Андрей Бондаренко - Страж государя
— Данилыч, друг! Что такое с тобой? — насмешливо заволновался Яков. — Уж не стрела ли Купидона поразила твоё бедное сердце? А если даже и так, то какой смысл — сидеть неподвижно, да ещё и с таким глупым видом? Слезай со своей кобылки, поцелуй барышне руку, разговор заведи душевный… Эй, очнись же!
Егор, совершенно не понимая, что делает, неуклюже соскочил с коня, сжал кисть девушки в своей ладони, поднёс к своему лицу, осторожно и трепетно прикоснулся губами, внимательно посмотрел в бездонные, чуть испуганные ярко-синие глаза, смущённо промямлил-предложил:
— Александра… Александра Ивановна! Вы садитесь на мою лошадку! Неправильно это, когда такая красивая девушка ходит пешком…
— Да что вы, Александр Данилович, право! Тут и недалеко совсем…
— Садитесь, прошу душевно…
Яков Брюс хохотал от души, но, как настоящий друг, совсем даже и негромко, чтобы не мешать жертвам коварного Амура…
Дальше тронулись уже другим манером: Александра — верхом, крепко держа в руке поводок с радостно тявкающим Хмуром, Егор — шагая рядом, неотрывно глядя на ту, что так коварно и нежданно похитила его глупое сердце, Брюс — деликатно приотстав метров на десять-двенадцать…
Они весело болтали — обо всём подряд, будто были уже знакомы не одну тысячу лет, изредка обмениваясь любопытными и приятственными взглядами, широко и призывно улыбаясь друг другу…
Вот уже рядом крепкие дубовые ворота, выкрашенные синей краской, за воротами отчаянно залаяли собаки.
— Ой… — Девушка замялась, явно не зная, как называть своего неожиданного кавалера.
— Сашей меня называй! — чуть подумав, решил Егор. — А я тебя — Саней… Не запутаемся? И давай уже перейдём на «ты»! Хорошо? Согласна?
— Согласна! — радостно улыбнулась девушка, на её розовых щеках даже проявились милые смешливые ямочки. — Давай, я сейчас спрыгну с лошади? А ты меня поймаешь? Мне надо папенькиных кобелей убрать подальше от ворот, чтобы они не покусали бедного Хмура, или чтоб он их не покусал…
Неуклюжий прыжок как-то неожиданно превратился в затяжной поцелуй, они упали в снег и замерли, ни на что уже не обращая внимания…
Озорные голубые глаза, нежные и жадные губы, туман в голове… Где-то нетерпеливо похрапывала лошадь, обличающе ворчал Хмур, удивлённо и чуть смущённо хихикал Брюс, злобно каркали чёрные вороны… Какое это имело значение? Да никакого!
«Пусть весь этот мир — вместе со всеми Петрами, Лефортами и Координаторами — летит в чёрную и бездонную пропасть… Пусть — летит, мать вашу! Лишь бы — вечно чувствовать эти нежные губы на своих губах…»
Губы были безумно вкусные: свежие, чуть солоноватые, упругие, дрожащие…
— Саня! — только и сумел он вымолвить минут через пять. — Саня…
«Что теперь делать? — пронеслось в голове. — Что делать — теперь?»
— Дроля мой! — нежно проворковал рядом чарующий голос…
Безумный собачий лай за воротами неожиданно стих, громко завизжали воротные петли, размеренно заскрипел снег — под чьими-то подшитыми валенками.
— Э-э! — неуверенно прогудел хриплый басок. — Вы чего это тут делаете? Вы это, того, прекращайте баловство…
— Папинька это мой! — испуганно прошептала Александра, сидящая сверху, с трудом переводя дыхание. — Давай — встанем? Осерчает ещё…
— Конечно, Саня, встанем… — Сознание медленно возвращалось, но руки предательски отказывались отпускать эту узкую и одновременно сильную спину…
Санька вскочила на ноги первой, протянула руку, помогая подняться Егору, смущённо зачастила:
— Это — поручик Меньшиков, охранитель царский… Помнишь, нам про него Алёша рассказывал? А это — его друг, дворянин Брюс Яков…
— Здравствовать вам — долгие годы, Иван Артемич! — склонил голову в почтительном полупоклоне Егор. Вообще-то, не по чину это было — охранителю кланяться перед обычным, пусть и зажиточным, крестьянином, но — Санькин отец, всё же… Яшка, наконец переставший хихикать и глупо улыбаться, незамедлительно повторил жест друга.
Иван Бровкин — мужик сообразительный и много чего понимающий — тут же бухнулся на колени, ловко схватил Егорову руку и попытался жарко облобызать ладонь:
— Александр Данилович, благодетель наш! Уж как мы рады! Ой, спасибо вам за те подряды по лесу строевому — для Прешпурга, по сена закупу…
— Не за что, Иван Артемич! Не за что! Да вы поднимайтесь, Бога ради! — Егор ухватил Бровкина за воротник тулупа, потянул вверх.
(Вообще-то, было за что благодарить: по просьбе Алёшки замолвил Егор полтора года назад словечко перед Лефортом, благодаря чему и получил Иван Бровкин свои подряды выгодные, не грех было бы и долю малую с него запросить… Да, ладно, не до того нынче…)
Они прошли за ворота, у высокого крыльца отряхнули друг друга от снега, привязали к перилам крыльца (с разных сторон) Хмура и лошадок, проследовали в жарко натопленный дом.
— Эй, Матрёна! На стол живо накрывай, гости у нас! Быстро чтоб у меня! — громко закричал Бровкин, вежливо поддерживая Егора под локоток, тут же залебезил: — Александр Данилыч, кормилец! Давайте я помогу кафтан-то снять! Вы — сюда проходите, проходите, отогревайтесь! И вы, господин Брюс, прошу душевно — проходите, не отставайте от нас…
За стол они уселись втроём.
— Перцовочки откушайте, господин поручик, и вы, господин Яков! — радушно предложил хозяин. — Хорошая перцовка, своя, злая… Ну, за знакомство наше?
— За знакомство! — согласился Егор и тремя крупными глотками опорожнил предложенный штоф. Потряс головой, звонко захрустел фиолетовой маринованной редькой: — Ну, и крепка у тебя настойка, Артемич!
— Ой, крепка! — подтвердил Брюс, ехидно улыбаясь и строя уморительные рожицы.
Закусили, помолчали.
— Дело какое важное привело к нам? — полюбопытствовал, хитро прищурившись, Бровкин-старший. — Помочь чем-то могу? Вы сказывайте, Александр Данилыч, а мы уж расстараемся! Лоб расшибём — но всё исполним в точности…
Егор задумчиво подёргал себя за мочку правого уха, соображая, как доходчивее объяснить сложившуюся непростую ситуацию:
— Дело простое у меня, Иван Артемич. Царь пожелал вашу дочь, Александру, замуж выдать… — смущённо замолчал…
— Что ж, дело, действительно, проще репы пареной! — услужливо пришёл ему на помощь Бровкин. — Царь повелит — тут же и исполним, с нашим удовольствием! — выдержав коварную паузу, продолжил: — А жених-то — боярин Волков Василий? — посмотрел лукаво из-под мозолистой ладони: — Или же всё врут подлые людишки? Ошибаются то есть?
— Позови, Артемич, свою дочь! — попросил Егор. — Это дело её касается, пусть тоже послушает…
— Не полагается, конечно, бабам и девкам в разговоры встревать серьёзные. Да, ладно, коль вы просите… Александра, чадо моё, выйди к нам!
Вошла Санька: в тёмно-синем сарафане и белой рубахе, щедро расшитой красными и синими узорами, толстая русая коса — до колен, синие глаза — бездонные, умные, тревожные… Брюс только крякнул восхищённо и перестал улыбаться…
Егор поднялся со скамьи:
— Саня! — громко сглотнул предательскую слюну. — Саня! Мы с Петром Алексеевичем, государем нашим, планировали, что Василий Волков будет свататься к тебе…
— Не хочу Волкова! — громко и решительно заявила девушка. — Лучше уж руки наложу на себя! В монастырь сбегу…
— Цыть! — пристукнул ладонью по столу Иван Бровкин и прикрикнул, впрочем — не так чтобы уже и строго: — Волю взяла! Спрашивают её, как же! — чуть заметно покосился на Егора. — Так что вы сказали, Александр Данилович? Извините, плохо расслышал, старею, наверное…
Егор глубоко вздохнул, улыбнулся Саньке:
— Иван Артемич! Я приехал первым, поэтому первым и прошу покорно руки вашей прекрасной дочери…
— Я согласна! — торопливо перебила Санька. — Папинька, хоть режьте, но только за Александра Даниловича пойду…
— Цыть! — ещё раз хлопнул ладонью по столу Бровкин, нервно передёрнул плечами, растерянно посмотрел Егору в глаза: — Да я же не против! Но, царь ведь…
— С царём я договорюсь!
— Вот, Александр Данилович, когда договоришься, тогда и решим всё — к общему удовольствию…
Он встретил царский обоз в версте от Волковки: одна карета, семь кожаных возков с крохотными окнами, три десятка всадников.
— Стоп! — Егор повелительным жестом поднял руку вверх. — Стольника Волкова ко мне, живо!
Василий — нарядный, в пышном рыжем парике, одетый в праздничный серебристый камзол, выскочил из срединного возка и, увязая своими чёрными иностранными башмаками в русском весеннем снегу, поспешил к охранителю.
— Здесь я, Александр Данилович! — доложил старательно, слегка запыхаясь.
Егор соскочил с коня, протянул Волкову три пакета, запечатанные коричневым сургучом, пояснил:
— Этот вот — передашь Сергею Бухвустову! Эти два — генералу Гордону лично в руки! Очень срочно, государственной важности! Понял? — Если честно, то он уже и сам не помнил, что было написано в тех посланиях: что первым пришло в голову, то и начертал.