начал свои мини-концерт.
— А кто это к нам прише-о-ол? — Он скорчил рожу. — Смертушка — красавица! Ё-хо-хо! А тут зашел реаниматолог и выдал с порога: «Продлевать будете-е-е?» Ядрены пассатижи, фигли-мигли!
Юморист запустил пальцы в волосы и вздыбил шевелюру. «Скорая погибель» тяжело вздохнула и поднялась со стула.
— Не убедил.
— Дай мне еще один шанс! — взмолился Мавсисян, подъехав к мрачной гостье. — Проси, что хочешь!
— А вот это смешно, но поздно. Могу дать тебе еще один год, взамен же возьму левую ногу.
«Дарящий радость» задумался.
— Год или нога. Нога или год… А можно два?
— Не борзей! — Смерть провела по лезвию меча ногтем, и палату наполнил еле слышный металлический звон. Человек с музыкальным образованием определил бы этот звук как «ля мажор».
«Великий юморист» заплакал, спрятав лицо в ладони.
— Ты чего рыдаешь? Развесели себя, ты же в этом деле гуру! Смех продлевает жизнь. Правда, не всегда и не всем. Отвратительно выглядишь, — мрачная гостья подкатила кресло-каталку к большому зеркалу возле кровати. — Смотри, какой кошмар.
— Это какое-то кривое зеркало! — ревел комик.
— Это ты кривой, упырь! Не перестанешь кривляться и нести чушь, я вернусь и на пятаки тебя порублю, понял?!
Тот кивнул, утер слезы, закрыл глаза и, приготовившись к экзекуции, спросил.
— А коса твоя где?
— Тебе не все равно, чем рубить буду?
— Ну да…
«Вжик» сказал отточенный клинок меча, на пол брызнула кровь. Мавсисян заорал, как поросенок на бойне. Оконные стекла прогнулись, но не осыпались. А вот часы, висевшие на стене, остановились, и стрелки упали на цифру «6». Убирая отрубленную по самые помидоры конечность, маньяк задержал на ней свой взгляд.
«У него на ноге шесть пальцев. Теперь все сходится! Палата шестая, стрелки часов упали на шесть часов, и теперь пальцы. Складываем все и что получаем? Он точно порождение Диавола! Три шестерки — 666. Надо было ему голову отсечь и избавить мир от грядущего апокалипсиса!».
Мавсисян продолжал вопить «на всю Ивановскую» и смеяться одновременно, пытаясь сжать культю и остановить кровотечение.
«Идиота кусок, — подумал человек в плаще, выходя из палаты. — Никакого чувства юмора! Завтра всем расскажет, что обманул Смерть, и переедет в соседнее отделение к Наполеону. Вот это смешная шутка. Вот это я молодец!».
По коридору разлетались вопли пострадавшего, разбудившие полбольницы.
Маньяк прошел по отваливающейся напольной плитке, задержался у поста и дотронулся до спящей Марии Ивановны. Женщина открыла глаза и вздрогнула.
— Это снова ты?! Я чуть не умерла! Чего тебе опять надо, окаянная?
— Вызовите полицию и дежурного хирурга. Пациенту из шестой швы наложить надо, — прозвучало из капюшона.
— А чего он так орет? — медсестра перегнулась через стол и посмотрела в сторону палаты, где надрывался Мавсисян.
— Поспорил со мной на глаз, что я ему ногу не отрублю. Вот, — и неизвестный раскрыл большую полиэтиленовую сумку «мечта мародера», демонстрируя свой трофей.
Привыкшая ко всему женщина только прикрыла ладонью рот, заглянув внутрь.
Потом подняла взгляд.
— А чего у тебя плащ-то не черный?
— Выцвел, а поменять на новый времени нет. Вся в делах, вся в заботах.
— Понимаю, — вздохнула медсестра.
— Мариванна, вы не говорите никому, что Смерть видели. Вам не поверят и в психушку отправят. Хорошо? Скажите полицейским, что маньяк заходил, весточку Воронцову притаранил, — и неизвестный положил на стол сверток.
Входная дверь скрыла ночного гостя от заспанных глаз медицинского работника больницы.
Там же. 04 часа 30 минут.— Твою мать! — Воронцов вышагивал по коридору и самчно ругался. Зотов еле поспевал за ним, делая на ходу заметки в блокнот и разглядывая сделанные фотоснимки. — Какого хрена этому маньяку не спится?! Я уже день с ночью попутал. Весь режим к чертям собачьим катится!
— Так на то оно и темное время суток, чтоб вершить темные дела, — сказал запыхавшийся журналист, семенивший следом.
Виктор на секунду остановился и взглянул товарищу по несчастью в глаза.
— Володенька, я что-то не пойму, ты его оправдываешь или тупо надо мной издеваешься? Этот маньяк со своими рисунками достал уже! На этот раз он мне букву «В» написал. Вендетта, значит. Просто какой-то обсмотревшийся голливудских блокбастеров идиот! Сувениры мне шлет, падла! — и он потряс очередным «подарком», томиком юмористической фантастики, который передала ему Мария Ивановна.
«Ноги из глины».[12]
— Может, это зацепка? — крякнул Зотов.
Воронцов снова остановился и так посмотрел на журналиста, что тот без слов дал понять, что заткнулся навсегда. Подойдя к заспанной медсестре, капитан спросил.
— Уважаемая, вы хоть разглядели преступника?
— Конечно, — ответила та, прикрыв ладонью зевок. — Высокий такой, в плаще. В руках железяка длинная и блестящая. Я его вначале за Смерть приняла, но он успокоил, сказал, что всего лишь маньяк. Показал мне ногу в пакете и ушел. Я сразу в полицию звонить и в хирургию, как было велено.
— Кем велено? — вставил Зотов.
— Как кем?! — всплеснула руками женщина. — Маньяком, конечно же! Он так и сказал: — Звони, Мариванна.
Капитан громко и сердито, с рыком, вздохнул. Ударив с силой кулаком по стойке так, что подпрыгнул телефон, Воронцов поманил за собой журналиста и стал подниматься по лестнице, направляясь в отделение психиатрии. Юмористову ногу в хирургическом залатали на скорую руку, и перевезли этажом выше, как и предсказала ночная гостья, к «Наполеону».
Поздоровавшись с дежурившим у палаты опухшим констеблем и войдя внутрь, следователь обнаружил там мирно сопящего «полководца» в шляпе, сделанной из газеты, а так же самого Мавсисяна, кутающегося под одеялом и корчившим рожи.
— Видишь, как его нахлобучило от стресса и шока, — шепнул Виктор.
— Да?! — удивился Зотов. — А я вот разницы и не вижу. Кажись, такой и был.
Оба еле сдержали порыв дикого хохота. Постеснялись супруги «великого комика», которая проливала крокодиловы слезы, сидя на стуле рядом с мужем.
Женщина причитала и пыталась накормить его с ложечки просроченным кисломолочным продуктом. Других пациентам на этом этаже не выдавали, ибо они не могут отличить годный продукт от испорченного, а тратить свои карманные деньги дива разговорного жанра зажмотилась.
— С ним сейчас бесполезно разговаривать, — произнесла Ступоненко, поправляя серо-белый больничный халат. — Он от боли разум потерял. Надеюсь, скоро придет в себя.
— Не дай бог, — прошептал журналист, делая снимок «великого и неповторимого».
Но получилось гораздо громче, чем он рассчитывал, и на него устремились три пары глаз: Воронцова, супруги Мавсисяна и «Наполеона», который неожиданно проснулся. Хотя на великого полководца пациент не тянул вовсе. Мал еще.
Сопляк, лет восемнадцати от роду, который косит от службы в армии Его Императорского Величества. Подумаешь, всего-то десять лет отчизне отдать! А этому еще и на пользу пойдет, вон какой дрищ, не то, что призывники лет сорок назад. Те мускулистые были, ни чета нынешним, которых ветром сносит без мелочи в кармане.
Виктор кашлянул в кулак, покачал головой и обратился к потерпевшей стороне.
