Время собирать камни (СИ) - Распопов Дмитрий Викторович

Попав во Внуково, и пройдя в зал ожидания, где столпилось множество людей в одинаковой форме с надписью СССР на спинах, я на себе прочувствовал, что такое «явление Христа народу»: выпученные глаза, отвисшие челюсти и крики младенцев. Хотя про младенцев я конечно загнул, но если бы они тут были, то точно наверняка бы плакали.

Мгновенно настала полная тишина, а те, кто разговаривали, стоя ко мне спиной, тоже замолкали и оборачивались, не понимая почему все молчат. Ко мне направился незнакомый человек, который поманил за собой второго неизвестного мне. Оба подошли и скептически посмотрели на моё небритое лицо, наложенные гримёром театра тени под глазами, а главное костюм я взял себе на два размера больше, чтобы он на мне висел.

— Виталий Филиппович, — второй человек брезгливо на меня посмотрел, — вы серьёзно? Он будет представлять нашу страну?

Представитель от КГБ сам был в шоке от моего вида, но пожал плечами.

— Это не нам с вами Иван Андреевич решать, решение принято на самом верху.

Тот покачал головой и не подав мне руки, буркнул.

— Степанчонок, главный тренер сборной СССР по лёгкой атлетике.

— Иван Добряшов, — специально понизив голос, чтобы он слышался сиплым, ответил я.

Он понюхал воздух, но от меня не пахло, я думал побрызгать себя спиртом, но решил это будет перебором, так что лишь покачав головой, он показал мне куда я могу сесть, кратко описав дальнейший наш путь.

— Паспортный контроль, потом таможня и вылетаем сразу в Мюнхен. По приезде в Олимпийскую деревню никуда не расходиться, нас заселят, прочитают технику безопасности, после ужин. Понятно?

— Да Иван Андреевич, — кивнул я.

Ещё раз взглянув на меня, он недовольно покачал головой и пошёл к другим спортсменам, я же, специально нетвёрдой, шаркающей походкой пошёл к своим. Парни единственные знали, что это всё цирк чистой воды, осуждали, но ничего не могли со мной поделать, поскольку я собирался веселиться вволю, а видя кругом злорадные и торжествующие взгляды, оттого как я выгляжу, это решение всё больше крепло во мне. Я до поездки в аэропорт думал устроить сцену возвращения только здесь, для спортсменов, тренеров и журналистов, тут же бросившихся меня фотографировать, но похоже шутку нужно будет продолжить. Уж слишком много легкоатлетов были довольны моей внешней неопрятностью и слабостью. В завтрашних газетах наверняка не преминут тиснуть пару гадостей тоже об этом, в этом я не сомневался, глядя на оживившихся корреспондентов, провожающих команду на Олимпиаду.

Особых проблем с вылетом не было, таможня очень лояльно проверила сумки, старательно не замечая множество банок икры, фотоаппаратуры и прочее, что якобы везли с собой спортсмены для личного употребления. От меня все спортсмены шарахались, а юных гимнасток так и вообще отсадили подальше, запугав их моим аморальным поведением. Семнадцатилетняя Корбут, со своими знаменитыми хвостиками, круглыми глазами смотрела на меня, иногда поворачиваясь через десяток разделяющих нас сидений. Я представлял, что ей там про меня сейчас рассказывали, а потому, грим я решил не снимать, а наоборот максимально поддерживать роль когда-то великого спортсмена, а сейчас спившегося и неопрятного. Зря я форму что ли, пока никто не видел, комкал и мял пару десятков минут, чтобы она превратилась в форменный ужас.

Дима, нагнувшийся ко мне, заметил, что от нас отсадили вообще всех молодых девчонок, и оглянувшись я понял, что он прав. Кругом сидели только парни или толкательницы ядра. Хмыкнув, я откинулся на спинку кресла и решил вздремнуть, посмеиваясь про себя происходящими событиями.

Лететь до столицы Баварии было недолго, я не успел даже толком поспать, как самолёт начал снижение, и мы мягко приземлились. Нас достаточно долго продержали в самолёте, пока готовились процедуры встречи, а также таможенные процедуры, а затем, когда подъехал трап и автобусы, всё пошло очень быстро, и через два часа мы ехали по широкой трассе в сторону Олимпийской деревни. Смотря в окно мне было интересно сравнить свои ощущения, поскольку здесь я уже был один раз в 90-е. Если бы небольшой парк вокруг всего комплекса зданий, то сами дома, которые отдали под заселение простым жителям после окончания соревнований, а также одноэтажные домики ниже многоэтажек отданные под проживание студентов, не внушали мне особого трепета и восторга. Для нового времени эти террасные дома казались слишком аляпистыми и не очень приспособленными для жизни. Тесные улочки, отсутствие внутри самих домов площадок для детей, спустя годы показывали не очень большую популярность данного места у обычных жителей. Когда я был там, в основном в этих домах жили пожилые люди и многочисленные студенты, слишком не сочетающиеся между собой слои общества. А металлические конструкции причудливого вида расставленные на всём пути от домов, до Олимпийского стадиона, когда проходил эффект «вау, какая необычная хрень», начинали вызывать вопросы своей функциональностью. Просветы между ними были и довольно большие, а это значило, что в дождь люди намокали, так что кроме красоты и показать всему миру что Германия могёт, я даже не знал, зачем они ещё были нужны.

Правда, едва мы подъехали ближе, оказалось, что так думал исключительно один я. Со всех сторон послышались охи и вздохи от открывшейся красоты. Чистые, новенькие дома необычной конструкции и спускающиеся по ним зелёные террасы, вызвали всеобщее восхищение, а Крыши о которых я недавно вспоминал, привлекли у советских людей ещё большее внимание. Сидящий рядом со мной Дима так и вовсе рот открыл от восторга, затем суетливо стал доставать фотоаппарат, чтобы попытаться сфотографировать их с этого ракурса. Пожелав ему удачи сделать это в движении, я снова прикрыл глаза.

— Минуточку внимания товарищи! — раздался громкий голос с первых мест автобуса, — в целях обеспечения наилучшего проведения игр, организаторами было принято решение разделить мужчин и женщин.

Тут же раздался недовольный гул, поскольку среди спортсменов были как семейные пары, так и те, кто только проходил конфетно-букетный период.

— Прошу тишины! — недовольно сказал голос, перебивая гул, — девушки, заселятся в 19 этажное здание, а мужчины, будут жить в 3 и 5 этажных строениях рядом. Прошу это учесть при планировании тренировочных процессов.

С учётом новых вводных, автобусы поехали к многоэтажкам, где девушек высадили, и они были вынуждены были сами нести на себе свои вещи и сумки, а мы пошли к своим жилищам, многие матеря организаторов.

Первое отличие, которое бросилось мне в глаза — это свежий вид Олимпийской деревни, по сравнению с тем, какой я видел её в будущем. Сейчас всё утопало в зелени, дома пахли краской и чистотой, хотя внутри, комнаты были совсем небольшими, по два человека. Я ненавязчиво выбрал для нас дом, находящийся недалеко от тридцать первого, и окнами, выходящими вперёд на узкую улочку прямо рядом с причудливым фонтаном.

Устроившись в комнате с Димой, побрившись и переодевшись, я пошёл посмотреть, как Женя со Степанычем ссорятся, выбирая кто где будет спать, а затем отправился посмотреть место, где происходили трагические события моего будущего.

«Дома конечно однотипные, — думал я, делая вид, что прогуливаюсь, — у нас точно такой же, но лучше перебдеть и попасть внутрь. Вот только как напроситься туда в гости? Я ведь не знаю никого из израильтян».

Ответ на этот вопрос пришёл гораздо быстрее, чем я мог только подумать, поскольку весёлой ватагой, шумя и смеясь, на дорожке появились шесть человек, и они направились как раз к этому самому дому. Один из них шёл и счастливо улыбался, поскольку рядом шла красивая молодая девушка. Увидев лицо которой у меня мало того, что ёкнуло сердце, так ещё я понял, почему не прошло завершение квеста с ней. В ключевых событиях этого мира, как я успел неоднократно в этом убедиться раньше, мне не давали выбора, ставя вопрос ребром: я либо помогаю, либо нет, третьего было не дано.

— Иван? — девушка тоже увидела меня, и отойдя от тридцатилетнего на вид мужчины, она быстро пошла ко мне. Сделать вид, что я не услышал её, уже не получалось.