Назад в СССР: Браконьер (СИ) - Гаусс Максим
— Не попал бы. Стрелять в голову бессмысленно — толстую кость пуля все равно не пробьет. Если только жаканом, но я такие патроны не использую. Да и не люблю я их. Зато если бы ты все-таки выстрелил и ранил зверя, тот мог впасть в ярость. Даже не знаю, чем это могло бы закончиться. В любом случае, пострадавших точно было бы больше.
— Ясно, — отозвался я, убедившись в своем предположении. — Ну а расскажи, что ты там в сарае в качестве приманки использовал? И что за история с браконьерским складом?
— А вот это интересно. У них на там здание отдельное, что у выезда стоит — что-то вроде хранилища. Там много порченого замороженного мяса заготовлено, причем явно для охоты. Кормовое оно.
— Кормовое? Разве такое бывает?
— Это мы между собой так называем. Если оно в пищу к человеку не годится, то идет на прикорм.
— И зачем им это нужно?
— Очевидно же, чтобы зверя приманить. Я у председателя как-то слышал, что Снегирев со своей шайкой к весне намерен покинуть поселок и перенести свой лагерь на юго-восток, на старое место, где пару лет назад топографы базировались. Волка в том районе много, а мясо они, скорее всего, как приманку для хищника и заготавливают.
— И много мяса на том складе?
— Килограмм сто наберется. Все замороженное.
— Ни хрена себе. А не многовато? — поразился я, представив объемы. — Да десяти килограмм вполне хватило бы.
— То-то и оно. Но замах явно серьезный, подозреваю, что размах у них планируется большой. Шкура им сейчас нужна, дураку ясно. Такой вид охоты называется «на приваду». Берется мясо с сильным запахом, укладывается либо в выдолбленный пень, либо в бочку. Сверху засыпается камнями. Зверь чует и идет на запах. Если сидеть достаточно тихо, хотя бы несколько часов, кто-то точно пожалует. Представь, что будет, если все сто килограмм по пням распихать. Да так территорию в десятки квадратных километров под контроль взять можно, лишь бы людей хватило.
— Ясно. Только они же не здесь собираются приманку ставить?
— Верно говоришь. Здесь не посмеют. Так как мы находимся на краю большого поселка, волки сюда тоже не сунутся. Живности в лесу к счастью пока хватает, а только голод может заставить их подходить к человеческому жилью. Значит, на приваду они пойдут не здесь. Но, честно говоря, сейчас меня это не сильно волнует. Медведь — вот главная проблема… В общем, взял я на том складе пару кусков порченого мяса и сложил вон в том сарае. Даже мерзлое, оно все равно издает слабый запах, который хищник наш непременно почувствует. И хотя вовсе не голод заставляет его идти к людям, он все равно должен заинтересоваться. Другое дело, что мерзлое мясо скорее всего он жрать не станет.
— Хорошо придумано. Вот только с чего ты взял, что он придет с этой стороны?
— Запах. Твой запах. — помедлив, произнес старик. — Я в том сарае раскидал твои старые вещи. Так что…
— Ай да егерь, предусмотрительный какой! — удивился я, восхищенно качая головой. — И давно ты это придумал?
— Как только понял, что зверь к тебе не равнодушен. Кстати, зрение у медведей неважное, а вот слух и обоняние просто превосходное. Именно поэтому я тебе и говорил, что большую группу охотников он услышит за версту и либо уйдет вглубь, либо обойдет с другой стороны. А потом дождется ночи и непременно нападет. Но это если медведь подранок или шатун. Весной или летом он практически не опасен, избегает встреч с людьми. Пищи достаточно. Исключением может стать только нападение медведицы, что своих медвежат оберегает.
— Иванович, а у тебя были интересные встречи с медведями?
— А как же… Много разных историй было. И хороших и плохих. Вот, помню, во время войны, в сорок четвертом году, у меня был случай… Стоял наш батальон на краю леса, а неподалеку на опушке малинник большой был. Ну товарищ мой Василий, царство ему небесное, залез в самую гущу, малины насобирал аж целую пилотку. С горкой. Шел и собирал, да и сам не заметил, как на мишку наткнулся. Молодого совсем, трехгодовалого. Тот тоже пришел малиной полакомиться.
— И что дальше?
— Васька заорал, от страха пилотку бросил и бежать. А медведю только того и надо было. Подошел и всю малину сожрал. Потом такая история еще пару раз повторилась, только уже с другими моими сослуживцами. Быстро лохматый сообразил, как себя с людьми вести нужно.
— Это выходит, хитрый мишка сообразил, мол, зачем собирать малину самому, если можно подкараулить человека с корзиной и напугав его, съесть все самому? — усмехнулся я.
— Ну да. Сообразительный зверь, хоть и молодой совсем был. А наш зверь из другой породы. Но хитрости ему не занимать.
Была уже ночь. Соболевка мирно спала.
Простого наблюдения за местностью хватало чтобы понять — по территории поселка ходят три патрульные группы. К сожалению обученных собак не было — всех забрали промысловики, ушедшие на север. Обычные псы, что имелись в некоторых дворах, просто поднимали бестолковый лай, вот только зачастую это было несвоевременно. Было темно, света практически не было, но к счастью периодически выходила луна, освещая поселок мертвенно-бледным светом.
Разговаривали мы тихо, так, чтобы только можно было различить голоса друг друга. Чтобы деревянная вышка не скрипела, старались лишний раз не вставать. Все три смотровых окна так или иначе выходили в сторону поселка.
— Матвей Иванович, а как мы узнаем, что медведь пришел? — в перерывах между осмотрами, поинтересовался я.
— Признаков много. По ворчанию, по тяжелому дыханию. Обычно, если медведь недоволен, он начинает фыркать. И в этом случае его слышно издалека, особенно в тишине, вот как сейчас. Хоть он и кажется неповоротливым, на самом деле это не так. Он очень быстрый, способен перемещаться по лесу тихо. Если охотник неопытный, он вполне сам может стать добычей.
— А ты когда-нибудь целенаправленно охотился на медведя?
— Трижды. Первый раз с лайками. Нас тогда трое было. Пока собаки отвлекали внимание на себя, мы его с безопасного расстояния и застрелили. А второй раз прямо в берлоге. Но, то случайно получилось. Не очухавшись толком, тот наружу полез, так ему в шею жаканом. А вот третий раз так же на приваду брали, только не в этих лесах. А больше случаев и не припомню. Зато случайных встреч с косолапым в лесу — больше трех десятков наберется…
— А почему в этих землях медведей нет?
— Ну, много причин. В сорок девятом году браконьеры сильно буйствовали. Земли-то здесь никто не контролирует почти, что такое один егерь на сто квадратных километров? А те медведи, что выжили, почти сразу ушли севернее. Ну, из-за этого во всех районах прилегающих, снизилась эта… Как там? Даже слово такое есть…
— Популяция?
— Ага, она самая. Охотничье хозяйство тогда объявило массовую борьбу с браконьерством, да только поздно было уже. Это ни к чему особенному не привело — такие люди как Снегирев никуда не делись. Притаились, ушли в подполье и стали вести себя тише. Ну и чего греха таить, в областной администрации с кем нужно связи наладили. В Москве еще. И хотя последние годы они не буйствуют, все равно терпеть их не могу.
— А как же здешний председатель? Нормальный мужик?
— Ну, неплохой. Конечно, иногда наши мнения не совпадают, но он все на благо жителей старается. Хотя методы не всегда правильные. Я с его отцом воевал вместе. Жаль, не дожил до конца войны.
Вдруг Матвей Иванович прислушался, насторожился.
— Тихо! — пробормотал он, медленно приподнимаясь с места. Снял меховую варежку, поднял палец вверх, привлекая мое внимание.
Мгновенно уловив тревогу лесника, я тут же среагировал.
Стараясь не шуметь самому, я чуть подался вперед и сразу понял, в чем дело. Откуда-то стороны слышались невнятные звуки, очень похожие на тяжелое, чуть хрипловатое дыхание.
Обзор с башни позволял смотреть лишь в трех направлениях, выходящих к Соболевке. А вот все, что было под башней и позади нее находилось за пределами обзора. Именно с той стороны и доносился посторонний звук.