Сергей Щепетов - Последний мятеж
– Значит, тут просто никто ничего не знает, чтобы не выдать?
– Конечно. Здесь же нет никакой армии – просто живут люди.
– Страна в стране? И война… А Гонители?
– Стоп! Или ты не понял?
– Понял. Почти половину. Не знаю, как Вар, но «вслепую» я ничего делать не буду. У вас, похоже, нет выбора, и, простите за цинизм, я могу выдвинуть кое-какие условия.
– Рискни, Коля!
– Запросто. Вы мне все объясняете, вводите в курс, так сказать. Я принимаю решение. В любом случае плата за услугу – гарантированная возможность вернуться туда, откуда мы пришли.
– Но ты уловил, что если начнешь ориентироваться в событиях и географии, тебя нельзя будет даже выпустить жить у нас в деревне? Ты будешь опасен для всех. И отпустить вас в эти, как ты их называешь, другие миры тоже нельзя, потому что я не понимаю, что это такое.
– Думаю, что можно не спрашивать, почему бы вам просто не отпустить нас туда, на сопку.
– Можешь спросить, и я отвечу. Нужно отправить детей. Это важно для всех. Ради этого многие погибнут. С вами или без вас – мы все равно попытаемся. Ваш отказ – это много лишних смертей людей, которые виноваты только в том, что родились на свет. Понятно, какой у меня выбор?
– Понятно. Знакомая ситуация… Ладно, я – играю! Но с условием! Как Вар, я не знаю…
Старик в ванной даже не повысил голоса:
– Петя, если этот парень, Вар-ка, готов играть по тем же правилам, пусть зайдет. Только глаза ему завяжи – старый я уже.
Еле слышно скрипнула дверь, и Вар-ка шагнул внутрь.
– Привет, Вар! Ты все слышал?
– Конечно, Коля! Нас, похоже, опять вяжут.
– Еще как! Тебе повязка не давит?
– Давит немного, но так приятно чувствовать себя могучим колдуном, у которого даже взгляд опасен!
– Молодые люди! У вас еще будет время поболтать… может быть. Что вы хотели узнать?
– Говори ты, Коля, а я помолчу от греха.
– Ладно… Валентин Сергеевич, тут у вас что? Зона экологического бедствия? Резервация? Что это за территория?
– Что значит «экологического», я не понимаю, но бедствие, как видишь, налицо. Как в твоем мире обстоит дело с поворотом северных рек?
– Все нормально: отбились! Официальная версия – отказались из-за протестов ученых и общественности. На самом деле, наверное, у партии и правительства были какие-то другие резоны, но дело свернули.
– У нас не свернули. У нас – повернули!
– Так во-о-от в чем дело! И мы, конечно же, болтаемся в бассейнах тех самых рек, которые повернули! Которых больше нет – одни пустые долины! Во-от оно что! То-то я смотрю… Но почему… почему такие… гм… странные растения, животные и… люди?! Я понимаю: нарушение равновесия в природе, разрушение биоценозов… Но то, что мы видели, это же все… гм … явно на уровне генов!
– Говори уж прямо: кругом сплошные уроды! Мне, правда, иногда кажется, что уроды живут как раз там – за границей санитарной зоны.
– Валентин Сергеевич, по-моему, изменение водного режима, характера руслового стока и прочего не должно привести к такому.
– Для народа Страны Советов нет ничего невозможного, ведь он вооружен единственно верным учением! Конечно, дело не только в этом. А что в твоем мире было известно о самих работах по переброске стока северных рек?
– Ну… почти ничего. Намеки, слухи… Например такой: работы уже начаты, на водоразделе установлено и подорвано несколько ядерных фугасов средней мощности с целью перемещения колоссальных объемов грунта. После этого район закрыт на карантин сроком на тридцать лет. Понимаете, когда я только начинал учиться – курса, примерно, до третьего – эта тема как бы витала в воздухе. Все наши преподаватели, конечно, имели допуски к информации разного уровня секретности, но нам почти ничего не рассказывали. Тем не менее чувствовалось, что люди ожидают начала чего-то грандиозного, когда и они сами и их ученики будут востребованы государством со страшной силой. Подозреваю, что в те годы как раз приближалось окончание карантина. Мы же должны были стать геологами по гражданской специальности и офицерами инженерно-строительных войск – по военной. А потом случилась какая-то подвижка в «верхах», и все рассосалось.
Допустим, что у вас тут произошло нечто подобное – развалить водораздел континентального порядка, пожалуй, действительно можно только ядерными фугасами, установленными «на выброс». Но, насколько я помню, после подобных взрывов радиоактивное заражение местности минимально и сравнительно кратковременно, не то, что в случае взрыва ядерного реактора атомной электростанции. Так, например, города, подвергшиеся у нас атомной бомбардировке в конце прошлой войны, давно отстроены заново и заселены. Никаких мутантов там нет, наоборот – чуть ли не самый высокий процент долгожителей в Японии. Здесь же мы видим…
– Послушай, Коля, – мягко прервал его Валентин Сергеевич, – я не бог, не член ЦК и даже не засекреченный академик – и никогда ими не был. Я простой инженер и могу только догадываться, как это все получилось. В другой обстановке ты, может быть, лучше меня бы во всем разобрался.
– И о чем вы догадываетесь?
– У меня мало информации, но было много времени, чтобы ее жевать. Какие-то работы на водоразделе велись давно. Кажется, они активизировались после подписания Советско-Американского договора о паритетном сокращении запасов ядерного, химического и биологического оружия. Там еще, помнится, был мораторий на космические исследования и информационную агрессию. А в районе водораздела, по слухам, были какие-то заводы или лаборатории. Возможно, под шумок о повороте рек наши просто взорвали какой-нибудь заводской комплекс или склады. Может быть, даже на глазах у американских инспекторов. Не зря же после этого с Советского Союза сняли продовольственную блокаду. А Центрально-Сибирскую впадину объявили зараженной территорией – карантин на тридцать лет. Потом еще на тридцать, потом еще.
– А люди?
– Тут почти и не было населения. А кто был, тех эвакуировали.
– Или только сообщили об этом?
– Ну, Коля, ты уж совсем нашу партию за людоедов считаешь! Вывезли, конечно… почти всех.
– А это не они там – в баржах?
– Не-ет, наверное… Скорее всего, это строители с водораздела – там же целый комплекс сооружений пришлось строить. Вот и построили.
– Так тут что, всякая зараза кругом?!
– Испугался? Может, комбинезон наденешь?
– Уже поздно, наверное, – вздохнул Николай. – А дальше что?
– У тех, кто оказался здесь с самого начала, кажется, ничего особенного не случилось. Меня, правда, паралич разбил, так и лет мне тогда было уже немало. Но вот дети…
– Те, кто родился здесь? Уже после?..
– Уже после. Особенно второе поколение… Вам еще не достаточно? Есть вещи, которые лучше не знать, чтобы спать спокойно.
– Боюсь, что нам это уже не светит.
– Ну-ну… Из младенцев мало кто доживает до года. А среди выживших очень высокий процент умственно-отсталых. Их не оставляют – это тяжело, но это закон. Пожалуй, единственный закон, который выполняется здесь неукоснительно. Если умственный дефект незначителен или выявляется уже во взрослом состоянии, таких людей стерилизуют.
– Валентин Сергеевич, послушайте! Я так понимаю, что на огромной территории живут люди… Несколько поколений… Но ведь не каменный же век на дворе! Самолеты летают, вертолеты! Аэрофотосъемка у вас наверняка существует. Такой лес, конечно, не тундра, спрятаться на некоторое время можно, но…
– А те, кто плохо прячется, долго и не живут! Искусственный отбор, так сказать. На самом же деле нас, главным образом, спасает то, что нас нет. Я так думаю.
– Это как?!
– А вот так! Не знаешь, как это бывает? Начать против нас активные действия – значит признать, что на Мертвых землях кто-то живет, кроме комаров. А так, если вслух не упоминать, то нас как бы и нет – все знают, все молчат. А мы и не высовываемся, пока нас не трогают. Тем более что вокруг или лагеря, или районы, где живут ссыльные. Знаешь, чего я боюсь больше всего? Что нашему могучему государству что-нибудь здесь понадобится. Например, какое-нибудь полезное ископаемое, за которое можно покупать у Америки продукты. Вот тогда тут все мигом стерилизуют и санируют – никакая маскировка не поможет!
– Да, для вас это будет конец.
Николай помолчал, а потом выдал:
– Я играю, Валентин Сергеевич! Но одно мое условие придется выполнить безусловно: вы отпустите Вар-ка обратно на сопку. И я это должен увидеть своими глазами. Позвольте не объяснять, почему и зачем!
– Позволю, Коля. Пусть так и будет.
* * *Проснулся Николай поздно – наверное, сказались треволнения последних дней. Он повернулся на бок в спальнике и стал смотреть, как Лойка разговаривает с каким-то зверьком.
– Боишься, да? Боишься? А ты не бойся! Иди, иди сюда, маленький! У меня ничего для тебя нет, извини! Правда, нет! Но я потом найду для тебя гриб или орех. Ты ведь любишь орехи? Иди, иди сюда: я тебя по спине поглажу – у тебя же спинка пушистая и с полосками!
