Артем Рыбаков - Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»
Командующий группой армий сидел, прикрыв рукой лицо. Все замерли — именно сейчас решалось, как будут впредь взаимодействовать новый командующий и его генералы. После примерно минутных раздумий «Умный Ханс» опустил руку и обвел взглядом своих водянистых, чуть навыкате, глаз присутствующих.
— Хорошо, Хайнц. Я согласен! — четко и раздельно сказал он.
Гальдер встал:
— Вы можете полететь в Ставку вместе со мной, генерал-оберст! Я полагаю, что нам следует отправится туда немедленно.
— Господин генерал-фельдмаршал, — обратился Гудериан к Клюге, — за себя я оставляю Лемельзена.[31] Он лучше других разбирается в обстановке.
— Да, конечно!
— Одно «но», господа, — Гальдер остановился на полпути к дверям. — Кое-какие действия вам придется предпринять, несмотря на результаты нашего путешествия. Необходимо отправить поддержку Леебу. Ситуация в районе Великих Лук требует немедленного разрешения! Генерал Гот, какой из ваших подвижных корпусов имеет наивысшую боеспособность?
— Пожалуй, у Шмидта,[32] — после недолгого раздумия ответил командующий 3-й Танковой группой. — До «единицы»[33] чуть-чуть не хватает.
— Шмидт? Тридцать девятый, если не ошибаюсь?
— Так точно.
— Немедленно подготовьте его к переброске под Лугу. Русские оказывают там очень сильное давление на наши войска. Фактически можно говорить о попытке контрнаступления. Фронт на северном фасе вашей группы армий удержит пехота, а вот если противник остановит продвижение Лееба, то в этом случае директива фюрера должна будет выполняться без малейших возражений.
С того момента, когда Гальдер и Гудериан покинули штаб, прошло едва ли больше получаса, и совещание только входило в рабочую колею. Командир 3-й танковой группы отбыл к связистам, чтобы отдать распоряжение о передислокации одного из своих корпусов, а остальные, дождавшись прихода работников штаба и начальников служб, занялись обсуждением текущих вопросов.
— Если говорить о подкреплениях, господа, — Штраус обвел присутствующих взглядом, — то хотелось бы более тесного взаимодействия между родами войск. В связи со срочным отбытием генерала Гудериана я, пожалуй, выступлю его адвокатом.
— А он в этом нуждается? — удивился фон Клюге.
— В данной ситуации — да! Правда, скорее всего, эти претензии следует обращать к нашим летчикам, — и командир 2-й армии повернулся к сидевшим за дальним концом стола офицерам Люфтваффе. — Несколько дней назад, например, из следовавших для пополнения 2-й танковой группы двенадцати танков в результате налета русской авиации один уничтожен, два подлежат заводскому ремонту и еще два можно отремонтировать на месте. И это, если не считать более ста убитых и примерно такого же количества раненых! Согласно рапортам, ни истребители, ни зенитные средства не оказали никакого противодействия этому налету. Что вы на это скажете, господа?
Начальник штаба 2-го воздушного флота оберст Зейдман буквально вскочил со своего места:
— Этот удар русских был совершенно непредсказуем! До их ближайшего аэродрома больше трехсот километров! Я лично вообще не понимаю, почему они провели бомбардировку в этом месте? Крупных складов или транспортных узлов в этом районе нет, соответственно, и истребительного патрулирования там не велось.
— Ну чтобы получить ответ на ваш вопрос, оберст, достаточно внимательно взглянуть на карту, — парировал начальник штаба группы армий фон Грайфенберг. — Это единственная магистраль, ведущая на наш правый фланг, И бомбардировка в окрестностях Могилева должна была послужить вам предупреждением, не так ли? Хочу также отметить, что ни одной стационарной позиции зенитной артиллерии от Кировска до станции Солтановка нет. А это, хочу напомнить, более пятидесяти километров!
— Первая и вторая группы 51-й истребительной эскадры в настоящий момент только закончили перебазирование на аэродром в Шаталовке, к тому же в ее зону ответственности входит только район Смоленска! — На язвительный тон фон Грайфенберга авиационный начальник ответил, не скрывая своего раздражения. — И прошу вас учесть, что мои ребята ежедневно подвергались бомбардировкам и обстрелам! Потери материальной части также неоправданно высоки…
— От себя могу добавить, — поднялся со своего места командир 2-го авиакорпуса генерал-лейтенант Лерцер, во время Великой войны лично сбивший сорок четыре самолета противника, — что солдаты сухопутных частей регулярно нарушают приказ о передаче всего захваченного русского авиабензина Люфтваффе. И это при том, что после того, как неделю назад красные разрушили мост в Черноводах[34] поставки топлива под вопросом!
— Извините, что перебиваю вас, — молча сидевший до этого момента сухопарый оберст-лейтенант подмял руку. — Мне кажется, я могу объяснить причину этого налета.
— Мы с удовольствием выслушаем вас, оберст-лейтенант Торбук, — начальник штаба группы армий слыл человеком неконфликтным и потому воспользовался возможностью прекратить перепалку с летчиками. — Господа, оберст-лейтенант руководит контрразведывательной группой «Ева».[35]
— Господа, сегодня ночью от криптографов поступили данные радиоперехвата. 16 августа в 15 часов 32 минуты из района, впоследствии подвергшегося бомбардировке, была передана радиограмма с просьбой как можно скорее нанести авиационный удар по квадратам 95–45 и 93–43. При анализе текста мы выяснили, что разведывательная группа противника напрямую подчиняется Москве, а не штабу Тимошенко или нижестоящих соединений. Передача велась открытым текстом. Вероятно, разведгруппа заметила перемещение танковой колонны, уже упоминавшийся господином генералом, — докладчик бросил взгляд на Штрауса. — Буквально за день до этого в том же районе пропала пеленгационная команда…
— А почему мы узнаем об этом только спустя пять дней? — возмущенно спросил Зейдман. — Если бы штаб Люфтваффе получил эту информацию немедленно, то самолеты противника были бы перехвачены.
— Господин оберст, — спокойно ответил контрразведчик, — радиограмма была очень короткой, и на нее просто не обратили внимания. Не думаете же вы, что на всех станциях функабвера сидят люди, в совершенстве владеющие русским? Безусловно, это было бы великолепно, не скрою, но будем реалистами, господа. Один из постов контроля эфира записал ее, и она поступила на дешифровку и перевод обычным порядком.
— А как же режим усиленного патрулирования? — не унимался летчик. — На каждом посту мою машину останавливали!
— Вы ведь из Минска ехали, господин оберст? А он как раз и находится в зоне с чрезвычайным режимом. А Бобруйск, из окрестностей которого русские выходили в эфир, и уж тем более Могилев этой «милости» лишены.
— То есть вы, оберст-лейтенант, полагаете, что столь неприятный для нас налет — дело рук русской разведгруппы? — Фон Клюге задумчиво покрутил между пальцами карандаш.
— Так точно, господин фельдмаршал!
— Как вы считаете, господа, не следует ли целиком переложить охрану тыловых районов на плечи полиции вместе со Службой Безопасности и использовать высвободившийся личный состав для борьбы с диверсантами непосредственно в прифронтовой полосе? Заодно это поможет решить проблему «ночных воров», как мне кажется. Оберст-лейтенант, какие силы заняты сейчас поисками этой разведгруппы?
— Насколько мне известно, задействованы две роты из маршевых пополнений. Но в том районе очень «тяжелая» местность, и, на мой взгляд, силы совершенно недостаточны.
— Фон Тресков, — обратился Клюге к офицеру-генштабисту, — проработайте варианты и найдите для решения этой проблемы пару батальонов. Мы не можем позволить себе нести подобные потери в глубоком тылу!
Лондон, Кинг Чарльз стрит, Вестминтер. Соединенное Королевство. 21 августа 1941 года.
12:04.
Окна кабинета выходили на Сент-Джеймский парк, и потому многоголосый шум Уайтхолла сюда практически не долетал.
— Как, по-вашему, Уитфред, почему русские до сих пор не признали свое участие в «деле Гиммлера»? — Человек, задавший вопрос, словно сошел с портрета Викторианской эпохи. Величие «Империи, над которой никогда не заходит солнце», буквально сквозило в его облике. Даже костюм, сшитый у одного из самых уважаемых портных Лондона, записаться на примерку к которому без обязательной и документально подтвержденной приставки «сэр»[36] перед именем было просто невозможно, больше походил на сюртук, нежели на современные одеяния.
— Пока я не могу определить причину этого, сэр. — Отвечавший отлично помнил, что его собеседник не переносит, когда его подчиненные отвечают «не знаю». — Возможно множество вариантов, начиная от сломанной рации у агентов, не успевших, таким образом, сообщить своему руководству, и заканчивая скрытыми политическими мотивами Сталина.
