Алексей Фомин - Спасти империю!
Но уже на следующий день дон Альба принес информацию, поставившую этот вывод под сомнение. Кабальеро, шатаясь по слободе без особой цели (если только не считать за таковую сбор информации с помощью наблюдения за окружающей обстановкой), столкнулся на главной слободской площади с князем Линским. Результатом нежданной встречи двух воинов стало совместное решение посидеть в тепле за бутылочкой вина. Осуществлено это решение было в единственном в слободе кабаке, забитом до предела не занятыми на службе опричниками. Свободное место для новоприбывших едва сыскалось, и все из-за того, что слобода была нынче закупорена наподобие винной бутыли. Из-за этого множество опричного народу, вместо того чтобы отправиться за пределы слободы по каким-нибудь делам, околачивалось теперь в кабаке, скрашивая вином свое ничегонеделание.
Стоило дону Альбе только отметить сие обстоятельство и пожалеть о том, что царевич давно не вспоминал о строевой подготовке для своих воинов, как беседа свернула на самую горячую тему последних дней – покушение на земского посла и ведущееся в связи с этим расследование. И тут князь Линский рассказал дону Альбе кое-что интересное. В ночь следующего за днем покушения дня Линский нес службу в составе караула, стоящего на стенах слободы. Он, в частности, возглавлял пятерку воинов, охранявших ворота. А поскольку уже было объявлено, что из слободы велено никого не выпускать, Линский, оставив одного человека у ворот, разрешил остальным покемарить в караулке. Каково же было его удивление, когда среди ночи в его чуткий сон вторгся топот копыт и шум голосов. Скомандовав «тревога», Линский подхватил свой бердыш и выскочил наружу.
С его караульным препирался не кто-нибудь, а самолично Федор Романов. Но боец оказался не робкого десятка и на все требования Федьки открыть ворота твердо отвечал лишь одно: «Не велено». Выскочившие из караулки бойцы, взяв оружие на изготовку, заняли свои позиции у ворот, а князь Линский выступил вперед и обратился к неугомонному Федьке:
– Федор Никитович, государь, ворота велено держать постоянно закрытыми вашим батюшкой. И без его личного приказа пропустить я вас не могу.
– Есть такой приказ, – высокомерно бросил ему Федька. – Пропускай.
– Не могу, государь, – спокойно ответил Линский. – Пусть явится сюда и лично мне прикажет.
– Ты что, сдурел? – взбесился Федька. – Сейчас прикажу, и изрубят тебя в капусту!
Линский взялся за рожок, висевший на шнурке у него на шее, и поднес его к губам.
– Не успеете, государь, – предупредил он. – Как гудну, так здесь тотчас пятьдесят бойцов будет. Ступайте лучше за батюшкой.
В свете факелов, горевших у ворот, Линский видел, что за Федькиной спиной стоит карета, запряженная тройкой, а за каретой попарно стоят десять всадников. Сколько бойцов спустится со стены на его зов, он точно не знал, но упомянул пятьдесят, исходя из того, что за Федькиной спиной в наличии было десять клинков. Федька заскрежетал зубами, прошипел длинное ругательство в его адрес, развернулся и ушел в сторону дворца. Карета и сопровождающие ее всадники остались стоять на месте.
Князь Линский, крайне заинтригованный происходящим, приказав бойцам не оставлять позиции, взял в руки факел и пошел глянуть – кого же это черт принес на его голову. Всадники были одеты чудно – явно не по погоде. Вместо теплых кожухов на них кургузые кафтанчики, а на головах не меховые шапки, а накладные волосы с дурацкими, ничего не греющими треуголками. Поскольку с таким головным убором уши на морозе через полчаса отвалятся, поверх треуголок всадники обмотали головы еще и шарфами. Платье, в которое были обряжены всадники, судя по всему, нерусское. Так ходил по дворцу царский врач англичанин Линдсей. Но и тот, выходя на улицу, предпочитал русскую шубу.
Эти же, не успев еще за ворота выехать, уже замерзли. Хлопают себя по плечам, ерзают задом по седлу, встают в стременах… Это что же за иноземцы такие? Присмотрелся Линский повнимательнее. Ба!.. Так это же наши немцы! Зачем же они в платье иноземное вырядились? Никогда они его в слободе не носили!
– Эй, ребятки, вы куда направляетесь? – задал им вопрос Линский, но немцы сделали вид, что то ли ничего не поняли, то ли не услышали вопроса. Не хотят разговаривать – и не надо. Князь прошел к карете и, отодвинув полог, закрывающий оконце, заглянул в нее. Батюшки! Там, разряженный в дорогие одежды (но опять же в нерусские), сидел прекрасно знакомый Линскому Штаден. Был он обычным рядовым опричником и отличался от остальных своих соотечественников разве что возрастом. Было ему уже где-то около сорока годов, и в этой дорогой одежде выглядел он весьма важным господином. – Здорово, Штаден! Эка ты разоделся! Видать, клад нашел или… Ограбил купчину какого-нибудь? – Линский засмеялся. – Куда направляешься, Штаден?
В ответ Линский получил немецко-русскую смесь, состоящую из дертойфелей и всевозможных матерей. Линский опустил полог и пошел на свое место – к воротам. А через недолгое время к воротам подошли и Никита Романович с Федькой. Федька было вновь взялся орать, но Никита Романович, одернув его, приказал открыть ворота. Линский ворота открыл, пропустил ряженых немцев и следом за ними закрыл ворота. Никита Романович похвалил его за службу и, забрав с собой Федьку, ушел восвояси.
Но самым интересным в рассказе князя Линского оказался следующий загадочный факт. Уже через день Линский в слободе столкнулся со Штаденом нос к носу. И Штаден вновь был одет как обычный рядовой воин опричной дружины.
– Здорово, Штаден, – приветствовал немца князь. – Скоро же, однако, ты вернулся. И где твое замечательное богатое немецкое платье? Или опять нищета наступила? – И князь заржал от собственной весьма удачной, как ему показалось, шутки.
– Пошель к шерту, – ответствовал ему Штаден. – Я никуда не уезжать. Ты меня с кем-то путайт, турак!
Штаден развернулся и ушел, а князь Линский остался недоумевать; с чего бы это немцу отрицать очевидное. Тем более что оно, с точки зрения князя, столь невинно.
Эту-то историю князя Линского дон Альба и рассказал друзьям, не пропустив ни одной, даже самой мельчайшей детальки.
– Вот это да! – воскликнул Ероха. – Никита Романович сам же свой приказ и нарушил! Уж не Федька ли организовал покушение? А потом озаботился и отослал убийцу из слободы? А отец был вынужден прикрыть его?
– Федька, конечно, такую глупость сделать мог, – согласился с ним Валентин. – И оставшемуся в живых убийце помог бы спрятаться. И Никита Романович волей-неволей вынужден был бы прикрывать сынка. Родная кровь все-таки. Здесь ты, Ероха, прав. Не прав в другом. Чтобы выпустить убийцу из слободы, незачем им было целое скоморошье представление с переодеванием устраивать. Здесь что-то другое. Да и не скрывал бы Федька так долго убийцу с риском для себя. Он бы его уже самолично зарезал и бросил где-нибудь. Хоть бы и во дворце. Уж поверь мне, я этого гаденыша Федьку достаточно изучил. Этот немецкий выезд, скорее всего, как-то связан с Веттерманом. Ведь зачем-то же он в слободу приезжал и о чем-то с Никитой Романовичем беседовал. Просто в ту же ночь они этот выезд организовать не успели. Пришлось на следующую. Ради этого Никита Романович даже приказ свой вынужден был отменять и среди ночи к воротам ходить. Сразу видно, дело для него архиважное.
– А может, тебе к нему подкатиться, – предложил Ероха, – да попробовать вызнать все про этих ряженых немцев?
– Ни в коем случае! – одновременно воскликнули дон Альба и Сила.
– Через немцев надо действовать, – предложил дон Альба. – Я бы попробовал, но вы сами знаете, как они меня ненавидят. Ничего не получится.
– Линский назвал только одно имя – Штаден. Остальные то ли были там, то ли нет, бог весть. Вот со Штаденом и надо работать, – внес предложение Валентин. – Мне не с руки. Сразу все обратят внимание. Остаются Сила и Ероха. По-моему, ему просто надо предложить денег. Рублей тридцать… Немцы здесь в слободе ведь исключительно из-за денег находятся. Им на наши распри наплевать с высокой колокольни. Я так думаю, должно сработать. Ну мало будет тридцать – дать ему пятьдесят…
– Давайте-ка я попробую, – предложил Ероха. – Я с этим Штаденом пару раз пересекался, когда на выезды с опричными ездил.
И Ероха попробовал. Он улучил момент, когда Штаден оказался один, без своих дружков-соотечественников, подошел к нему и без всяких прелюдий просто спросил:
– Штаден, хочешь тридцать рублей?
– Та, – молниеносно последовал ответ. – Што я толшен штелайт?
– Ничего. Расскажи только, куда и зачем ездил в карете, наряженный, как важный господин.
– Сорок…
– Что сорок?
– Тавай сорок руплей – буду рассказывайт.
Ероха протянул ему заготовленный кошель с тридцатью рублями, отсчитал еще десять и ссыпал их в протянутую ладонь.
– Ну, рассказывай.
– А ты больше никому не рассказывайт?
