Андрей Валентинов - Век-волкодав
Знакомец Мурки товарищу Москвину понравился сразу. Не тем, что охотно вызвался помочь таинственному Леону, нелегальному сотруднику Иностранного Политического управления. Репортеры — они такие, запах гари чуют за версту. Однако Мишель, едва успев получить агентурную кличку, тут же заявил, что без авто работать будет трудно, а значит, следует взять на прокат что-нибудь незаметное, например подержанный «рено». За руль сел сам, машину вел уверенно, не теряясь на шумных парижских улицах. А еще умел смотреть, подмечать и делать выводы.
— Вы в «Известиях» тоже криминалом занимаетесь? — поинтересовался бывший чекист, наблюдая как Гастон, неуверенно поглядывая по сторонам, открывает дверь подъезда.
Мишель помотал головой:
— Если бы! Письма трудящихся, командировки на заводы, рационализаторы, Сельхозвыставка. Не скажу, что плохо, но хочется чего-то погорячее. Я, между прочим, на фронте в трибунале служил, привык вражин на чистую воду выводить и на размен пускать.
Товарищ Москвин невольно кашлянул. На размен — это да, знакомо. Руководствуясь революционной законностью…
— Михаил и стихи пишет, — добавила Мурка. — Смешные очень. Миша, прочитай те, которые про тараканов.
Репортер заметно смутился.
— Не про тараканов, а про клопов. Про тараканов капитан Лебядкин у Достоевского написал, у меня так не получится. Да и какие стихи! Это так, от скуки. Сижу в отделе, бумажки разбираю…
Леонид поглядел на молчаливый дом, скользнул взглядом по окнам. Время еще раннее, значит, свет включать не станут. Еще эти жалюзи… Нет, на сегодня, пожалуй, все.
— Ждать не будем, — решил он. — А вы, Мишель, прочитайте про клопов. Чтоб веселее было.
Жора Лафар, сам поэт не из худших, как-то сказал, что для пишущих хороший человек — это тот, кто их стихи слушать согласится. А уж если сам попросит, сразу в друзья попадет. Так почему бы не послушать про кусучую мелочь?
Огнев еще более смутился, даже слегка порозовел:
— Ну… Если хотите…
Сделал строгое лицо:
— Я видел сегодня лирический сон,
И сном этим странным весьма поражен:
Почетное дело поручено мне:
Давить сапогами клопов на стене.
Большая работа, высокая честь,
Когда под ногой насекомые есть!
Клопиные трупы усеяли пол…[23]
Замолчал, поправил очки:
— Дальше пока не написал. Вообще-то размер не мой, я его у Гейне позаимствовал, у поэта немецкого…
Товарищ Москвин счет услышанное полной чушью, но обижать автора, конечно же, не стал.
— Не позаимствовали, Мишель, но экспроприировали именем трудового народа. Стихи правильные, как раз про наш случай. Клоп у нас в наличии…
— Значит, будем давить, — без тени улыбки согласился Михаил Аркадьевич Огнев.
2
Ольга поднесла листок ближе к настольной лампе, прищурилась, разбирая собственные каракули. Красивый гимназический почерк остался в почти забытом прошлом, вместе с навыком укладывания тяжелой русой косы и полупоклоном с приседанием. И зрения начинало пошаливать. Зотова представила себя в очках, больших, черепаховых, как у классной наставницы, и чуть не застонала. Классическая старая дева, только с короткой стрижкой и привычками беглой сахалинской каторжанки. «Старуха» — как верно подметила зоркая комсомолия.
Почему-то подумалось, что ее новый знакомец, скуластый подполковник из Абердина, хоть и прошагал две войны, но лоска не утратил, хоть сейчас на скачки в ихний британский Эскот, к графьям и герцогиням. Ее, полковничью дочку, столбовую дворянку, туда и уборщицей не возьмут. А еще говорят, «белая кость»! А то, что Ростислав Александрович в университете над древними языками работает, и зеленую зависть вогнать может. Старинные надписи — не бессмысленные бумажки с Вечными двигателями.
Зато она теперь — начальник. Большой начальник, «ха-ха» три раза.
Бывший замокомэск, ужаснувшись собственным классово враждебным мыслям, подсунула листок к самому носу. Читай, убоище слепое!
Итак, дубль-дирекция… Термин появился относительно недавно, как не очень удачный дословный перевод английского «double direction» — двойное управление. В англоязычных работах встречается также сокращение «DD»…
В Национальную библиотеку Ольга заехала перед встречей с товарищем Кашеном. Добрые люди подсказали, что нужно ей не в знаменитое здание на улице Ришелье, а в новый филиал на Страсбургском бульваре, где среди прочего имелся медицинский фонд. Особо в удачу не верилось. Книг — сотни тысяч, статей и того больше. Поди вылови из этого моря что-нибудь полезное про загадочную дубль-дирекцию. И расспрашивать боязно. Вдруг здешние служители про каждого гостя из СССР отчет пишут? Но — повезло. В каталоге новых журнальных статей под буквой «D» почти сразу же обнаружилось искомое: три статьи, одна на малопонятном английском и две на знакомом французском. Вчитываться не было времени, но даже беглый просмотр кое-что дал. Все оказалось и просто, и сложно. Просто — потому что речь шла о контроле за работой человеческого сердца. А сложно…
Кавалерист-девица вновь уткнулась в записи. Автор одной из статей начал с мифического доктора Франкенштейна, сотворившего из человеческих останков своего Монстра. В романе, тем более фантастическом, такое вполне возможно. Но не в жизни. Оказывается, сердце человека с рождения «заточено» под конкретный, свой собственный, организм. Отсюда и трудности с пересадкой органов. Что-то похожее сердце еще станет снабжать кровью, но если человеку пересадить, допустим, хвост от крокодила — или искусственно созданные по методике Франкенштейна двухметровые ноги, сердце работать не сможет.
Девушка понимающе кивнула, вспомнив рассказы Наташки. Добрый доктор Владимир Берг хотел превратить своих пациентов в кузнечиков с металлическим протезом вместо коленной чашечки. К счастью не успел. И не вышло бы у товарища Франкенштейна, погубил бы, сволочь, детишек без всякой пользы для мировой революции.
Зотова не без удовольствия представила Берга в одиночной камере Внутренней тюрьмы на Лубянке. Бьют? Не дают воды? Мало ему, выдумщику, еще бы шомпол, желательно пулеметный, накалить до белого свечения и засунуть докторишке кой-куда по самые гланды!
Но если Наташа не ошиблась, Берг что-то знает о «DD». А ведь «double direction» — это попытка управлять сердцем со стороны, навязать ему чужой устав, дабы гнало кровь, куда прикажут. Значит, Монстра Франкенштейна все-таки можно оживить, пусть пока только в теории.
Зотова, пододвинув ближе тяжелую бронзовую пепельницу, достала зажигалку, чтобы превратить записи в пепел, но в последний момент передумала. Надо еще перечитывать и запомнить накрепко. В гимназии биологию почти не учили, потому как воспитанным девицам такое без надобности. То ли дело древнегреческий!
Бумага исчезла, вместо нее на столе воздвиглась бутылка Grappa Storica Nera, силуэтом отдаленно напоминающая творение инженера Эйфеля. Рюмки тяжелого хрусталя в свою очередь вполне могли сойти за средневековые крепостные башни. Ольга достала купленную в уличном киоске пачку «Caporal ordinaire»[24], и, поудобнее устроившись в кресле, закурила. Папиросы с милитаристским названием оказались сущим фронтовым горлодером, что мгновенно улучшило настроение.
Ну, где вы, беляки?
* * *— Здравствуйте, глубокоуважаемая Ольга Вячеславовна!
Генерал Кутепов в этот вечер выглядел чинно и даже респектабельно. Костюм-тройка, слегка узкий в плечах, галстук-бабочка, трость с костяным набалдашником, легкий дух дорогого одеколона.
— Дозволите войти?
Зотова дозволила. Из холла уже позвонили, предупредив что «мсье» пожаловал один. Такое соотношение сил кавалерист-девицу вполне устраивало. Не свяжет и в мешок не сунет, разве что кусаться попытается.
— Куда прикажете пройти?
Ольга, соизволив вежливо улыбнуться, указала в сторону стола. «Купец первой гильдии» пристроил пальто на вешалке у входа, там же оставив трость, и грузно прошествовал в комнату. Было заметно, что его превосходительство несколько не в себе. Бывший замкомэск его прекрасно понимала. «Здравствуйте» и «дозволите» — политес, генералам несвойственный. И перед кем? Перед краснопузой комиссаршей?
Жалеть гостя, однако, не стала. Сам напросился, врангелевец.
Устроившись за столом, Кутепов оглянулся несколько растерянно и внезапно зашелся в кашле.
— Vous ne serez pas attraper froid? — заботливо поинтересовалась кавалерист-девица, закуривая очередного «капрала». — Le temps terrible ce Janvier, n'est-ce pas?[25]
Генерал, не без труда отдышавшись, промокнул рот платком.
— Если можно, по-русски, по-здешнему так и не выучился. У нас в Архангельской гимназии «француз» из запоев, извиняюсь, не вылезал. А потом, в Санкт-Петербургском пехотном все больше на командный налегали… Накурено тут у вас!
