Игорь Емец - Спецагент спецотдела ОГПУ-НКВД. Миссия во времени
— В прошлом веке здесь жила одна известная на всю Москву красавица по фамилии Закревская, которая, как и многие красивые женщины, оказалась особой весьма ветреной и капризной. Не ужившись с первым мужем, она уговорила своего отца, московского генерал-губернатора, дать ей разрешение выйти замуж во второй раз без оформления развода. Эта история наделала немало шума и в конечном итоге стоила ее папаше карьеры, а личная жизнь мадам Закревской в конечном итоге так и не сложилась.
Когда молодые люди поравнялись с Брюсовым переулком, Настя заинтересовалась старинным домом, стоявшим на углу. Прочитав название переулка, она спросила:
— А здесь, что, жил тот самый знаменитый колдун Брюс? Я что-то слышала о нем.
— Нет! Здесь жил его племянник и наследник. Скорее всего, что старый граф здесь даже никогда не бывал. Сам он жил на Воскресенской улице в Немецкой слободе, теперь она называется улица Радио. Правда, как позднее выяснилось, племянник оказался вполне достоин своего дяди, и также не был чужд занятиям колдовством или чем-то в этом роде. Совсем недавно, во время ремонта, под этим самым домом была обнаружена целая система подземных галерей и потайных комнат.
— Ой, как интересно!
— Настя, обратите внимание на дом, расположенный напротив старинного особняка.
— И что в нем такого особенного?
— С ним связана одна из самых зловещих тайн в криминальной истории Москвы. В конце прошлого века здесь располагались меблированные комнаты, хозяином которых был некий Викторов — горький пьяница и игрок, тративший все свои деньги на бегах. У него была любовница, дама легкого поведения, которая, видимо, на самом деле его любила, поскольку безропотно отдавала ему почти все заработанные деньги, которые он тут же пропивал или проигрывал. И вот однажды она ему отказалась дать деньги, то ли просто не было, то ли жалко стало. Так этот Викторов пришел в такую ярость, что убил ее, а затем, чтобы избавиться от тела, не придумал ничего лучшего, как расчленить его и отправить в корзине по почте в Брест-Литовск. Там жуткий запах привлек внимание полицейских, которая установила, что странная посылка была отправлена из Москвы. Было начато расследование, которое лично возглавил сам начальник Московской сыскной полиции. Пикантность ситуации заключалась в том, что многие полицейские, которые служили здесь же рядом, в Большом Гнездниковском переулке, жили как раз в меблированных комнатах у этого Викторова. От них он между делом и узнавал все подробности о ходе расследования. В конце концов, от страха и постоянного пьянства он сам себя довел почти до безумия. Ему все время казалось, что убитая девушка стоит рядом с ним и укоризненно качает головой. Он сам чуть в петлю не полез, но его вовремя успели арестовать.
— Ужас!
Проходя далее по Брюсову переулку, Иван остановился возле одного из домов, и показал Насте на окно на четвертом этаже:
— Видишь вон то окно?
— Да!
— Там теперь находится коммунальная квартира, а вот это окно комнаты, в которой жила Галина Бениславская, близкая подруга Есенина.
— Та самая, которая в конце прошлого года, как раз в годовщину смерти поэта, застрелилась на его могиле?
— Да, та самая! Время от времени у нее жил и сам Есенин. Я, кстати, лично его знал.
— Боже, как интересно!
За этими разговорами молодые люди пересекли Тверскую улицу, и вышли в Столешников переулок.
— Я знаю здесь одно неплохое кафе. Вот мы прямо сейчас туда и зайдем.
Кафе встретило гостей уютной, почти домашней обстановкой. Стены были оббиты деревянными панелями темных оттенков, которые удачно контрастировали с неяркими бра на стенах. Вокруг царили полумрак и покой, как нельзя лучше располагавший к задушевной беседе.
Но едва Иван и Настя уселись за один из столиков, как в кафе ввалился еще один посетитель, который уже с порога начал орать: «Хочу жрать, как из ружья». Судя по безвкусной, но претенциозной манере одеваться, синим «армавирам» на руках, золотым фиксам, а также характерным словечкам, незнакомец был отнюдь не понаслышке знаком с уголовным миром. К тому же он был явно сильно навеселе или, как было принято говорить в родной для него среде — крепко подержал черта за уши.
Окинув мутным взором кафе, он направился к столику, за которым сидели Иван и Настя. Ему явно было скучно, и хотелось острых ощущений. Слегка икнув, он выдавил из себя:
— Какая красота! Позвольте представиться…
Иван не стал сдерживаться и твердо сказал:
— Пошел вон отсюда!
— Что? Да ты хоть знаешь, с кем ты разговариваешь?..
— Не знаю, и знать не хочу! Лучше уйди по-хорошему. Не порть людям настроение…
Однако столь некстати подвернувшийся посетитель явно не был настроен на мирное разрешение конфликта. Не успел Иван закончить последнюю фразу, как незнакомец попытался с размаху ударить его в лицо. Ловко уйдя от удара, Иван нанес ответный хук правой рукой, от которого его противник покачнулся, подался чуть назад, но все-таки устоял на ногах. Не ожидавший такого отпора, жиган слегка опешил, а затем попытался вытащить из кармана перо с выкидным лезвием. Иван успел выбить его из рук нападавшего, и нанести ему еще один довольно сильный удар в лицо. В этот момент раздались пронзительные трели милицейских свистков, а в кафе вбежали трое милиционеров, вызванные, очевидно, кем-то из служащих заведения по телефону.
Быстро оценив ситуацию, двое «снегирей» скрутили буяну руки, а третий подошел к Ивану и его спутнице.
— Ваши документы!
Не желая раздувать конфликт и лишний раз афишировать на публике, где он служит, Иван ответил:
— Да, ладно! У нас к нему претензий нет. Мы лучше пойдем.
— Нет! Придется составить протокол. Ваши документы!
— У меня с собой документов нет. Оставил, знаете ли, дома.
— Тогда придется пройти в отделение. Да Вы не волнуйтесь, здесь недалеко, в Богословском переулке. Мы этого гражданина хорошо знаем, так что дело много времени не займет.
Идти в такой компании в знаменитое 50-е отделении милиции, больше известное москвичам как «полтинник», и завершать там столь чудесно начавшийся вечер, Иван не испытывал никакого желания. Поэтому он нехотя достал из внутреннего кармана пиджака свое служебное удостоверение, прекрасно зная, что обладателя такой «ксивы» никакие милиционеры задерживать не имеют права. Едва взглянув на него, «снегирь» козырнул и отошел в сторону.
Но на Настю вид этого удостоверения произвел совершенно неожиданное впечатление. Резко встав из-за стола, она решительно направилась к выходу. Иван едва догнал ее на улице:
— Что случилось? Вы куда?
— Ты… Ты из ОГПУ?
— Да! Ну и что в этом такого особенного?
— Ничего! Оставь меня в покое. И вообще больше близко ко мне не подходи.
— Да что случилось?
— А случилось то, что вот из-за таких как ты, я осталась без отца.
Настя не выдержала напряжения, и у нее из глаз брызнули слезы. Иван, как мог, стал успокаивать девушку. Наконец, после долгих и настойчивых уговоров, она, сбиваясь и запинаясь, рассказала ему, что ее отец, простой крестьянин из Тамбовской губернии, принимал участие в восстании под руководством Антонова. Уже после разгрома восстания он вернулся домой, надеясь, что его скромная персона не привлечет к себе особого внимания карательных органов. Однако его надежды оказались тщетными. Однажды, когда семья в полном составе сидела за обеденным столом, в их дом пожаловали бойцы отряда ОГПУ. Один из них, видимо, старший, лишь коротко осведомился у хозяина:
— Хохлов?
— Хохлов!
— Тогда выходи!
Отец встал, и на деревянных ногах направился к выходу. Следом за ним из дома высыпала и вся его семья. Отца отвели за угол и на глазах у жены и детей расстреляли без всякого суда и следствия. Оставшейся без кормильца семье в то голодное и неспокойное время пришлось очень нелегко. Вот так Настя и оказалась у тетки в Москве. К счастью, ей удалось довольно быстро устроиться на работу в больницу.
Выслушав этот рассказ, Иван, как ни странно, даже испытал некоторое чувство облегчения. Как выяснилось, они с Настей оказались в некотором роде родственными душами. Чтобы успокоить девушку и вернуть ее былое расположение, он без утайки рассказал ей все о своем прошлом:
— Знаешь, я ведь и сам отнюдь не в восторге от советской власти. Так что я тебя хорошо понимаю. А в ОГПУ я попал по чистой случайности. Ничем особо страшным я там не занимаюсь, не переживай.
Впервые за время последнего разговора Настя улыбнулась:
— Мы незаметно перешли на «ты». Это получилось как-то само собой. Давай так и дальше продолжать.
— Конечно, давай! Кстати, еще не поздно, вечер в самом разгаре, предлагаю продолжить наш так некстати прерванный ужин. Обратно возвращаться не будем, плохая примета. Здесь неподалеку, имеется еще несколько кафе и ресторанчиков, можно заглянуть в один из них.
