Александр Антонов - Кодекс звезды
Ну вот. А как хорошо всё начиналось…
– Я так понимаю, твой друг тоже православный? – сухо уточнил я.
Львов кивнул.
– Тогда чем он, позволь тебя спросить, может быть интересен нам в Туркестане? – почти зло – столько времени потерял впустую! – спросил я. – Он же чужой среди своих!
– Не совсем так, – не согласился с моим выводом Львов. – Дело в том, что Асламбек с раннего детства каждое лето по месяцу, а то и по два, проводил у родственников. А поскольку он является единственным продолжателем старшей линии очень знатного рода, привечали его там всегда как будущего правителя, постоянно ему об этом напоминая.
Так-так. Интересно…
– А что сам Буриханов об этом думает? – спросил я.
Львов пожал плечами.
– Точно не скажу. Азиаты мастаки скрывать истинные намерения. Но что-то мне подсказывает: стремление вернуться к своему народу всегда владело думами Асламбека.
– Красиво говоришь, да чем докажешь? – усмехнулся я.
– Пока был жив Государь, – начал рассуждать Львов, – Асламбек, верный данной присяге, ничем своих стремлений явно не выражал. Но в дружеской беседе любил расхваливать красоты своей Родины и величие своего народа.
– Ну, хорошо, – сказал я. – В чём-то ты меня убедил. А как чувствует себя Буриханов сейчас?
– Февральские и последующие события, – в голос Львова добавилось осенней грусти, – буквально выбили Асламбека из седла, как, впрочем, и многих из нас, но его ещё и в прямом смысле: Конвой расформировали. А после гибели царской семьи он совсем потускнел и стал всерьёз подумывать о том, чтобы уехать куда-нибудь в Европу.
– Ну, раз ему здесь так невмоготу, так может, оно и к лучшему? Пусть себе катится, куда его раскосые глаза глядят! – не сдержал я раздражения.
– Зачахнет он в Европе, – сказал Львов. – И очень скоро. Ты же, мне кажется, сумеешь к общей пользе вернуть его к жизни.
Чёрт его знает? Может, он и прав…
– Ладно, – сказал я. – Где сейчас твой протеже?
– Тут недалеко, – быстро ответил Львов. – Живёт пока в моей семье вблизи Стокгольма. Два дня – и он здесь. Звать?
– Зови!
* * *Выбор знаковой фигуры в любой политической игре – дело нешуточное. А если дело касается такого взрывоопасного региона, как Туркестан… Подпалить степь дело не хитрое. А вот приручить ветер, который погонит пал в нужном направлении – поди, попробуй!
Пока «ветер» метался по гостиной и приручаться явно не желал. Похоже, Львов не посвятил Буриханова в наши планы относительно его персоны, оставив это мне. К тому же я пригласил на встречу Ерша и Васича. Мы были облачены в военные мундиры, и бывшего подъесаула явно смущало обилие крупных звёзд на наших погонах. Хорошо, Ольга была в простом платье, не то у Буриханова совсем бы крыша поехала. Он и так был недоволен присутствием женщины при мужском разговоре, хотя Ольга и сидела в сторонке, не произнося ни слова. Так же молча наблюдал за происходящим из своего угла Львов.
Поначалу Буриханов был смущён, но спокоен. Не пришёл он в сильное волнение и после того, как я в общих чертах изложил идею о создании туркестанских военных формирований. Лишь чуть настороженно поинтересовался:
– И какую роль вы отводите в этом плане мне?
– Мы рассматриваем вашу кандидатуру на роль командира этих формирований, – сказал Ёрш.
– После соответствующей, разумеется, подготовки, – поспешил уточнить я.
Вот тут Буриханов психанул. Встал с места. Метнул недобрый взгляд в направлении Львова. Подошёл к столу, который был накрыт для лёгкого фуршета. Имелось в виду, слегка разговеться по окончании разговора. Но Буриханов поступил по-своему. Демонстративно плюнул на приличия. Налил водки одному себе, выпил, повторил. Закусывать не стал. Обвёл нас тяжёлым мутнеющим взглядом.
– После соответствующей подготовки, говорите, – усмехнулся он. – Дрессированную мартышку из меня хотите сделать? Чтобы я таскал для вас кокосы со своей же пальмы? Ай, и браво, господа! – Буриханов налил себе ещё водки, под наше хмурое молчание выпил, чем-то закусил и продолжил: – Но я вам не мартышка, дудки! – Потом его настрой как-то разом переменился. Он весело рассмеялся. – А я, пожалуй, приму ваше предложение, господа – пардон! – товарищи. Я даже натаскаю вам кокосов, немного. А потом стану вас резать, как баранов резать, господа! Как вам такой расклад?!
Буриханов захохотал. Громко. Издевательски. Запрокинув голову и обнажив ровные белые зубы.
– Ты не мартышка, – голос Васича звучал холодно и чуть надменно. – Ты – грёбаная чурка. И если в твою башку когда-нибудь вернётся эта бредовая идея, я лично примусь тебя обтёсывать. И буду делать это до тех пор, пока не придам тебе нужную форму или не пущу всего на щепки!
Буриханов перестал смеяться, оставив напоказ зубы, отчего его улыбка превратилась в оскал. Зарычав по-звериному, выхватил из-под одежды нож и бросился на Васича.
Всё разрешилось в мгновение ока. Привычка не принимать женщин в расчёт обернулась для джигита крахом. Ольга проделала всё легко и изящно. Миг – и Буриханов корчится на полу на полпути между столом и креслом Васича, который даже и не привстал. Ольга подобрала нож, подождала, пока Буриханов немного оклемается. Чуть наклонившись к поверженному противнику, который смотрел на неё полными изумления глазами, посоветовала:
– Ты сначала с русской бабой справляться научись, прежде чем на наших мужиков кидаться.
Потом протянула ему нож рукояткой вперёд.
– Возьми свою зубочистку. И никогда больше ей ни в кого из присутствующих не тыкай. Иначе в другой раз я тебе что-нибудь сломаю!
Потом она протянула Буриханову руку, чтобы помочь подняться. Тот помощи не принял, поднялся сам. Посмотрел на нож в своей руке, на Ольгу. Потом взял нож обеими руками и с глубоким поклоном протянул победительнице.
– Прими, уважаемая ханум, в знак моего глубочайшего уважения!
Ольга взглянула на мужа, Глеб кивнул, тогда она приняла подарок, который, судя по внешнему виду, был не из дешёвых. Буриханов распрямился, отошёл к столу, облокотился на него и вдруг принялся хохотать. Смеялся, как и в первый раз, запрокинув голову и обнажив зубы, но уже не издевательски, а просто и очень заразительно, вызвав улыбки на лицах всех присутствующих.
Обстановка в комнате окончательно разрядилась. Отсмеявшись, Буриханов подошёл к креслу Васича и протянул руку. Тот поднялся и пожал протянутую длань. Буриханов его приобнял и шепнул на ухо, но так, чтобы было слышно всем:
– Об одном прошу: никогда больше не называй меня чуркой.
– Замётано, – очень серьёзно пообещал Васич.
Забегая вперёд, скажу: Глеб сдержал слово. Он вообще изъял слово «чурка» из своего лексикона. Даже о дровах он говорит теперь не иначе как «полено».
ВЕЧЕРНИЙ ПРОМЕНАДВ сторону Крюкова канала, где на своей запасной квартире Львов поселил Буриханова, поначалу шли молча. Пётр то и дело поглядывал на Асламбека, когда тот смотрел исключительно перед собой, притом был мрачен. Понять причину угрюмости тюркского князя было несложно: фиаско в поединке с женщиной – болезненный удар по самолюбию. «А как он в своём горе меня винить станет? – думал Львов. – Нет, точно станет! Вслух не выскажет, но будет думать: не упредил. Обиду затаит. И что мне теперь – спиной к нему не повернись? Ну, что, Петруша? Другу помог – теперь думай, как себе помочь…»
Чего-чего, а думать Львов умел, и вот она – идея. Пётр негромко рассмеялся. Асламбек неодобрительно покосился, и Львов поспешил оправдать своё вроде бы неуместное веселье.
– А ты знаешь, Бек (прозвище Буриханова), мне ведь тоже довелось оступиться на том же месте, что и тебе, только было это в конце 1916-го…
Асламбек промолчал, но головы не отвернул, чем поощрил Петра на продолжение рассказа.
– То место, откуда мы с тобой идём, было в ту пору конспиративной квартирой Главного жандармского управления. Да-да! И я самолично поселил в ней одного очень ценного агента, который прибыл по вызову из Ростова. А через некоторое время выяснилось, что агент вовсе не агент, а чёрт знает кто, за агента себя выдающий. Прибываю я в адрес и с револьвером наперевес врываюсь в ту самую комнату, где ты нынче водку кушал. И вижу: сидит мой агент как ни в чём не бывало в кресле, и на меня доброжелательно так пялится. А с ним в комнате ещё и некая особа, мне совсем незнакомая. Попросил я даму обождать меня внизу, а сам к агенту, очень уж хотелось съездить его по наглой роже рукоятью револьвера…
Львов примолк, и Буриханову, которого рассказ явно заинтересовал, пришлось его поторопить:
– И что, съездил?
– Для этого мне надо было до него добраться, – усмехнулся Львов. – А этого мне как раз и не дали сделать. Не знаю, как там было – беспамятствовал, но когда пришёл в себя, вижу: сидит мой лжеагент, где сидел. И я сижу в таком же кресле напротив, руки к подлокотникам верёвками привязаны, рот полотенцем замотан…
