Александр Мазин - Богатырь
– Подвинься! Расселся тут… – Явнея пихнула Илью, устроилась рядом, сбросила обувь, оставшись в шитых бисером чулках (кот тут же вспрыгнул к ней на колени), поглядела снизу на Духарева, фыркнула:
– И ты сядь, княже, не стой башней.
Поскольку на постели места не осталось, Духарев опустился на пол, на волчью шкуру:
– Ну, девушка, что теперь делать будем?
– Пердеть да бегать, дедушка! – еще раз фыркнула ведунья.
Обнаглела. Узнала, что в помощи ее нуждаются, и воспряла.
– Ты характер-то не показывай, – строго произнес Духарев. – Не забывай, с кем говоришь.
– А то что? – нахально бросила ведунья. – Обидишь меня? И кто тогда будет сынка твоего живить, ногу отсушенную обратно из-за Кромки просить?
– Ты бате моему не дерзи! – опередил Сергея Ивановича Илья. – Не то просить уже за себя будешь. Да так, что за поприще слышно станет.
Явнея неожиданно рассмеялась:
– Ой, боюсь тебя, Мертвая Нога! Сейчас икать начну со страху. Охолонь. Дом это мой да богини моей. Ты здесь – гость, пусть и незваный. – И Духареву: – А делать будем вот что: люди твои пусть на полянке встанут да костер разведут. А я на том костре варево замешаю да этого, – Явнея пихнула Илью в бок, – варевом тем, водой, мертвой водой ближе к ночи поить стану. А потом мы с ним к Моренушке пойдем: ногу его назад выпрашивать. Это мы делать будем. А тебе и воям твоим – поесть да спать. Худого им здесь не сделают. Здесь мое место.
Теперь уже хмыкнул Духарев: представил, как тщится его гридь. Потом поглядел на ведунью: верить ей, не верить? Мертвая вода. Звучит неприятно. С другой стороны, это и впрямь ее территория – в этом мире, а в закромочном – тем более. И Бог тут вряд ли защитит. Своей волей из-под Его Руки в бесовщину суемся. Узнала бы Сладислава… Ух!
И все же рискнуть стоит. Вдруг и впрямь сыну здоровье вернется…
Глава 2
В сон Илья провалился, как в перекат прыгнул. Тотчас подхватило и понесло. Ноги понесли. Живые. По звериной тропе – через чащу. То бегом, то скоком. Как до той роковой стрелы. И как тогда – легко. Кольчуга на плечах – вторая кожа. Шлем на ремешке прицеплен ловко – не стукнет. Щит на спине. Меч – у пояса. Копье – в руке. А налуч с луком где? Нету. Ни лука, ни стрел. Бежать, бежать… Эх, славно!
Лес поредел. Илья увидел реку. Черную, стоячую, неподвижную, как болотное окно. И…
Сначала не понял: что за башня сама плывет над зарослями? И вдруг угадал. Шлем это. Огромный, как войсковой котел.
Илья замер. Припал к земле, зарылся в мох.
Великан показался из-за деревьев. Конь под ним огромен. Выше Голубя на добрую сажень, волосом весь зарос, будто бык зимой. И – прямо на Илью.
Озаботился Илья. Как одолеть того, кому ты макушкой – до пояса? Был бы лук – другое дело, так нету. А одолеть надо. Илья знал, куда направляется великан. К дубу заветному. А у дуба шатер батюшкин стоит. И гридь его ведать не ведает о страшном всаднике.
Хотел Илья вскочить да бежать обратно: упредить… Но понял вдруг: не сможет он бежать. Нога снова омертвела. Не понесет. И руки ослабли. Даже не отползти.
Смотрел Илья снизу, как надвигается великан-всадник, как тяжко ухает земля под молотами-копытами…
Фыркнул великаний конь… И будто вихрь Илью подхватил. Подняло и понесло стремительно. Только ветви мелькают да буханье копыт позади. А еще крик женский, тонкий. Так чайки морские кричат.
…Проснулся Илья на ложе в дупле дубовом.
Проснулся – и вздохнул облегченно. Сон.
Снаружи – тихо. Поднялся Илья с постели, допрыгал до окошка. На поляне костер горит. Яркий, высокий. Рядом – никого. Ни шатра батиного, ни гриди, ни его самого. Ушли? Куда?
Пока думал, услыхал: прет кто-то сквозь чащу. Напролом, как сердитый тур.
И вот же… Великан из сна! Выехал на поляну, огляделся, плечами повел и наземь спрыгнул. Вздрогнул священный дуб, да так, что Илья в край окна вцепился, чтоб на ноге устоять. Увидал, как ушли в землю ноги великана. По край сапога ушли. Но тому, видать, привычно. Вытянул ноги из земли, расстегнул суму седельную, в которой домашний ларь без труда поместился бы, и достал оттуда… женщину. Не великаншу, нормальную. Во что одета, не разглядеть. И хороша ль собой – тоже.
Достали припасы. Женщина великана кормить принялась. Он сидел, она стояла. Головы – рядом.
А вот брони великан не снял, даже булаву не отстегнул от пояса. Видать, опасался чего-то.
Черный провал его рта посреди кудлатой бороды – как зев пещеры. Куски размером с кулак Ильи брал целиком.
Что ели – не видно, однако насытился великан быстро. Расседлал коня-громадину, положил седло под голову и заснул, брони не снявши.
А женщина…
Илья отпрянул от окна. Поздно!
– Эй ты, на дубе!
Подбежала вприпрыжку, глянула снизу. Красавица. Одежка на ней белая-белая, легкая. Такую бабы надевают, когда ночью по весне в поле колобродить идут.
– Слезай-ка ко мне, молодец!
– Зачем? – поинтересовался Илья.
Неизвестно почему, но здесь, в дубе, он чувствовал себя в безопасности, а вот внизу…
– Любить тебя буду, вот зачем!
Хороша, однако. Илья сглотнул. Но пока держался. Понимал: выманивает его.
– Не могу, – сказал. – Нога у меня сухая, не ходит. Хошь меня – я не против. Только ты сюда поднимайся.
– Я к тебе не могу, – возразила красавица. – Мне к тебе хода нет. Спускайся, молодец! Не то пожалеешь?
– Да ну? – усмехнулся Илья. – Что будет?
– Мужа разбужу. Скажу: ссильничать меня хотел.
– Мужа, значит? Не велик ли муж для тебя?
– А это уж не твое дело, как он для меня. Важно, что для тебя он велик довольно. Вынет из дупла, как белку, да в кулаке размозжит!
Илья засмеялся. Уже понял, что сон.
– Спускайся, молодец! – взмолилась женщина. – Возьми меня хоть как! Истомилась я без ласки!
– Сказал же: нога у меня сухая. Не могу.
– И что ты врешь! – возмутилась красавица. – Годная у тебя нога. Самый раз через Кромку перешаг…
Оборвала речь. Даже ладошку к губам прижала. Проболталась.
– Через Кромку, значит? – Илья не испугался. Чего тут бояться? Пестун его Рёрех за Кромку ходил и назад возвращался, пока сам не решил, что пришел его срок. И батя тож.
– Ладно, – бросил он вниз. – Иду я.
Не соврала баба. Только перебросил Илья мертвую ногу через порог – тут же ожила нога. Потолстела, силой налилась, и снаружи Илья уже ступил на нее твердо. Знал: не подведет.
Заждалась красавица. Едва вышел Илья на лунный свет, на поляну, заросшую серебристым клевером, тотчас из платья своего вывернулась, засияла кожей белой в свете волчьего солнышка, но полюбоваться статью своей не дала. Бросилась одежду с Ильи срывать. Хотя той одежды – всего-ничего. Рубаха да порты…
Сгреб ее Илья… И едва не выпустил. Холодна! Будто бабу снежную обнял.
Не дала оттолкнуть. Вцепилась, вспрыгнула на руки, обняла-обвила ногами:
– Согрей меня, молодец! Зажги жаром своим! Поделись силушкой живой! А уж я тебе отплачу-отблагодарю, как никого не дарила!
Илья затрясся от омерзения. Любиться с мертвой лягушкой!..
– Да пошла ты в болото, кикимора! – рявкнул он, отрывая от себя нежить. – Пусть тебя черт в аду дерет!
– Ай-ай-ай! – заверещала красавица-ледышка. Отбежала на несколько шагов и вдруг опрокинулась на спину, раскинув руки-ноги:
– На помощь! Муж мой! Помоги! Спаси! А-а-а-а!..
Илья растерялся. Лишь на пару секунд. Но этого достало, чтоб великан проснулся, воздвигся над землей, шагнул вперед, вставши меж Ильей и коварной лягушкой.
Большим казался богатырь из дупла, вблизи же – огромным. Илья ему макушкой и до зерцала не достал бы. Глядел сверху…
Так на крысу глядят. С брезгливой усмешкой.
Илья рассердился. Никто не смеет так глядеть на него! Убить – да. Если сильнее. Сила врага никогда не останавливала Илью. Даже когда у него было только одно имя, Годун. Усомниться в его чести и храбрости? Глядеть на воина, на княжьего гридня как на холопа, нагадившего в покоях.
Илья сам не понял, как в левой руке у него оказался щит, а меч прыгнул в десницу.
Великан удивился… Крыса оказалась – с зубками.
Опять не сказал ничего, только хмыкнул и булаву с пояса снял. Не меч, чьи ножны – чуть не в рост человека, а булаву. Мол, для крысы и малого оружия хватит. Хорошо, камнем не запустил…
Ударил великан легонько, без замаха… А вот тебе!
Илья от булавы увернулся и ответил – прямым в ляжку…
И едва не потерял меч. Еле удержал, потому что быстр оказался великан на диво. Сбил удар булавой и на той же дуге, небрежно и легко достал Илью. И увернуться Илья не успел. Только щит подставить.
Затрещал щит жалобно. Илья чудом удержал удар. Но удержал всё же. И даже с места не сдвинулся – будто сам в землю врос. И точно. Врос. Глянул вниз, а ноги на полпяди в землю ушли.
