Герман Романов - Меч без ножен. «Помирать, так с музыкой!»
Идя по двору, Андрей, как ему казалось, чувствовал на себе десятки взглядов. Ужасно хотелось обернуться, но он понимал, как глупо будет выглядеть.
Притульцы, мимо которых он проходил, тут же прекращали разговоры и склонялись перед ним, но Андрею казалось, что они говорили о нем, а в поклоне прятали ухмылки.
Слова богу, хоть никого из орденцев не встретил: караульные молча отсалютовали ему, а остальные без дела не шлялись — все были заняты своими делами. Все, кроме него!
Дорога от усадьбы до местной церквушки, которую он раньше проделывал за пару минут, сейчас ему казалась бесконечным путем на Голгофу Истинным спасением явился идущий навстречу отец Павел. Андрей, боясь перейти на вихляющий галоп, прибавил шагу:
— Отче! Благословите!
Однако отец Павел, как обычно, не возложил руки на его склоненную голову: вцепившись, словно стальными клещами, в его плечо, с прыткостью, не свойственной степенному старцу, он потащил его за собой.
— Ты чего творишь? — зашипел старик, едва дверь часовни закрылась за ними. — Жгун-корня объелся, что ли?
— Какого жгун-корня? — Андрей вытаращил на отца Павла непонимающие глаза.
— Ты из себя девку-недотрогу не строй! — бушевало престарелое торнадо. — «Какого жгун-корня?»! Такого, который на тех лугах растет, куда хозяева жеребцов водят, которые мимо кобыл промахиваются! Или твоя зазноба тебе каждый вечер петушиные гребешки в конопляном маслице жарит али девясиловым вином поит?
— Каким-каким вином?
— Девясиловым! — Отец Павел немного успокоился. — Чудо-трава девятисильная, на ней красное вино настаивают жонки своим мужьям, в постели немощным…
— А ты откуда, отче, это все знаешь? — с нескрываемым ехидством осведомился Андрей.
— Ну… — отец Павел смутился и сел рядом с ним на лавку, — это…
— Да ладно, брат Любомир! — Андрей похлопал его по плечу. — Самому тошно! Слушай! Чего делать-то теперь? Вразуми!
— Я сейчас этим канделябром, — старый рыцарь схватился за позеленевший бронзовый трехсвечник, — тебя и вразумлю! Как дал бы!
Он, набрав воздуху в грудь, встретился с глазами Андрея, выражавшими такую вселенскую скорбь, что не выдержал и рассмеялся…
— Ну и чего будем делать? — Отец Павел, утирая слезинки, задал тот же вопрос, какой мгновением раньше собирался задать ему Андрей. — Я сегодня уже четверых исповедовал поутру! Думаю, чего это братья сами за мной хвостом ходят? Обычно только после службы, а тут только вчера приехал — и началось! А они словно сговорились — отче, соблазны и сомнения, говорят, гнетут… Я не мог дождаться, чтобы увидеть тебя! Вот, решил сам с утра вас тепленькими еще застать, чтобы своими, так сказать, глазами лицезреть глубину твоего падения!
— Я даже и не знаю, что ответить! Ну не жениться же мне? — с затаенной надеждой протянул горе-соблазнитель.
— Конечно! — Старик недоуменно пожал плечами. — Какая женитьба? Ты, сын мой, до такой степени дурак, прости господи, что сам не представляешь! Твоя… — Он пожевал, подбирая слова. — Как ты это любишь выражаться? Развела тебя как лоха! Добрая ты душа, сын мой, ох добрая, вот она и вьет из тебя веревки! Но меня не это заботит, сын мой!
Андрей мгновенно посерьезнел.
— Мы-то думали, что всех «крыс» вывели, а нет, какой-то шельмец мутит воду, и причем серьезно мутит! Сам посуди: за неделю так обработать всех и вся в селе целом! А если уже и в Белогорье?! Я так думаю, нужно искать не просто врага, а врага хитрого и изворотливого! Мыслю я, что тут руку приложил не Сартский, искать глубже надо!
— Куда ж еще глубже! — Андрей бравурно усмехнулся. — Преслава ходит гордая, блестит, как пятак начищенный, вот бабы и болтают что ни попадя, а братья… да братья просто засиделись без дела! Будет бой, будет, так сказать, и пища…
— Ну, будь по-твоему! — Отец Павел, прищурившись, посмотрел задумчиво поверх головы Андрея. — Будь по-твоему! Но с твоей зазнобой нужно что-то решать!
— Да я и сам не знаю, как от нее отделаться! Может, того, — Андрей с надеждой взглянул на отца Павла, — в монастырь?
— В какой монастырь? Ты в своем уме? Кто позволит девицу без согласия родителей в монастырь упечь? А если она заговорит, ты представляешь, что с тобой, со всеми нами будет? Конечно, до нее нет никому дела, но говорить-то будут о тебе! Упаси господь до нунция дойдет или, что еще хуже, до папы! Хорош командор ордена Святого Креста, Братство не преминет использовать такой удобный случай! А византийцы? Кто знает, что у них на уме, тем более сейчас! — Старик соскочил с лавки и заходил из стороны в сторону. — Нет, венца не избежать!
Андрей внутренне сжался, словно в ожидании приговора. Отец Павел вышагивал по небольшой часовенке, поднимая пыль развевающимся плащом с большим крестом.
— Значит, так! — Он говорил четко, словно рубил, размахивая ладонью в такт словам. — Ты срочно уезжаешь куда-нибудь, чтобы не мозолить тут всем глаза…
— Как это — уезжаю? — возмутился Андрей. — А битва? А подготовка? А Сартский?
— А битва! — отец Павел передразнил его противным голоском. — Что-то, лежа в постельке с молодухой, за всю эту седмицу ты не удосужился вспомнить о подготовке! Так что слушай и не вмешивайся!
Андрей пристыженно замолчал. Еще бы, угрызения совести, но главное, ощущение того, что его именно развели как лоха в очередной раз, что он опять сомлел в женских объятиях, как и с Милицей, до невозможности оскорбляли его мужское достоинство.
Самым обидным было то, что Преслава по местному обычаю не просто не имела права так нагло качать свои права, но и вообще должна была от радости, что на нее благородный господин обратил внимание, сопеть в тряпочку и пускать от счастья пузыри.
Так как Притула была вассальной ордену деревней, то все феодальные права распространялись на него как на командора ордена.
Да и вообще, какие феодальные права? Согласно традициям, она в принципе не имела никаких прав ни как женщина, ни как стоящая ниже по социальной лестнице.
В общем, товарищ командор, разделяй и властвуй!
— Так вот, — отец Павел выдернул Андрея из уничижительных самобичеваний, — ты должен не просто уехать на какую-нибудь охоту, а отправиться за подвигом! У тебя есть на примете какой-нибудь подвиг, сын мой?
— Да как-то… — Андрей пожал плечами, — только если…
— Если что? — Старик оживился. — Ну?..
Андрею в голову пришел давнишний разговор с Преславой о том «снежном человеке»:
— Да есть тут один уродец, «Волосатый дядька»…
Отец Павел как-то странно посмотрел на Андрея, немного подумал и махнул рукой:
— Ладно! Пойдет! Только ехать ты должен один и, — он предупредительно поднял ладонь, — даже не спорь!
— А с остальным что делать будем? Будешь… — Андрей поправился. — Я-то уеду! Может, и сгину там, горемычный…
Отец Павел воздел очи горе:
— Я тут твою репутацию спасаю! Ты заварил кашу, а мне расхлебывать! Подготовкой людей займется брат Ульрих, я кой-чем пособлю! Вообще, что-то мне не очень нравится то, что Сартский притих! Может, измышляет что?
Веселость тут же выветрилась, словно Андрей снова ощутил колючий взгляд Сартского:
— Вот и у меня пан Конрад из головы не идет! Мы-то торопились, боялись, что он нанесет упреждающий удар, как раз пока Белогорье некому защищать! А сейчас… Может, он войска стягивает?
— Некого ему стягивать! — сварливо пробубнил старик. — И так собрал всех, кого можно! Вон, даже пан Всерадский из Кривицы, что в трех седмицах перехода, добраться успел! В Старице говорят, что Конрад Сартский болен, даже соборовать его вроде собирались! Но я этому не верю: этого кабана и стрела с первого раза не возьмет, а тут захворал! Нет, тут что-то другое! Ладно, — он, опираясь на руку Андрея, поднялся, — вернешься — будем думать!
— А Преслава-то как? Мне-то чего делать? — взмолился Андрей.
— Я же сказал, вернешься — будем думать! Есть у меня одна мыслишка.
ГЛАВА 2
— Отец Бонифаций!
Мягкий и тихий голос служки вывел папского нунция из размышлений над письмом, которое тот собирался отправить в Лиенц.
Папа живо интересовался проходящими в Польше событиями и особенно появлением командора Святого Креста, который вынырнул, другого слова тут и не подберешь, из пучины забвения долгих пятнадцати лет.
— Да, сын мой?
Нунций внимательно посмотрел на монаха, прекрасно зная, что по пустякам тот беспокоить не будет. Здесь отец Бонифаций полностью полагался на своего наперсника, ибо тот за годы верной службы не раз показывал, что ему можно доверить любое дело.
Одна лишь поездка в Белогорье много стоила, ибо уговорить чудом воскресшего «хранителя» ордена на поход по ту сторону Карпат было невероятно трудной задачей. Но и тут брат Франциск отлично постарался, с блеском справившись со столь щекотливым поручением.
