Дмитрий Полковников - Герой не нашего времени. Эпизод II
Пущенный слух, который неизбежно станет реальностью, надо поддержать личным примером. Уж чем-чем, а погодой управлять не может никто.
Эмка остановилась. Дважды испечённый майор с усмешкой посмотрел на шикарный, даже по московским меркам, фасад «офицерского собрания».
Нет, Панов, по сути, не ошибся в формулировке. Хотя на здании и имелась вывеска «Дом Красной армии», с недавнего времени двери в него чаще открывались перед командным и начальствующим составом. Времена, когда красноармейцы могли танцевать здесь с жёнами командиров и вместе с их мужьями поднимать тосты и закусывать в буфете, прошли ещё в прошлом году.
Но это совсем не значило, что визиты прекратились. Посещали они здесь утренники и выставки. Но развлекали бойцов больше полковые клубы. Пусть программа там попроще, но не менее популярная.
Руководство Наркомата обороны, изгоняя революционную вольницу из войск, добралось и до досуга. Командиры и красноармейцы дистанцировались друг от друга.
С начала года завсегдатаями Дома стал командный и начальствующий состав, члены их семей. В Доме есть всё. Ну, или почти все. Столовая, буфет, закрытый магазин военторга, парикмахерская, прачечная, фотоателье, неплохая библиотека. Спортивный зал, где по пятницам и субботам устраивали танцевальные вечера. Зрительный зал для торжественных собраний, кино и спектаклей.
Будете в Минске, обязательно загляните на Красноармейскую улицу. Редкий случай в городе, когда построенное до войны здание сохранилось. Тот красноармейский Дом по убранству превосходил Дом Правительства. Четыре надземных и четыре подземных этажа. Крытый плавательный бассейн, лучшая сценическая площадка Советской Белоруссии…
Ещё не слыша сообщение Молотова, пойдут туда вчерашние зрители, сокрушаясь о неудачном выборе времени и месте учений, прямо рядом с городом. Минск в первый день войны ещё не бомбили, и ходила по улицам недоумевающая от бежавших куда-то военных городская публика.
Но не только развлечениями славен Дом Красной армии. Делами. Здесь изучали тактику, иностранный язык, радиодело. Стрелковые кружки, рукопашный бой, фехтование на штыках, бокс. При бассейне или собственной водной станции преподавали и плавание.
Конечно, о поголовном охвате речь не шла. Однако ждали здесь многих. Страна специально тратила немалые деньги, чтобы командир Красной армии мог развиваться и в военном деле, и культурно, и физически. А не бесцельно слоняться, как в двадцатых годах, по улицам, желая лишь выпить да потанцевать.
Потому заведение, куда вёл молодую жену Ненашев, являлось во всех отношениях элитарным, и оказаться внутри гражданину с улицы можно было только по специальному приглашению. Иначе – зачем караул у ворот?
Пару пропустили внутрь, удостоверившись, что мужчина законно носит фуражку и сапоги, а немного вызывающе одетая девушка по паспорту его жена. Да, пришлось предъявить документы. Шалили в городе всякие, и без проверки пускали лишь тех, кого знали в лицо.
Если при подъезде к Дому Майя скромно цеплялась за своего кавалера, то внутри здания почувствовала себя увереннее. На её взгляд, манеры русских ужасны и дамы одеты безвкусно, но ощущение дежа-вю накрыло полностью. Как знакомы разговоры о грядущей войне! Если начнут немцы, то завтра-послезавтра обязательно будем в Берлине. Сапоги! Главное почистить их, чтобы командир смотрелся перед чужим пролетариатом во всём блеске. И вообще, слова на лозунгах «война только на чужой территории», «ни пяди» и «наш напор и могуч, и суров» напоминали, что Красная армия непобедима и способна дать адекватный ответ любому агрессору[122].
На гражданку Ненашеву смотрели с восхищением, и Панов невольно усмехнулся: такая женщина рядом с мужчиной лишь повышает его статус. Конечно, она выделялась. Красивая и обаятельная, знает, как вести себя на приёмах. На тех, куда отправляла её мама и о которых презрительно говорил отец: тем офицерам важна не служба, главное для них – карьера.
Молодые лейтенанты танцевали хорошо[123], а люди постарше старательно изображали нечто, отдалённо напоминающее танго.
– Успокойся. Здесь почти нет боевых офицеров, – шепнул ей Максим.
– А ты?
– Я просто ударник госкредита. – Он улыбнулся и, на зависть окружающим, умело крутанул вокруг себя партнёршу.
В его время бальные танцы будущим офицерам Советской армии перестали преподавать в обязательном порядке, но кружок в клубе военно-морского училища не пустовал.
То, что здесь боевых офицеров немного, – правда. На одного командира в Красной армии приходилось где-то шесть-семь красноармейцев, но далеко не факт, что все первые руководили вторыми. Множество должностей, где в царской армии справлялся унтер или вольнонаемный, теперь занимал человек с «кубиками» и «шпалами» в петлицах. Как начнётся война, все их дела – рот на замок, сундук на телегу и топай в тыл. Как раз они в первые дни войны будут засчитаны, как «мильоны» нежелающих сражаться и бежавших в панике командиров.
Потом Ненашевы решили заглянуть в военторг.
«О, какое изобилие!» – удивилась девушка. По сравнению с городом здесь царил маленький торговый рай. Можно купить без очереди почти всё, давно исчезнувшее из города. Цены особо не кусались, а на бирках женских платьев чаще всего значилось «Белоруссия».
Майя подумала, что не зря жёны командиров большевиков не обращали внимания на очереди в Бресте. Паёк и деньги мужа позволяли жить комфортно. Магазин, хоть и небольшой, ломился от товаров, однако особых изысков в нём не было. Теперь ей стало понятно, почему красные офицеры гонялись лишь за оставшимися после былой Польши «западными трофеями» – отрезами дорогой ткани, часами, сервизами, мебелью и коврами. Так к чему все их разговоры о равенстве, справедливости и братстве? Если для избранных в буфете есть икра, шампанское, в зале – играющий оркестр и кем-то старательно отлакированный паркет для танцев.
Именно этот блеск раздражал её какой-то фальшивостью. Паркет был точно таким же, как и хвастливые, нетрезвые слова «про Берлин». Вас, большевиков, схизматиков, покарает за догматизм та же коричневая чума.
А они что, теперь люди второго сорта? Ни отец, ни мать не владели ни заводами, ни пароходами, чуждались митингов и сборищ, а старались честно служить своей стране.
И странный человек Ненашев, сделавший её своей женой…
Пристальный взгляд подруги Максим выдержал спокойно. Видели картинку и похуже. Торжественные фотографии. Заваленный балыками прилавок. Штабель, нет, баррикада из консервов в витрине магазина. Медленно подползающий к варёным ракам объектив фотографа. А внизу чей-то искренний и возмущённый комментарий: «Оказывается, всё было. Вот какую страну просрали!»
Но тут же в сознании, словно призрак, возник Зощенко со своей бессмертной «Голубой книгой». Завидное предупреждение, – перестройка явно шла с её страниц. Там в одном из рассказов бродили какие-то восхищённые люди по царскому дворцу, цокая языком и щупая гобелены. После потрясённо выражались: «Жили же так люди!»
Если одно выдуманное общество не могло жить без дифференциации штанов, то в другом, для особого статуса, существовали специальные магазины, куда пускали не всех, или не каждому хватало денег.
В 1940 году, как всегда по инициативе трудящихся, на двадцать процентов подняли цены на промтовары и продукты[124]. Странный парадокс. Кто ни глянет мельком на предвоенную страну, то вечно лживой и виновной становится советская статистика[125]. По одному документу или фотографиям делает человек обобщающий вывод, не думая, что похож он на сводку средней температуры пациентов в больнице.
Панов задумался, почему он всегда испытывал постоянную грусть по этому времени. Ну хорошо, умыть можно любого… э-э-э… социального фантаста словами из предвоенного доклада НКВД Советской Белоруссии: «Витрины оформлены такими товарами, которыми магазины не торгуют»[126], и ещё множеством документов, воспоминаний и цитат, убивавших на корню любые сказки о времени, когда жил якобы добрый дедушка Сталин и продавали очень вкусный пломбир. Это его страна, его Родина, его история, какая бы она ни была и будет. Так что лучше уж Саша укажет единый маршрут гражданам и слева, и справа, соглашаясь со словами Молотова: «Условия жизни в стране были трудными, а мы ещё сверху кричали „давай!”» Давай производительность труда, давай то, давай это! Шла упорная подготовка к неизбежной войне, но учесть и успеть всё просто невозможно. Страна пахала без выходных, струна напряжения и терпения у людей была натянута до предела[127].
Вот и не надо «неправильно отображать советскую действительность, изображая жизнь советских людей, как праздное, легкомысленное времяпровождение». Цитата одобрена ЦК ВКП(б) 26 мая 1941 года[128].
