Алексей Кулаков - Оружейникъ
На заснеженные просторы Рязанщины князь ступил в пять часов пополудни немного осоловевшим от двенадцатичасового безделья. Привычка воспринимать и перерабатывать-осмысливать громадные, по меркам его нынешних современников, объемы информации кроме больших и жирных плюсов таила в себе и небольшой такой минус. Неизбежную скуку и приступы острой лени в случае недостаточной загруженности этой самой информацией. Все журналы и пару газет, взятые с собой в дорогу, он прочитал в первые же сутки, докупленная во время пересадки на другой поезд в Москве пресса тоже быстро кончилась… А спать впрок он пока так и не научился. Впрочем, это состояние у него продлилось недолго – до того быстро он ощутил разницу между Польшей и Россией. Если там зимний ветерок всего лишь бодрил и пощипывал кончики ушей, то здесь уже через пять минут на свежем (даже чересчур свежем, на взгляд новоприбывшего) воздухе Александр понял – еще немного, и уши отвалятся сами собой, с легким таким звоном. Или хрустом. А потом и нос… уж больно подозрительно он стал неметь. Не без труда задавив в себе малодушное желание вернуться в вокзал (а затем и в Сестрорецк), князь немного отогрелся в первом подвернувшемся ресторанчике, после чего провел небольшой рейд по магазинам готовой одежды (коих в губернском городе Рязани оказалось целых две штуки), основательно «утепляясь» перед поездкой в Ивантеево. Не побрезговал и валенки прикупить, на три размера больше чем надо – зато они надевались прямо на сапоги. Да и извозчик не остался в стороне, предложив пассажиру небольшое одеяло-накидку из овчины, как раз укрыться до пояса, – и все равно в поместье к тете Александр прибыл замерзший, да и зубы иногда выбивали чечетку… совсем немного.
– Добралися, вашсиясь.
С некоторым скрипом покинув такие удобные (и холодные) сани, Александр с нескрываемой завистью оглядел кряжистую фигуру извозчика, а особенно его толстенный армяк и шапку с рукавичками, после чего выразил одобрение его героической работе (весь день, да на таком морозе) в виде дополнительного к уговоренной плате рубля.
– Благодарствуем, барин.
Этого князь не слышал – уже знакомый Сенька отнял багаж, а Пелагея практически насильно впихнула дорогого гостя в дверной проем. Не успел он скинуть верхнюю одежду и слегка погримасничать, разминая задубевшую от ледяного ветра кожу на лице (в первый раз пожалев, что так и не удосужился отрастить шикарную бородищу или хотя бы усы – все бы теплее было), как за спиной послышались тихие шаги.
– Ну, уж думала, что не приедешь… Замерз?
Вместо ответа племянник слегка обнял свою любимую тетушку, несильно клюнул носом в район правой щеки (едва не погнув «клюв») и попытался улыбнуться. Не сказать, чтобы это совсем уж не получилось… Все-таки надо было постараться и сделать это немного получше. Татьяна Львовна легонько всплеснула руками и разразилась целой чередой указаний, командуя, как опытный офицер-строевик. Не слушая возражений Александра, его усадили почти вплотную к ребристой колонне печки, заставили сменить обувку на толстые шерстяные (практически войлочные) носки, поднесли рюмочку согревающей микстуры (в которой главным и основным компонентом был чистый медицинский спирт) и напоследок вручили большую чашку кипятка под видом чая. Тетя бдительно присматривала за племянником, поэтому пришлось осторожно отхлебывать исходящую паром жидкость и стараться при этом не получить сильного ожога.
– Ффу… нет, спасибо, одной чашки вполне достаточно.
– Точно согрелся? Может, еще полечишься? А то как завтра в церковь пойдешь на молебен, больной да простуженный?
– Так, может, и не ехать?
– Это как это не ехать?! Чтобы я больше такого и не слышала, лентяй этакий. Надо, обязательно надо – да и батюшка наш тебя поблагодарить хотел, а как он это сделает, ежели тебя не будет? Хочешь, чтобы отец Власий сам до тебя явился?
– Ну все-все, буду я на службе. Алтарь-то новый закончили?
В прошлый приезд, когда он решил исполнить сыновний долг и заказать на годовщину смерти поминальную панихиду по родителям «донора», у него состоялся довольно долгий разговор со священником – сухоньким, стареньким, но очень умным и понимающим человеком. Тогда князь услышал одну фразу, которая заставила его переменить свой взгляд на взаимоотношения с православной церковью.
«Дары твои нужны не Господу, а тебе самому. И только после тебя – тем сирым и убогим, что находят утешение в доме Господа нашего».
Конечно, было бы ошибкой сказать, что после этого он стал ревностным христианином. Но на службы в церковь все же стал захаживать почаще и сам проявил инициативу, пожертвовав что в Ивантееве, что в Сестрорецке на новые алтари работы самого Лихачева[6].
– Ну что, еще чашечку? Или лекарства?
Пока гость раздумывал, Пелагея решила за него, поставив рядом небольшой поднос с панацеей от простуды (от целебной силы «микстурки» прямо дух захватывало и неудержимо тянуло похрустеть малосольным огурчиком). Следующие полчаса Александр давал тете обстоятельный отчет о своей жизни за последние полгода – что, как, с кем. Узнав, что насчет последнего вопрос пока открыт, Татьяна Львовна немного оживилась и хотела было предложить свою помощь в устройстве личной жизни непутевого племянника, но вовремя одумалась и свернула разговор на другие темы. Вернее – тему. К возвращению родового имения уже полмесяца как были готовы все необходимые документы, и дело было за малым – навестить стряпчего в Рязани, поставить пару-тройку подписей и забрать купчую себе, оставив Дворянскому земельному банку несчастные двадцать две тысячи ассигнациями.
– А сам он к нам пожаловать не хочет? Почти три часа до города, столько же обратно… я бы лучше это время с вами провел.
«И нос целее будет».
– Не хочет? Да он уж раза три заезжал да осведомлялся, когда тебя ждать. Других-то покупателей на имение твоего батюшки днем с огнем не сыщешь, вот и боится, что передумаем. А и действительно, чего тебе самому мерзнуть зазря? Завтра с утра Сеньку за ним пошлю.
Мысленно перекрестившись, Александр облегченно вздохнул и на радостях принял еще немного лекарства из маленькой хрустальной рюмочки.
– А отчего других покупателей нет? Много имений свободных?
– Ну не то чтобы так уж много… но хватает, да. Не в том дело, Сашенька. Я ведь, перед тем как со стряпчим говорить, не поленилась и сама все осмотрела в Агреневе. Да-да, не такая уж и старая у тебя тетка! Поездить, конечно, пришлось немало, но оно того стоило. – Поправив теплый платок на своих плечах, Татьяна Львовна довольно улыбнулась, видимо припоминая свое общение с представителем банка. – Крестьяне лес кое-где чуть ли не подчистую свели, на полях сорняки мало что не в мой рост, а деревца-самосевы по краям полей – так и выше. Кустарник разросся прямо до неприличия, да иного всякого полно. А они мне вздумали петь, что имение едва-едва заброшено. Я им говорю: а как в нем проживать прикажете, от усадьбы-то, почитай, пара стен да крыльцо осталось? Повертелись-повертелись, а деваться им и некуда, стали цену сбавлять…
Слушая неспешно подробный рассказ тети о том, как она изобретательно и с огоньком выкручивала руки продавцам, заставляя тех раз за разом уступать в продажной стоимости поместья (и попутно экономя деньги племянника), Александр незаметно для самого себя задремал. Перед тем как окончательно провалиться в сон, он почувствовал невесомо теплую тяжесть пледа и ласковое касание к голове…
Едва Александр зашел в небольшую гостиную, находившиеся в ней люди тут же встали и вразнобой его приветствовали, обзывая то барином, то вашсиясей, то хозяином – у кого к чему душа лежала. Оглядев «великолепную семерку» старост, одетых по такому случаю во вполне приличные кафтаны или поддевки немного старинного покроя[7] и сапоги, заботливо смазанные отличным дегтем марки «Смерть комарам», князь проявил ответную вежливость, после чего одним жестом усадил всех присутствующих на облюбованные ими места.
Налаживать отношения со старостами окрестных сел и деревенек хозяин Агренева начал с того, что спокойно, можно даже сказать – равнодушно перечислил все прегрешения крестьянских общин по отношению к его ново-старому владению. Ничего не пропустил – и незаконный покос, и пахоту, и вырубку леса, даже охоту на своих землях не забыл упомянуть. Отдельно и особо он отметил крупные успехи отдельных представителей крестьянского сословия в деле утилизации старой усадьбы (тетушка, когда говорила про оставшиеся стены и крыльцо, немного ошиблась – на данный момент в наличии имелись три ступеньки и остаток северной стены). К концу своей речи Александр заметил, что взаимопонимание налаживается – его собеседники сидели, боясь лишний раз пошевелиться, а в глазах у них поселилась тревога и тоска (тем более что они с самого начала не ждали ничего для себя хорошего от вызова в Ивантеевку на знакомство с помещиком Агреневым, по совместительству являющимся как соседом Татьяны Львовны Лыковой, так и ее племянником). Тревога – потому что князь был в своем праве, и любое разбирательство это бы подтвердило, да и боялись общины любых судебных дел как огня. А тут и вовсе – кругом виноваты.
