Александр Шуваев - ГНОМ
Они, понятно, и представить себе не могли, что на них расходуют самый ценный ресурс из всех, потраченных на данную операцию. Потому что участие тех самых девушек в сборке пары-тройки тысяч примитивных грузовичков было, мягко говоря, стрельбой из пушек по воробьям, причем пушки эти должны относиться, по меньшей мере, к РГК. В свою очередь, полевую командировку лучших контрольных мастеров нужно считать большой жертвой со стороны завода. И крайним расточительством. Все остальное, в общем, было нормально настолько, насколько, конечно, вообще можно говорить о "нормальном" во время такой войны.
Неожиданности - возникали, не без того, и как бы ни самым неприятным сюрпризом оказалась существенно разная пропускная способность трасс "туда" и "обратно". То, что для транспорта в заснеженной степи придется прокладывать двухпутку, чтобы по каждой дороге движение шло строго в одну сторону, было предусмотрено с самого начала. Под каждую дорогу завод выделил по два пятисотсильных бульдозера, больше не мог. Но вот о том, что "туда" перед бульдозерами, рядом с бульдозерами, вслед за бульдозерами движутся тысячи ног, по большей части, обутых в лыжи, как-то никто не подумал, даже Берович. Поэтому порожняк возвращался куда медленнее, чем это предполагалось. И вообще метель делала свое злое дело с упорством, достойным лучшего применения. Она засыпала дорогу, и теперь по ее сторонам высились снежные стены в три человеческих роста. Она валила поверх тентов на сборочных площадках такой груз снега, что они провисали почти до полу, и требовались усилия автоматчиков, чтобы стряхнуть его на землю, у остальных покуда не хватало сил и сноровки. Она секла лица лыжников и пеших мелким, злым снегом, и норовила завалить устроившихся на ночлег.
Но хуже всего было то, что она плотно закрывала громадную, все увеличивающуюся колонну от воздушной разведки супостата. Грандиозная дезинформация, судя по всему, терпела не менее грандиозный провал. Если бы в том же месте, в то же время нацисты прозевали настоящее соединение такой же численности, это могло бы кончиться для них довольно печально. Но для демонстрации непрерывная метель оборачивалась катастрофической неудачей. На этом этапе могло показаться, что весь марш потерял всякий смысл и его пора сворачивать. Слабая надежда оставалась только на чрезвычайно высокий профессионализм немецкой разведки: к этому моменту его привыкли несколько даже переоценивать, придавая абверу уж вовсе демонические черты, вроде всезнания и всеприсутствия.
Личный состав тем временем всерьез втянулся в марш. Теперь переходы стали куда длиннее, а на привалах добавку давали не жалея. Бойцы стали обретать особую, тягучую выносливость, когда любая усталость как-то перестает иметь значение, не валит с ног, оставаясь на одном уровне, а силы, в общем, не убывают. С лыжами освоились довольно многие даже из тех, кто прежде имел к ним довольно косвенное отношение. Где-то на середине дистанции им раздали оружие, несерьезные, какие-то игрушечные с виду мелкокалиберные автоматы с примкнутым, чуть изогнутым рожком, снег свистел под лыжами, и сквозь непрекращающуюся метель группы и отдельные лыжники валили ходко, размашистым шагом, экономно толкаясь палками. Теперь практически на всех, включая женщин, были штаны. Самых слабых, тех, кто не мог освоиться с лыжами, тех, кто уже к началу марша явился с помороженными ногами, по большей части везли на грузовиках, которых от стоянки к стоянке становилось все больше. И еще за пять полных суток марша оказалось неожиданно мало умерших. То есть, конечно, много, даже очень, но гораздо меньше, чем ожидалось. Тех, кто упал в снег и не поднялся. Тех, кто заснул и не проснулся. Таких, которые, стиснув зубы, ушли с дороги и не вернулись. Колонна росла в числе, становясь все более компактной, и при этом набирала ход, разгоняясь, как лавина, скатывающаяся с горы. Почти две трети пути в состав колонны вливались все новые толпы молчаливых, истощенных, нищенски одетых людей, доставленных по железной дороге, и Марш переваривал их, превращая в собственное тело. Как будто бы потеряв смысл, марш обретал собственное, отдельное от замысла существование, грандиозная мистификация постепенно наливалась плотью, жизнью, бытием.
- Сомнений практически нет, господин фельдмаршал. Разумеется, мы предпримем все меры, чтобы еще и еще раз проверить эти сведения… Но лучше принять это за факт и реагировать соответственно.
- Какая ориентировочная численность?
- От сорока восьми и до пятидесяти трех тысяч, господин фельдмаршал. Условия наблюдения следует считать исключительно трудными. Авиаразведка невозможна уже почти три недели подряд, а нашей агентуры там просто нет…
- Значит, около пяти-шести дивизий вполне удовлетворительной комплектности. Разумеется, исходя из русских штатов и в военное время. С одной стороны очень почтенно, а с другой - совершенно недостаточно для стратегической наступательной операции. Пара хороших корпусов или некомплектная армия.
- Позволите высказаться? Следует предположить, что остальные соединения просто не успели начать марш. Удивляет, скорее, что они успели бросить в наступление хоть что-то. После таких боев это просто немыслимо. Судя по скорости передвижения, это соединение с особым штатом и вооружением, что-то вроде ударного корпуса.
- Танки?
- Не удалось установить. Во всяком случае - не слишком много. Они смогли собрать очень большое количество транспорта, но вооружение, видимо, облегченное. Все в жертву скорости, но точные сведения, повторяю, получить не удается. Марш идет по безлюдным местам и очень быстро. Дело доходит до того, что мы постоянно теряем из виду такую массу народа. Создается впечатление, что группа по непонятным причинам меняет направление, виляя из стороны в сторону. Но главное не это.
- Да. Главное, что Сталин все-таки решился отвлечь какие-то силы от Сталинграда на то, чтобы отрезать группу армий "А". Очень жаль. Я, признаться, очень рассчитывал на природную осторожность этого азиата. Думал, что нам прошлым летом удалось внушить ему… надлежащее отвращение к авантюрам. Видимо, ошибся.
- Разрешите уточнить? Не из-под Сталинграда. Почти точно с востока, со стороны Актюбинска. Оттуда, откуда никто не ждал… У нас там и войск-то практически нет, одна 16-я дивизия на триста километров… Но, господин фельдмаршал, подвижная группа не так уж на самом деле велика по сравнению с масштабом задачи.
- Знаете, с чего начинаются все проигранные сражения? - Проворчал Манштейн. - С доклада о том, что на фланге "проявляют незначительную активность отдельные, разрозненные группы противника". Вы же сами упорно повторяли, что точных сведений не имеете… Но, допустим, это именно так, и этот корпус не сопоставим по силе с группой армий. Допустим! Перед ним и не ставится цель разгромить кавказскую группировку. Они должны ее просто задержать. Потом к месту сражения подойдет, скорее всего, 28-я и, пожалуй, 51-я армия русских, наши старые знакомые, к этому времени они еще поднакопят резервов, и группа армий "А" застрянет на Кавказе до весны. А деблокировать уже не удастся, потому что из-под Смоленска сейчас нельзя снять ни единого батальона…
Всю расстановку сил на гигантском фронте генерал- фельдмаршал буквально ощущал, как ощущает свое тело борец в схватке не на жизнь, а на смерть. Когда у обоих бойцов по ножу, и хватило бы буквально одного мига, но этого мига нет, враг вцепился мертвой хваткой в твою вооруженную руку, а ты из последних сил удерживаешь подальше от себя его клинок, и нет ни щели, ни мига для маневра, нет мгновения для красивого броска или удара, есть только тяжкое сопение, неуклюжая толкотня на одном месте и трещащие от непомерного усилия мышцы. Ослабляешь центральный участок, - и перенапряженный фронт почти тут же рушится, катастрофа на юге становится неизбежной, группу армий "А" можно списывать со счетов. И очень вероятно, что группу армий "Север" придется срочно выдергивать из получившегося мешка… а зимнее отступление, как показала практика прошлого года, есть занятие очень, очень расточительное. Настолько, что может оказаться и вовсе не по карману. Остается только одно: со всей возможной скоростью выводить войска с Кавказа и перебрасывать их на северо-запад. Казалось бы, - за чем стало дело? Ну, - неприятность, ну, - будет большая проблема убедить фюрера. Организационные трудности отступления такого масштаба таковы, что можно прийти в отчаяние, но осилить все-таки можно… Неприятное, но решение проблемы. Все? Все, да не все. Сообразив, что группировка под Сталинградом списана в расход, большевики могут высвободить шесть армий, - а это их лучшие армии, - и перебросить их на запад. Или на юго-запад. У них выбор есть, и это достаточно приятный выбор. В первом случае они многократно усиливают Жукова, который, похоже, развоевался не на шутку, группа армий "Центр" оказывается разгромленной и отброшенной на триста пятьдесят-четыреста километров, а группа армий "Север" попадает в окружение. Во втором случае будет разбита группа армий "А", а в окружение попадет уже центральная группировка. И остается единственная надежда на то, что, одновременно, и они все-таки не решатся, и мы сумеем… Сначала уговорить фюрера, а потом протащить две гигантских армии между Ростовом и Азовом. И в этот момент… Как будто одному из тех самых пыхтящих от напряжения борцов в задницу впивается, к примеру, вдруг расстегнувшаяся английская булавка.
