Кровавое Благодаренье (СИ) - Большаков Валерий Петрович

— Пока! — насмешливо фыркнул Старос. — Поздравляю вас, Юрий Иваныч, с победой! Really!

Присутствующие задвигались, захлопали, а Наташа притихла, остро сознавая собственную малость. Хотя…

Вон, даже Марк Петрович, доктор технаук… Заметно, с каким трудом Гальперин продирается сквозь «квантовые суперпозиции»!

«А у меня есть моя „Исидочка“!» — взбодрилась Ивернева.

И ей этого вполне… как там… quantum satis!

Тот же день, позже

Зеленоград, площадь Юности

Наташа неторопливо шагала мимо расплывшегося супермаркета «Универсам», пристроенного к кирпичной высотке. Старожилы Зелика прозывали ее «профессорской башней», а то и вовсе «дворянским гнездом». Их тут было несколько, возведенных у самой площади. В стороне, за парком, поднимались белые трапеции сорокаэтажников, но, некогда элитарные, «башни» все еще не утратили своей статусности — многих привлекала удобная, продуманная планировка. Вон в той живет Мишина мама…

Ивернева грустно вздохнула.

«Мишенька…»

Последние годы стали самыми-самыми счастливыми! И пусть ее встречи с Мишей редки, но тем они ценнее, тем ярче — и выше серой плоскости буден. А любовь не кончается…

— Наташенька, здравствуй!

Девушка узнала радостный голос, и смущенно обернулась. Даже в пятьдесят с хвостиком Мишина мама сохраняла изящество фигуры — и талии, и высокой груди, а модный плащик не прятал стройных ног. И вряд ли так уж сильно повлияла на бабушку любимая внучка! Скорее, у Лидии Старос сработал тот же молодильный эффект, что и у Инны Дворской — обе девять месяцев вынашивали маленьких целителей…

— Здравствуйте!

Лидия Васильевна ласково обняла мамочку Леи.

— Покрасне-ела! — шутливо сказала она. — Чуешь вину! Ты почему не заходишь? А Леечка где?

— Лея в садике, — заулыбалась Наташа, — она мне строго-настрого запретила забирать ее раньше полшестого.

Мама Миши рассмеялась.

— Да-а, эта крохотуля всех школит и строит! «Деда Филя» уже сам подлизывается — станет на четвереньки, изображая коняшку, и кругами по всей гостиной! Лея кричит: «Но! Но-о!», а Фил: «И-го-го!» Сфотографировать бы, и всему вашему «Совинтелю» показать гендира!

— Не надо! — хихикнула Ивернева. — А то загордится еще!

— Лея?

— Филипп Георгиевич!

Отсмеявшись, Лидия Васильевна решительно взяла под руку Наташу, и повела к себе.

— Пошли, пошли! Признаюсь по секрету — из Мишиных женщин я больше всего тебя люблю! И не красней! Понимаешь… Инна хорошая, да и хороша, но я чувствую в ней нечто скрытое… Ну и, поневоле, испытываю недоверие. Пускай и легкое, но все равно же — тень! Вечно в Инне какая-то недосказанность…

— А Рита? — пробормотала Ивернева, семеня рядом. — Разве…

— Рита — очень умная девочка, — задумалась Лидия Старос, пружинисто шагая к подъезду. — И очень красивая. И ведь настоящая звезда! С годами она не растеряла, а накопила женскую силу… М-м… Как тут сказать, не знаю… Понимаешь, есть девушки простые, как бы открытые настежь, а вот, чтобы сблизиться с Ритой, нужно преодолеть определенную черту. Сама видела какую-то хронику с кинофестиваля в Париже… Риточка блистает, и тут — Ален Делон! Шестьдесят лет, но все еще красавец-мужчина. Хотел «Литу Сегаль» в губы чмокнуть — и заробел, только ручку поцеловал!

Женщины вошли в лифт, и дверцы плавно сомкнулись.

— Знаешь, мне кажется, что только перед Мишей Рита способна раскрыться полностью, отдаться ему вся… Как и ты, Наташенька. Правда, — Лидия Васильевна лукаво улыбнулась, — не знаю уж, как вы делите Мишу на троих… Молчу, молчу! — рассмеялась она, поднимая руки. — Ты так мило краснеешь! Сто-оп… А чего это у тебя глазки красные? Ты что, плакала?

— Я… Да нет… — замямлила Ивернева, вышагивая на этаж.

— Ой-ё-ё, ёжечки ёё! Ната-ашечка… — пришел черед румянится самой Лидии. — Ну, что я за дура такая! Памяти совсем нет! Миша же звонил сегодня ночью!

— Правда⁈ — сильно вздрогнула Наташа, чуя, как разворачивается в ней горячее счастье. — Он живой, живой!

У Мишиной мамы, у самой слезы навернулись на глаза.

— Живой, Наташенька, живой… — заворковала она, и всхлипнула. — Ох, а я иду, главное, смеюсь, радуюсь… Нет, чтобы сразу сказать… Заходи! Хоть чайку с тобой выпьем!

Ивернева переступила порог следом за хозяйкой.

— И ты не переживай, что Миша не тебе звонил, — донесся голос Лидии Васильевны из кухни. — Я и сама его не слышала! Просто он передал весточку на какой-то, там, наш авианосец, откуда-то из Техаса… А мне дозвонились из КГБ.

— Всё равно, хорошо… — выдохнула Наташа, цепляя тапки.

— Ну, конечно! — бравурно подхватила Мишина мама, споро накрывая стол. И коробку с конфетами выставила, и пирожные из холодильника. Ну, и колбаску заодно. — А с Юлечкой справляешься?

— Юля — девочка очень ответственная и самостоятельная, — тепло улыбнулась Ивернева. — Она сейчас на продленку ходит. Заберу Лею, и поеду — у меня пропуск в «сороковник»…

Загудел электрочайник, звонко щелкнул тостер, высунув поджаренные хлебцы.

— А ты телик смотрела? — оживленно говорила Лидия Старос, вылавливая корнишоны из баночки. — Вчера Риту с Инкой показывали!

— Да вы что⁈ И где они?

— В Гаване! Кадр такой получился… немножечко державный! Тут набережная, — руками показала мама Миши, — а в море — огромный авианосец! Вспомнила! «Ульяновск»! И там киношники дружно ругали Картера. Что это за безобразие, да что за бездарный режим… Я так поняла, что наши не зря шумят. Все-таки, мы там и самолеты сбивали, и границу нарушили…

— Ага! А как они Байконур бомбили⁈ — возмутилась гостья. — Это ничего?

— Фил вчера тоже бухтел на эту тему… — посмеиваясь, Лидия Васильевна навела пульт на телевизор, и тот расцвел картинкой, неожиданно траурной.

— … Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, — сдержанным «левитановским» голосом говорил диктор, — Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР с глубокой скорбью извещают партию, весь советский народ, что восьмого апреля тысяча девятьсот девяносто шестого года, в семь часов вечера скоропостижно скончался Президент СССР Юрий Владимирович Андропов…

— Ох… — Мишина мама без сил рухнула на стул.

Наташа замерла, глядя на постные или сосредоточенные лица членов и кандидатов в члены Политбюро. Заиграла печальная музыка.

— … На церемонии прощания присутствовали товарищи Романов, Квицинский, Талызин, Примаков, Соломенцев, Воротников, Чебриков, Долгих, Язов, Пуго…

Ивернева прерывисто вздохнула. Уходит старая гвардия…

— … Обязанности Президента СССР вплоть до всенародных выборов, назначенных на двадцать пятое октября, будет исполнять Председатель Совета Министров СССР Николай Владимирович Талызин. В своем прощальном слове он сказал… — камера наехала на крепкого, плотного мужчину, налитого здоровьем. Тот заговорил глуховатым голосом, поглядывая на бумажку: — Товарищи! Юрия Владимировича мы запомним, как настоящего вождя, сплотившего весь советский народ! В тревожное, смутное время он вывел наше государство из тяжелейших кризисов, укрепил союз стран СЭВ, создал условия для нынешних стабильности и благополучия…

Наташа пригорюнилась. Она не раз видела Андропова — вот, как сейчас Мишину маму — и он не представлялся ей незримым, недосягаемым небожителем. Обычный дядька, умный, хитрый, жесткий, желающий странного…

— … Имя Юрия Владимировича Андропова — верного продолжателя великого ленинского дела, пламенного борца за мир и коммунизм — будет всегда жить в сердцах советских людей и всего прогрессивного человечества!

— Давай выпьем, Наташенька, — тихо сказала Лидия Васильевна. — Помянем хоть… не чужой же человек.

Цвета крепкого чая коньячок наполнил рюмки, блеснул колкий хрустальный узор. Ивернева сделала глоток, согреваясь и оттаивая.

«От чистого истока…» — мелькнул в памяти любимый Мишин напев.

…Будущее накатывало властно и бесцеремонно, неся с собой новые печали и горести, но там, впереди, сквозь туман и мрак вечности, всё жарче, всё ясней просвечивало прекрасное далёко.