Столичный доктор. Том III (СИ) - Вязовский Алексей

— А как же ваш аппарат по измерению давления, стрептоцид? Военных медиков тоже надо учить

— Так пусть Вельяминов и займется. Наверняка свое околоармейское прошлое еще не забыл.

Склифосовский внимательно на меня посмотрел, покивал.

— Николай Васильевич, там от Сеченова сотрудник ждет, — доложил секретарь.

Молодец, почти как Должиков у меня — ни стука, ни воплей, тихо зашел и сказал. Чтобы если что, так же бесшумно удалиться и не мешать процессу. Но тут счел возможным.

— Так зовите, — велел Склифосовский.

О, а я его знаю. Это же тот мордатенький физиолог, пытающийся быть похожим на писателя Чехова. Я ему еще про четвертую группу крови объяснял, по-похмельному прямолинейно и грубовато. Как его зовут хоть? Нечего мозг напрягать, сейчас сам представится.

— Здравствуйте, Ваше превосходительство, — и он отвесил поклон на положенный угол сорок пять градусов.

Прогиб засчитан. Впрочем, это я весь такой фрондер, к тайному советнику, чину третьего класса, запросто, по имени-отчеству. Хорошо, на брудершафт еще ни разу выпить не предложил, наглости не хватило. Так что всё правильно — к незнакомому генералу лучше с соблюдением всех ритуалов.

— Слушаю вас, — сухо ответил Николай Васильевич.

И ведь ни грамма не смутился, что у нас тут на столе графинчик стоит, и в воздухе коньяком попахивает немного. Посетителю до того дела быть не должно. Говори, зачем пришел, и всё.

— Его превосходительство Иван Михайлович Сеченов согласно предварительной договоренности передает сыворотки для определения групповой принадлежности крови.

Ага, мой собеседник сразу стойку сделал. Все причастные понимают, что это такое. Новый век наступает, что там век… эпоха! Вещь, о которой будут говорить «это было до». Хрен с ним, что нет еще службы переливания, не разработаны условия хранения и протоколы гемотрансфузии. Стоит начать — и всё это появится чуть ли не мгновенно.

— Показывайте, — коротко и нетерпеливо приказал Николай Васильевич. Аж борода вперед подалась.

Не, пойди парень в сетевой маркетинг, прогорел бы. Теряется, мямлит что-то. Пока рассказал про сыворотку, можно было забыть, с чего начинать.

— Позвольте? — оттеснил я коллегу в сторону. — Дело простое, и одновременно сложное. Давайте пригласим лаборанта, чтобы два раза не вставать, и я объясню всё как для студентов.

Через пару минут все собрались, включая лаборанта, вооруженного пробирками и прочим добром. Даже секретарь встал чуть в сторонке, но так, чтобы видно было.

— В первую очередь нам понадобится тарелка, — поднял я привезенное сеченовским ассистентом блюдце. — Подойдет любая чистая с белым дном. Делится на четыре зоны, это понятно. Капаем сюда сыворотку, каждую в свой сегмент. Лучше чтобы каждая свой цвет имела, чтобы не перепутать. Так, сюда сыворотка, а на периферии — кровь…

— Чью кровь? — спросил Склифосовский.

— Испытуемого. Хотите, вашу?

Что ж я, совсем головой не думаю? Понятное дело, отсутствие крови я с самого начала просёк, но тут и подвел очень удачно, чтобы хозяину кабинета первенство в этом деле отдать.

Минут через пятнадцать выяснилось, что у Склифосовского третья группа, у меня — вторая, а у нарочного с секретарем — первая. Лаборант решил судьбу испытать в другой раз — не тайный же советник у него кровь брать будет. И даже не экстраординарный профессор.

— Господа! Эпохальное открытие! — Николай Васильевич разумеется, возбудился. Усы и борода вздыбились, глаза засверкали. Склифосовский потянул нас на первый этаж в клинику, забегали ординаторы. А чего они забегали? Все оттого, что кому-то пришла в голову замечательная идея — опробовать переливание крови. Не завтра, не на следующей неделе. А вот прямо сейчас!

Голос разума, тщетно пытавшийся противостоять начальственному энтузиазму, услышан не был. Плевать, что процедура не отработана и надо еще многое прояснить. Нашли бледного, пырнутого ножом бедолагу в мужском отделении. Только-только с операции. Взяли согласие. Ординаторы быстро сделали анализ крови. И вот пожалуйте, вторая группа!

— Сам! Господа, даже не возражайте.

— У вас в крови алкоголь, — снова воззвал я к разуму Николая Васильевича, и это вдруг подействовало. Склифосовский смутился, попросил протестироваться лаборантов. У одного оказалась тоже вторая, пришлось подчиненному доктора давать согласие занять соседнее кресло.

Честно сказать, у меня екало внутри. А ну как заразим пырнутого чем? Опросили лаборанта — молодого парня из Рязани — осмотрели его. Вроде чист.

Перекрестились, воткнули иглы. Потекла кровушка!

Манассеин выздоравливал. Первые двое суток наблюдался небольшой жар, как сейчас говорят. В мое время это называли субфебрильной температурой. Ожидаемо — вмешательство всё же серьезное. Но швы заживали первичным натяжением, отделяемое серозное. Кишечник в работу включился, газы отходили. Стула еще не было — с чего ему взяться, с бульончика с сухариком? Но я ходил на перевязки каждый день, и не доверял это дело больше никому. Решил довести всё до конца.

Николай Авксентьевич заговорил на третий день. Он и раньше не молчал, на вопросы давал четкие ответы. Но были они просты и большей частью односложны. Возможно, спроси я что-то про юриспруденцию, то получил ответ специалиста, всё-таки тот целым министром в этой области был. Но где я, и где законотворчество? И я его не торопил. Мало ли кто чего ждет от своего пациента в качестве благодарности? Я вот привык заранее ничего не оговаривать и надежды не возлагать. Делай свое дело хорошо, а дальше видно будет.

— Спасибо, — сказал он на третий день, так же как и в предыдущие, но вдруг схватил меня за руку. Слабенько, я бы в любой момент освободился легким движением, но не стал. — Вы, Евгений Александрович, спаситель мой. И я это помнить буду до конца. Пожить дали… Я не забуду! Поверьте, Манассеины умеют быть благодарными.

Он замолчал и отпустил мои пальцы. Маловато силенок всё-таки.

— Я не ради благодарности это все делал — новый метод позволит вылечить других пациентов.

— Понимаю. Слышал и о другом вашем успехе. В госпитале только и говорят о переливании крови.

Хоть и занимал бывший министр отдельную палату, слухи, конечно, по клинике ходят. Причем в основном ножками медсестер — любят женщины языками почесать.

— Все прошло удачно, — покивал я. — Но есть трудности с хранением крови. Нужны холодильники, а по уму — специальные станции. Хранение в соответствующих условиях несколько продлит время, когда можно применять…

— Да, слышал про москвичей. В кои веки обошли столичных… Впрочем, продолжайте. Станции?

— Да. И при них — донорская служба. Люди приходят, сдают кровь. Ее консервируют и хранят. При нужде можно перевозить. Туда, где понадобится большое количество…

— За деньги сдают?

— И прочие льготы.

Манассеин задумался, постукивая пальцами по перекладине койки.

— Что же… ради такого дела я и Витте могу побеспокоить. Конечно, когда встану на ноги.

Я заулыбался. Если такой мастодонт политики, как Николай Авксентьевич начнет оказывать протекцию донорскому движению — дело считай в шляпе. И деньги найдутся, и помещения.

— Что самое срочное в вопросе переливания крови?

— Холодильники на аммиаке. Делает их американская фирма Домелре. Я уже узнавал — могут держать температуру от двух до шести градусов по Цельсию. Как раз то, что нам надо.

— Первые агрегаты велю закупить за свой счет, — твердо произнес бывший министр. — Привезут прямо сюда, к Николаю Васильевичу.

— Тут же есть смысл открыть и первую станцию переливания крови в стране, — кивнул я. — Очень бы помогло делу, если кто-то из высших чиновников при репортерах сдал свою кровь.

Манассеин внимательно на меня посмотрел, вздохнул:

— Поговорю с Его Императорским величеством. Он очень любит все передовое. Только узнает, что кровь можно запасать впрок, да еще и для армии и флота — даже просить не придется.