Котенок. Книга 3 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич
Полковник ответил на мой немой вопрос:
— Жена. С твоей мамой консультировалась. По телефону. Ещё тогда. После того четверга.
Я убрал подарок в футляр — нацепил старые очки, показавшиеся мне вдруг тяжеленными.
— Михаил Андреевич…
Полковник поднял руку.
— Перестань, Крылов! — сказал он. — Это Галина идея. Новые очки. Вместо тех, сломанных. Она всё это организовала. Подарок для тебя. Обидится, если не возьмёшь. Ты её знаешь.
Михаил Андреевич хмыкнул, шумно отхлебнул из чашки — не сводил с меня глаз.
Я вздохнул, кивнул головой.
— Знаю.
И добавил:
— Спасибо.
Сунул футляр в карман куртки.
— Не представляю, чем буду отдариваться, — сказал я.
— Уже, — сказал Полковник.
— Что, уже?
— Это мы отдариваемся, — сказал директор школы. — За тот четверг. Группа «А» готовилась штурмовать. Ожидали потери среди детей. Других вариантов не было. А тут ты. Рискнул. Но у тебя получилось. Спасибо. Очки — это не потеря. Купили новые.
Он пожал плечами. Полковник снова сделал шумный глоток, ткнул себя не вынутой из чашки ложкой в щёку. Я пока не решился пить чай: опасался обжечь язык. Но ложку я аккуратно положил на поднос около кипятильника. Тишину нарушало монотонное тиканье настенных часов.
— Кстати, Крылов, — сказал директор школы. — Раз уж ты здесь. Спрошу тебя о твоей однокласснице. Об Алине Волковой.
Я поинтересовался:
— Она и к вам подходила?
— Кто? Волкова? Зачем?
— Говорила по поводу комсомольского собрания, — сказал я. — Просила вас за меня заступиться?
Михаил Андреевич откинулся на спинку стула — та жалобно застонала.
— Не разговаривал с ней, — сказал он. — По этому поводу. А собиралась попросить?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Могла. Наверное.
Заметил, что перенял манеру Полковника говорить короткими фразами.
— Не говорил с ней, — повторил Снежный. — На эту тему. А вот к тебе разговор есть. У меня.
Директор школы выдержал паузу — смотрел мне в глаза.
— Будь осторожен, Крылов, — сказал он. — С Алиной Волковой.
Я не отвёл глаз, но приподнял брови и произнёс:
— Не понял вас, Михаил Андреевич. В чём именно мне быть осторожным?
— Девчонка влюблена в тебя…
— Михаил Андреевич…
— Влюблена, — повторил Полковник. — Галя такое видит. Не ошибается.
Директор школы качнул головой.
— Она сказала: ты изменился, Крылов. Очень. За лето. Повзрослел. Стал самоуверенным.
Снежный дёрнул плечом.
— Волкова романтик, — сказал он. — Ранимая. Будь с ней осторожен. Не навреди.
Я ответил:
— Постараюсь, Михаил Андреевич.
— И ещё, Иван, — сказал Полковник. — У вас скоро выпускные экзамены. И поступление в институт. Не знаю, какие у тебя планы. На Волкову. Но…
Я улыбнулся.
— Понял вас, Михаил Андреевич.
Покачал головой.
— Всё будет хорошо, — заверил я. — Не переживайте. Я пообещал отцу, что ни в этом, ни в следующем году он не станет дедом.
Директор школы улыбнулся, скрипнул стулом.
— Вот это правильно, Иван, — сказал он. — Мудрое решение. Успеете. Какие ваши годы.
Он развёл руками, взял чашку — указал её на меня.
— Позвони ей, — сказал он. — Успокой девчонку. Она переживает. Из-за собрания. Точно тебе говорю.
Я кивнул.
— Конечно, Михаил Андреевич. Позвоню. Как только приду домой.
Полковник пожал плечами.
— Зачем так поздно? — спросил он.
Указал мне на телефонный аппарат.
— Звони.
Полковник вновь откинулся на спинку стула, поднёс к губам чашку. Посматривал на меня, улыбался. Я мысленно одобрил идею Снежного. Поблагодарил директора за разрешение, придвинул к себе громоздкий телефонный аппарат. Вертел телефонный диск, смотрел, как директор школы пил чай: он вновь коснулся своего лица забытой в чашке ложкой. «Моя мама бы такого не стерпела», — подумал я. Прислушался к звучавшим из динамика громким гудкам. Сперва я позвонил в сорок восьмую квартиру: представил, что Волкова сейчас сидела на кресле в гостиной, нервно покусывала губы и заполняла пространство комнаты табачным дымом. Но Алина не взяла трубку. Я озадаченно хмыкнул, набрал номер квартиры её бабушки. Не нашёл Алину и там. Нина Владимировна сообщила, что её внучка ушла в школу: на «комсомольское собрание».
— Как интересно, — пробормотал я.
Вернул трубку на рычаги.
— Что там? — спросил Полковник.
Я ответил Михаилу Андреевичу лишь задумчивым взглядом. Потёр подбородок; повернул голову, взглянул на циферблат настенных часов. Прикинул: собрание комитета комсомола школы продолжалось уже почти час. Я встал, подошёл к окну. Отодвинул штору и выглянул на улицу. Отметил, что снегопад усилился. Поправил очки. И тут же улыбнулся. Потому что отыскал взглядом Волкову. Алина стояла на освещённом фонарём островке, около мачты флагштока. Смотрела на вход в школу. Не шевелилась. На её пальто и шапку падали мелкие снежинки. Они не таяли, превращали Волкову в снеговика. «В Снегурочку», — сам себя поправил я. В голове тут же прозвучала музыка из мультфильма и спетые голосом Клары Румяновой слова: «Расскажи, Снегурочка, где была…» «Собирает снег в сугробы. Кто же эта незнакомка?» — вспомнил я детскую загадку. Покачал головой.
— Ждёт? — спросил директор.
Я кивнул.
— Ждёт.
Взглянул на чашку с чаем (сообразил, что напиток так и не попробовал), повернулся к Полковнику.
— Мне нужно идти, Михаил Андреевич, — сказал я.
В вестибюле школы я никого не встретил. Даже в гардеробе. Лишь услышал, как в ведущем к третьему учебному корпусу коридоре техничка стучала по полу шваброй — различил и её недовольное бормотание. Я нацепил шапку, набросил куртку и поспешил к выходу. Толкнул стеклянную дверь, шагнул на улицу. Сощурил глаза. Вдохнул морозный воздух и невольно остановился. Потому что ветер метнул мне в лицо горсть снежинок — напомнил, что сейчас не август, а декабрь. Я вздрогнул. Поспешно застегнул куртку и спрятал под воротником подбородок; натянул на мочки ушей шапку. Смахнул прилипшие к стёклам на моих очках крохотные льдинки — отыскал взглядом Алину. Волкова по-прежнему стояла около флагштока. Узнала меня — махнула рукой. Мне почудилось: Волкова следила за моим приближением, затаив дыхание.
— Замёрзла? — спросил я.
Остановился в двух шагах от Алины, сунул руки в карманы.
Волкова спросила:
— Что они решили?
Она шагнула мне навстречу, прикоснулась варежкой к рукаву моей куртки. Заглянула мне в глаза, будто искала в них ответ на свой вопрос. Ветер стряхнул с её головы и плеч снежинки — бросил их мне в лицо.
— Решили, что я продолжу платить взносы, — сказал я.
Снова смахнул с прилипший к очкам снег.
— Ваня, тебя не исключили? — переспросила Волкова.
Алина провела варежкой по моей шапке — на землю полетела порция ледяных крошек. Я отметил, что щёки и скулы Волковой покраснели, выглядели нарумяненными. Покачал головой.
— Не решились, — сказал я. — Я по-прежнему комсомолец.
Алина выдохнула (около её лица заклубился пар). Внимательно рассмотрела мои глаза, словно проверяла: говорил ли я правду или слукавил. Неуверенно улыбнулась.
— Это хорошо, — сказала она.
Я пожал плечами.
— Кравцова и Громов расстроились.
Волкова махнула варежкой.
— Ну их… — сказала она.
Я прикусил язык — чтобы не сболтнуть неуместную шутку. Волкова взяла меня под руку. Мы зашагали по заснеженной площади, оставляли за собой две цепочки следов.
— Капитан Райчук приходил на собрание, — сообщил я.
Взглянул на Алину. Та склонила голову. Фонарь остался за моей спиной — я не рассмотрел лицо Волковой.
— Что он говорил?
— Пообещал, что наградит меня медалью. «За отличную службу по охране общественного порядка». Врал, конечно. Но наши комсомольцы заслушались его слащавыми речами.
Я усмехнулся и сообщил:
— Громов и Кравцова после визита Райчука остались в меньшинстве. Два их голоса против семи. Решение нашего класса комитет не одобрил: очень уж его впечатлили слова Николая Григорьевича.