Кир Булычев - Усни, красавица
Но она рано успокоилась. Реальная опасность поджидала у двери. Татьяна, тяжело дыша и опираясь на свою трость, которая нужна была ей, как она сама выразилась, чтобы не хлопнуться и не заработать перелом шейки бедра, начала копаться в связке ключей. Отыскав подходящий ключ, она сорвала пломбочку с двери и сунула ключ в скважину. Ключ в скважину не влез.
Открылась соседняя дверь на той же площадке, и вышла маленькая, чуть ли не карлица, женщина с круглым сморщенным личиком и воскликнула:
– А я думаю, кого черт принес – я специально прислушиваюсь. А тут звуки. И я думаю, кого черт принес, а это вы, Татьяна Иосифовна. Я как раз думала, а где Татьяна Иосифовна? Неужели родная мать не приедет?
Женщина говорила мягко и переливчато, как говорят московские татары.
– Здравствуйте, Роза, – сухо произнесла Татьяна, она перестала выбирать ключ и выпрямилась, ожидая, что соседка уйдет. Та же не выражала желания уйти. Казалось бы – открой скорее дверь и скройся в безопасности квартиры. Но тут Лидочка поняла, что Татьяна не хочет показывать соседке, что забыла, каким ключом дверь открывается.
– Это такой ужас, я просто спать не могу, – сказала Роза. – Мертвые по ночам ходят, особенно если злые.
– Кто злые? – спросила Татьяна.
– Ну, так о мертвых не говорят, правда, – смутилась Роза. – Мы-то с вами знаем, чего же, свои люди, какой был трудный ребенок, просто ужас. А как мне теперь спать? Некоторые считают, что он ее убил. Это может быть? Я милиции ничего не сказала, зачем им всякие тайны знать, еще хуже будет.
– Кто ее убил? – спросила Татьяна.
– Который к ней ходил. Седой такой мужчина, красивый, вежливый, его Олег Дмитриевич звали, всегда здоровался, очень воспитанный. Такие и убивают, правда? Сначала воспитанный, всякие слова говорит, а когда уже жениться нужно, то убивает. Может, боялся, что Алена беременная была? Испугался, что к его жене пойдет, и убил. Правда, так бывает?
– А разве Алена беременная была? – Татьяна растерялась от равномерного тоненького потока слов.
– А кто ее знает, – сказала татарка, – никто не скажет, пока она сама анализ не сделает, только Раиса Семеновна из шестнадцатой квартиры мне сегодня сказала, что у Алены такой вид был, что как будто она беременная. Особенный вид.
– Этого еще не хватало!
– А он к ней ходил, только не было чувства, я же понимаю. Он вежливый был, он вчера приходил, тоже вежливый был. Я милиции еще не сказала, я думала, вот придет Татьяна Иосифовна, и я ее спрошу, что мне говорить милиции, а что не говорить.
– Милиции это все неинтересно! – отрезала Татьяна и тут, видно, вспомнила, какой ключ ей нужен. Она выбрала его в связке и сунула в скважину. Ключ легко повернулся, но дверь не открывалась.
– А они на нижний тоже заперли, – сказала Роза. Лицо у нее было доброе, улыбчивое, но при том малоподвижное. – Алена никогда на нижний не запирала, только когда в Симеиз ездила, а так не запирала.
Роза показала на самый большой ключ в связке. Татьяна открыла дверь.
Роза осталась на лестнице, но заглянула внутрь квартиры, будто ждала приглашения.
– Они ее унесли на носилках, – сказала Роза им в спину. – С головой накрыта, просто ужасно, я как раз встала и думаю, чаю нет, надо чаю у Алены попросить, а тут эта курносая Сонька, в очках, пришла, как домой к себе ходит, и как начнет потом кричать, мне через две двери слышно.
– Спасибо, Роза, – сказала Татьяна и закрыла дверь.
В квартире пахло холодным табачным пеплом, как от неубранных пепельниц.
– Я должна отдохнуть, – устало произнесла Татьяна. – Я сейчас упаду. Это невозможно – до такой степени совать нос в чужие дела. Она раньше дворничихой работала, потом за водопроводчика замуж вышла. И вот – получила квартиру.
– Зато водопроводчик под боком, – попыталась успокоить ее Лида.
– Какой водопроводчик! Он давно уже в префектуре работает, большой начальник.
– Значит, у вас есть знакомый большой начальник, – уточнила Лидочка.
– У меня нет настроения шутить.
Они стояли в коридоре, страшась сделать следующий шаг – в комнату, где недавно лежала мертвая Алена.
Портрет Алены – ученический, пастельный, видно нарисованный недоучившимся поклонником, висел в коридоре над дверью. Глаза на портрете были синими, черные волосы завивались тугими локонами, губы были слишком красными, нос мамин, острый и вытянутый вперед.
На вешалке висело два пальто, одно – дутое пуховое китайское, второе пальто – шерстяное, внизу – сапоги, туфли и шлепанцы…
Не раздеваясь, Татьяна заглянула в комнату. Дверь отворилась с легким скрипом, и в коридоре сразу стало светлее. Комната оказалась больше, чем ожидала Лидочка, она была наполнена вещами пятидесятых годов: и комод, и диван, вернее, тахта, широкая и продавленная в центре, на которой были разбросаны подушки, но белья не было, хотя Алена, без сомнения, спала на этой тахте – другого спального места не было видно, да и негде его поставить. Овальный стол посреди комнаты был накрыт старой вышитой скатертью, на столе стояла высокая синяя ваза с засохшими розами. Над тахтой висел ковер – комната выглядела странно, словно здесь жил пожилой человек.
Татьяна, видно почувствовав недоумение Лидочки, пояснила, все еще не делая шага внутрь комнаты:
– Здесь все вещи, которые покупала мать, когда получила эту квартиру. Тысячу лет назад. По комиссионкам ездила – вот этот комод три рубля на наши деньги, а тахту практически задаром, только пришлось заплатить за перевозку, представляешь? Теперь бы все это стоило миллионы рублей.
Книжный шкаф был застеклен. Но все книги в нем не помещались – часть их как попало была свалена на шкафу, другие лежали стопкой на стуле, придвинутом к шкафу. Но, в общем, книг было немного. И в комнате было мало вещей, указывавших на Алену, на ее характер, на ее молодость.
– Раздевайся, – сказала Татьяна. – Выпьем кофе.
– Мне не хочется, – сказала Лидочка. – Мне пора идти.
Она была искренна лишь наполовину. С одной стороны, квартира подавляла ее тем, что была обманкой – она была призвана окружить заботой и сохранить хозяйку, а хозяйка вот взяла и умерла, и ничем квартира ей не помогла, а теперь делает вид, что хозяйки никогда не было. С другой стороны, Лидочка хотела понять, где могли скрываться вещи из шкатулки.
– И не вздумай меня здесь покидать, – взмолилась Татьяна. – Я же с ума сойду от страха. Ты пока кофе сделай, а я соберу кое-что, посмотрю и уеду.
Лида послушно прошла на кухню. В навесном шкафу было полбанки растворимого кофе. Она зажгла плиту, поставила чайник.
Кухня более соответствовала Алене. Может быть, она больше времени проводила здесь. Одна из стен была увешана разрисованными под народное творчество досками и досочками для резки хлеба. На полке над столом и холодильником стояли гжельские сосуды и чайники, кастрюли были стальными китайскими, видно, недавно купила – Лидочка сама видела такие в магазине у Тишинского рынка, но, пока рассуждала, купить или нет, их уже разобрали. Из-под приемника, стоявшего на столе, выглядывал уголок записки. Лидочка потянула за угол. На бумажке было написано: «Приду в шесть. В холодильнике котлеты. И огурец». И подпись: «Ал.»
Наверное, эту записку она оставила Олегу. Вряд ли Сонечке стоило писать о котлетах.
Лидочка открыла холодильник, заглянула в него. Он был почти пуст, если не считать пакета молока, куска масла, трех яиц и банки майонеза. Из такого набора предметов не сделаешь вывод, собиралась ли хозяйка квартиры покончить с собой или жить дальше. Или собиралась жить, а потом передумала.
Татьяна возилась в комнате, выдвигала ящики комода.
Движимая любопытством, Лидочка вошла в комнату.
– Я вам не помешаю?
– Заходи, заходи, – откликнулась Татьяна. – Нет никаких гарантий, что самое ценное не утащили милиционеры. Ты же знаешь моральный уровень этих людей.
– У них разный моральный уровень, – осторожно ответила Лидочка.
– Конечно, тебе понравился этот смазливый лейтенант, – заметила Татьяна.
– Вряд ли.
– Интересно он говорит о Сонькином сообщнике. Но кто мешал ей без всякого сообщника вытащить все Аленкины драгоценности и унести их в кармане?
– А у Алены было много драгоценностей? – с сомнением спросила Лидочка. Она уже была убеждена в том, что ни Алена, ни ее мать не были состоятельными людьми и были лишены возможности когда-нибудь разбогатеть. И по даче, и по квартире было видно, насколько обе смирились со своим жизненным поражением.
– Ей их дарили, – сообщила Татьяна.
– Может быть, у вас идеализированное представление о ее поклонниках.
– Аленка бывала сказочно хороша. Мужики падали и умирали у ее ног. И это были неординарные люди. Но если что и оставалось, то Сонька знала об этом куда лучше меня. Ведь я не интересовалась Аленкиными драгоценностями.
– Лучше думать, что их не было. Иначе бы она купила вместо них новые зимние сапоги.
