Андрей Посняков - Ладожский ярл
– Руна? – шепотом спросил Дивьян.
– Не знаю, – честно призналась девушка. – Та, что на озерном лугу, точно руна, я такие видала. А эта… Не знаю. Но кто-то же ее зачем-то выбил? Была раньше?
– А леший ее знает, – отрок пожал плечами. – Я тут, почитай, зимой только и бывал, а зимой и камня-то не видать. Ну что, пошли?
– Пошли, – задумчиво кивнула Ладислава. – Срисовать бы ее, да нечем.
– И так запомним, – усмехнулся Дивьян, вскидывая на плечо котомку с лыком. – Что тут запоминать-то? Одни палки какие-то.
Девчонка поежилась:
– Непонятно все это. Та руна – на пути от реки к нам, а эта… этот путь куда?
– К Куневичским погостам, к Капше-реке. Дивьян шел впереди, стараясь не очень спешить, чтобы зря не утомлять Ладиславу. Понимая это, та старательно скрывала усталость и шла молча, экономя силы. В принципе, не так уж много и оставалось. Вон уже знакомая березка, вот тропа, речушка, а там, за холмом, озеро.
– Шуйга-река, – кивнул на речушку отрок. – Так и сестрицу мою звали – Шуйга… Которую… – Он вздохнул и остаток пути вообще ничего не говорил, только остервенело сбивал обломанной веткой попадавшийся по пути репейник.
Когда за деревьями замаячила усадьба, Ладислава вдруг осознала, что уже привязалась к этому месту, как к чему-то до боли знакомому, родному. Старый, чуть покосившийся – так и не сумели пока толком поправить – частокол, старая береза у ворот, колодец, мостки, крыши.
– Пришли наконец-то…
Войдя во двор, девушка скинула с плеч тяжелую ношу и только сейчас почувствовала, как сильно устала. Уселась у колодца, привалившись к срубу. Немножко посидела так, прикрыв глаза, – понимала, работы в усадьбе хватит. Вычесать старый лен, сварить похлебку, закоптить пойманную вчера рыбу, испечь ржаные, с кашей, лепешки – калиткад – да мало ли дел? Рассиживать-сидеть некогда.
Ладислава встала и вошла в избу. Усмехнулась, увидев, как Дивьян старательно чертит на стене у лавки линии взятым из очага кусочком угля:
– Похоже.
– Не похоже, а в точности так, – обиженно откликнулся отрок. – У меня глаз памятлив.
– Памятлив-то памятлив, – засмеялась девчонка. – А вторую руну ты уж совсем не так изобразил. Ну, которая на лугу. У нее вовсе вверх веточки, а не вниз.
– Нет, вниз! Я же помню.
– Нет, вверх. Если по-моему, вытащишь для меня старый мед с дупла.
– А там же пчелы!
– Боишься? А если по-твоему выйдет, я тебе буду песни петь, пока не уснешь.
– Жалостливые?
– Всякие. Согласен?
– Согласен. Поплыли, посмотрим!
Ладислава оказалась права – крайние линии руны действительно смотрели вверх, а не вниз, как предполагал Дивьян. Он, кстати, и носом не повел по поводу собственного проигрыша, стоял у пня, словно пес, принюхивался. Лада-чижа даже засомневалась – может, ну его, не посылать за медом?
– Земля, – обернувшись к ней, произнес отрок. Девчонка не врубилась.
– Что – земля?
– Вот, здесь, под ногами. – Дивьян кивнул на пень. – Вчера не было. А ну-ка…
– Осторожно, там змеи могут…
– Знаю.
Быстро раскопав корень со стороны руны, он засунул под пень руки, пошарил и с торжествующей улыбкой на лице извлек на поверхность несколько небольших кожаных мешочков. В мешочках оказались слитки серебра, железные наконечники стрел, разноцветные бусины, пара хорошо заточенных ножей и вяленое мясо.
– Схрон, – кивнул отрок. – Кто-то припас зачем-то.
– А там? Под камнем?
– Завтра пойдем. Сегодня уж поздно…
Под камнем тоже обнаружился схрон. Почти с тем же самым. Оружие Дивьян с Ладиславой забрали себе, а остальное закопали, как и было.
– Теперь опасаться надобно, – предупреждал на обратном пути Дивьян. – Опасаться. Чувствую, не к добру все эти руны!
Глава 7
ГОСТИ
Май – июнь 865 г. Ладога
На лютыя козни победителя явишася,
На крепкого ратника ополчившееся
Твоею силою языки все научивше,
Во единомышление совокупивше.
Стихотворные подписи к «Соборнику» 1647 г.Приближался к концу веселый месяц травень, давно сошел лед с Волхова, зеленели берега, дули с юга теплые ветры, принося долгожданное тепло, пахнущее пряными травами. Ольха у ладожской пристани разрослась так, что почти не было видно покачивающихся на ласковых волнах ладей, не очень-то много их пока было, но ждали уже, ждали. Все чаще взбирался на крутой холм за мысом артельный староста Бутурля Окунь – высокий костистый мужик с худощавым лицом и бородою клочьями – высматривал корабли с юга, не идут ли… Не мелькнут ли за соснами паруса? А уж тогда пора… Пора бежать, засунув за пояс – чтоб не слетела – шапку, звать-собирать артельных – идет, идет караван, идут купцы-гости, хватит у очагов спины греть, пора и за работу. По первости-то, пока не устоялось, можно и цены поднять, особенно если кто из гостей впервой в Ладоге, потом-то не разбежишься, постоянные-то гости цену за погрузку-разгрузку хорошо знали. Ну, платили, не скупясь, главное было – перебить конкурентов, застолбить корабль первым. Хоть и меньше заработки, чем на волоке, да не намного, к тому ж многие из артельных мужики справные, с семьями не хотели расставаться, потому и прирабатывали в родном городе, не то – молодые парни. Этим-то все равно, эти и на волоке могут.
Взобравшись на холм, приложил Бутурля руку ко лбу, защищая глаза от солнца, глянул – пуста вода, не считая рыбацких челнов, зря пришел сегодня. Ну, делать нечего, посматривать все одно надо – первому углядеть. Уселся артельщик на пень, снял башмаки-постолы, развесив онучи на малиновых кустах, вытянул босые ноги – хорошо! Ветерок ласково дул с Волхова, солнечные зайчики скользили по синим волнам, покачивались челны. Пара рыбаков – было видно – пытались вытянуть сети, да что-то не ладилось у них – то ли рыба большая попалась, то ли зацепились за что. Долго наблюдал Бутурля Окунь за рыбаками, интересно было – вытянут али нет? Потом глянул на солнце – ух, высоко уже, оглянулся на излучину дальнюю… Кажись, белело что-то. Ну, да, точно. Паруса! Бутурля хлопнул себя по лбу – чуть ведь не проглядел, лешак старый, – подхватив постолы и онучи, бегом спустился к реке, замахал руками, узнав в ближнем к берегу рыбаке знакомца – старика Нехряя, перевозчика:
– Нехряй, эй, Нехряюшко!
Дед недовольно покосился на него:
– Чего орешь? Всю рыбу распугаешь.
– Да леший с ней, с рыбой. Вези в город – резану получишь!
– Резану? – Нехряй недоверчиво прищурился. Что-то не очень верилось ему в подобную щедрость.
– Резану, – подтвердил Бутурля. Знал, для старика – сумма не малая, две резаны – куна, дирхем серебряный!
Нехряй задумался ненадолго, махнул рукой и, споро вытащив сеть, погреб к берегу.
– Быстрее, Нехряюшко, – возбужденным шепотом приговаривал артельщик. – Быстрее…
Хельги-ярл, правитель Альдегьюборга, верхом, с частью дружины, поспешал к пристани. Ходко шли кони, серебрились на воинах кольчуги, развевался за плечами ярла богатый темно-голубой плащ. Спешил ярл.
Караван! Гости-купцы из Киева, а то и из самого Царьграда. Хотя, конечно, для царьградских еще рановато. Значит – киевские. Видно, решили опередить царьградцев, распродать побыстрее ромейский, оставшийся еще с прошлого года, товар. Что ж… Милости просим! Если цены не зашибать, так и разберут, ромеев не дожидаясь. Вино, утварь знатная, оружие с узорочьем, ткани – на эдакий-то товар много охотников. И главное – у многих есть, чем платить. Накопили за зиму беличьих шкурок, а кто и куньих, и собольих даже. У кое-кого и мед с прошлого лета остался, не съели – почему б не обменять на бусы зеленые, на золоченое блюдо, на яркую, шитую золотой ниткой ткань – супруге на загляденье?
Прослышав про купцов – и откуда только? – сбегался к Волхову люд. Мальчишки, молодые парни, мужики – те шествовали спокойно; девки-бабы неслись во всю прыть, уж им-то от заморских диковин самая радость. Многие принарядились – разноцветные пояса, ожерелья, подвески – медные, бронзовые, а у кого и золотые. Словно праздник какой, право слово! Так ведь, если подумать, и вправду – праздник. Первые гости. Примета такая есть – удачно пойдет с ними торговлишка, так и весь сезон так же будет. Потому и радовались, надеялись. Да и соскучились за зиму по новым людям.
Корабли – несколько глубоко сидящих насадов, видно перегруженных, пара юрких моноксилов для охраны – медленно, с достоинством, разворачивались к берегу. Вот уже были убраны паруса, вспенили воду весла, загребли правым бортом, затабанили левым, миг – и насады уже у мостков. Там уж распоряжался Бутурля Окунь, довольный, в праздничной красной рубахе, застолбил, видать, первенство. Артельщики – сильные молодые парни – ловко ловили канаты, привязывали корабли к мосткам.
Хельги подъехал ближе. Увидев князя, с первого судна проворно спустили сходни. Вышел на берег толстый чернобородый купец в накинутом наспех дорогом ромейском плаще, поклонился низенько:
