Заур Караев - Место, которое есть
В лаборатории все на своих местах, за исключением Ипполита и его подопытной, в остальных помещениях тоже нет никаких изменений. Почему они ничего не забрали в качестве улик? Иоанн настолько уверен в успехе своего замысла, что ему этого не требуется? Может и так, мне-то какое дело? Да и я сам ничего отсюда брать не буду, кроме, разумеется, жизненно важных предметов. Сейчас таковыми для меня являются финансы, накладки, парики, краски и прочая гримерская мелочевка. Было бы неплохо с собой прихватить аппарат для внутривенного кормления, но громоздкость сооружения никак к этому не располагает. Что ж, придется в будущем обходиться более классическими способами парентерального питания; благо, что на улицах много молодцев, всегда с радостью готовых продать пакеты с нужными смесями. Голодная смерть не грозит, но как-то все равно грустно расставаться с ипполитовым изобретением, сотворенным специально для меня. Да и вообще, я буду скучать по своему жилищу: так много было пережито в нем! Какая же великая роль отводилась этим покоям — мы верили, что именно здесь возьмет начало новое человечество, прекрасное и готовое по-настоящему оценить дар быть полноценным. Но не судьба, нет ни дара, нет ни человечества, и мы с Ипполитом выдохлись, точнее нас заставили выдохнуться.
Я зашел в свою комнату и открыл большой шкаф, котором пользовался уже достаточно давно. У этого предмета двойное дно и стены — в полости помещались деньги. Похожая ситуация и с большим количеством прочей мебели — в свое время мы обо всем позаботились, правда никто тогда и подумать не мог, что в конечном итоге мне одному придется выламывать эти щепки и забирать пачки купюр. Мы рисовали себе все в более ярких красках.
Деньги были собраны, а вслед за ними в мешок погрузилось большое количество гримерских принадлежностей, помимо этого я позаимствовал из лаборатории несколько флаконов с ядом и снотворным — вдруг пригодятся. Остается только положить все в автомобиль, а потом попробовать умчаться, как ветер, от своих надсмотрщиков. Именно такому плану присвоена буква А.
Как я и ожидал, со всем этим вышла накладка — машина раскурочена так, что даже самый терпеливый механик рано или поздно, отчаявшись в надежде на успех, взял бы кувалду и окончательно размозжил бы груду этого хлама. Нет, внешне все выглядит идеально, как и было, а вот внутренностям всем конец. Заботливо Ларватус обошелся со мной: лишил способа быстрого передвижения, но оставил возможность эстетически наслаждаться созерцанием много значившего для меня транспорта.
Остается план Б, который, в принципе, тоже может легко накрыться медным тазом, но ничего иного в голове моей почему-то не возникает. В общем, ночевать сегодня я остаюсь в своем доме, а завтра под чутким надзором судейских информаторов направлюсь, прихватив с собой деньжата и кое-какие элементы грима, на площадь, дабы увидеть там обряд очищения и попробовать скрыться.
Я подошел к кровати и рухнул на нее, даже не раздеваясь и не разуваясь. Нежься, Ид, в последний раз на своем любимом ложе, и молись, чтобы оно не стало смертным одром из-за какой-нибудь очередной прихоти властителей мира сего.
Проснуться мне довелось около полудня. К моему великому счастью, положение мое на первый взгляд ни на каплю не ухудшилось, а значит, еще остается надежда на прогресс. До полуночи уйма времени, так что нужно заняться приготовлениями, которым суждено помочь мне вырваться из цепких лап мерзкого, как кажется, в своей несправедливости ларватусовского правосудия. Для начала я решаю спуститься в подвал и наполнить свой организм питательными веществами, чтобы сегодняшний день не представлялся чисто с физической точки зрения тяжелым испытанием. Мне редко приходилось самому пользоваться этим уникальным творением моего друга, но с принципом действия я ознакомлен достаточно хорошо, чтобы не напортачить на сей раз.
Ах, мой милый сгусток проводов, контейнеров, трубочек, кнопок и много прочего! И ты вместе со всем остальным, что есть в этом доме, уходишь из моей жизни! Я прикоснусь раскрытой ладонью к твоему металлическому корпусу со всей той нежность, на которую только способен человек, прощающийся с дорогой его сердцу вещью.
Я пронзил сначала вену на правой руке и нажал соответствующую кнопку; спустя десять минут иголка была введена в сосуд на левом предплечье. Все быстро кончилось. Вот я и выхожу, вероятно в последний раз из лаборатории под моим домом.
Теперь передо мной стоит один очень раздражающий ответственные за мышление нейроны вопрос — как быть с деньгами и гримом? Надо все это постараться незаметно вынести отсюда и, представляется, габаритные пакеты не очень будут способствовать воплощению данного замысла. Бог с ним с гримом — возьму лишь несколько вещиц, способных на короткое время ввести в заблуждение моих не очень доброжелательных нянек, но к деньгам надо отнестись серьезнее, и следует забрать их как можно больше.
В общем, ничего лучше я выдумать не смог, кроме как сделать пояса из денег, которые предстояло крепить к телу при помощи клейкой ленты. Поверх этих ремней, которыми я хотел покрыть почти всю поверхность тела, будет надето две пары одежд. Одна будет снята на площади, вторая же станет надеждой на спасение.
Я взглянул на часы — 11:50, пора бы начать одеваться, если хочу подоспеть к самому разгару. Когда с банкнотами и одеяниями было покончено, я вдруг сообразил, что план Б тоже может легко провалиться — разве нет ничего подозрительного в том, что всего за ночь объект слежки пополнел в два раза, умудрившись при этом сохранить худобу лица? Конечно, может оказаться так, что именно идиотам поручено меня опекать, но, наверное, не очень стоит на это рассчитывать. Впрочем, можно уповать на покровы ночи, которым, как известно, присуще свойство искажать образы. Ну, пора! Остается только прихватить с собой парик и пару накладок, при помощи которых можно за минуту соорудить несколько ужасных шрамов на лице — это будет использовано в тот момент, когда я буду готов покинуть объятия многолюдной толпы.
Улица принимает очередного скитальца, быстрым шагом движущегося по направлению к месту проведения прекрасной в своем церемониальном ужасе забавы. А ведь и в самом деле, каким бы жестоким ни был обряд очищения, он все же является отличным инструментом правосудия. Урод, рожденный без ног, имеет, скажем, руки, и оттого его жизнь не лишена каких-никаких развлечений. И если спросить у него, согласился бы он за пускай даже большие богатства отдать единственную пару своих конечностей, то последует отрицательный ответ, причем завернут последний будет в ругательную форму. Таким же образом все обстоит и у безруких — доводилось же мне много раз видеть, как многие ребята с подобным недугом строили, можно сказать, карьеру на уличных боях, а чем это не развлечение? Зачастую подобного рода потехи служат отличным средством отвлечения рассудка: такой урод, насильно погружая себя в жизнь ради забавы, просто не хочет осознавать всю огромность своей ничтожности. Но если забрать у каждого из них, то, что они имеют, то разум вдруг просветлится и сбросит пелену мрака с суровой действительности. Отсюда можно сделать вывод, что тюрьмы, убийства и прочие меры наказания не способны внушить современному обществу страх перед преступлением, а вот обряд очищения — другое дело! В тюрьмах не так плохо, скажут многие, ведь там тоже можно веселиться; а смерть… сегодня подсознательно к ней тянутся все.
Пришел я, никем не остановленный, на площадь в тот момент, когда судьи еще не было, однако все прочие участники трагикомедии уже собрались на сцене. Мне достаточно легко удалось отыскать Еву, преданно ждавшую меня вместе со своей мужеподобной подругой в указанном месте.
— Любовь моя, я здесь. — сказал я тихо, приблизив губы свои к уху слепой, а после легонько тронул ее за плечо. Ответная реакция не заставила себя долго ждать — девушка сразу же повернулась и прислонила свою голову к моей груди; мы обнялись, и мне от этого почему вдруг стало очень приятно.
— Как я рада, что ты пришел. — произнесла Ева.
Я отделался парой каких-то ласковых фраз, а потом сообщил ей, что здесь и сейчас начинается моя новая жизнь. Она поинтересовалась, как же теперь мы будем с ней видеться.
— Наиболее подходящим местом мне кажутся Шахты. — таково неофициальное название одного из почти незаселенных ныне районов нашего города. — Там я и осяду… — когда эта фраза была произнесена, я кинул быстрый взгляд в сторону помоста и узреть мне довелось, как к толпе выходит Иоанн Ларватус. Почему он снова берется проводит этот процесс? Неужели нет занятий поважнее или нет других поселений на планете? На самом деле все очевидно: в этом городе сосредоточены его интересы, и он не на столько глуп, чтобы покидать его в тот момент, когда игра уже началась.
