Алек Сэй - Нихт капитулирен!
Дни независимого существования для этих двух балтийских стран были сочтены. Близилось время столкновения крупных держав.
Часть II
Хотят ли в Пруссии войны?
Теперь, если говорить о великих державах Европы, Германия
находится в положении государства, стремящегося к скорейшему
окончанию войны и к миру, а Англия и Франция, вчера еще ратовавшие
против агрессии, стоят за продолжение войны и против заключения мира.
В.М. Молотов, 31.10.1939Вы хотите развязать большую войну в Монголии. Противник
в ответ на ваши обходы бросит дополнительные силы.
Очаг борьбы неминуемо расширится и примет затяжной
характер, а мы будем втянуты в продолжительную войну.
И.В. СталинАмстердам, улица Дамрак, 29
30 июня 1939 г., около полудня
(время местное)
«Господи, что вчера было-то?» — в висках, кузнечным молотом, бухали удары сердца. Казалось, что этот орган переместился из грудной клетки в пространство между ушами, и теперь трудился над превращением мозга в тщательно взбитую однородную массу. Ощущения в остальном организме также были далеки от нормы: невыносимо хотелось пить, внутренние органы, казалось, превратились в желе, которое кто-то изрядно встряхнул, а вкус во рту стоял столь мерзопакостный, что сравнить его было просто не с чем. Единственным положительным ощущением было ощущение того, что кровать под спиной очень мягкая.
«Интересно где я? Точно не в кубаре — качки нет», Карл приоткрыл глаза и огляделся, с трудом ворочая головой.
На кубрик комната не походила совершенно. Потому, хотя бы, что представить себе помещение на корабле Кригсмарине, оформленное в розово-оранжево-золотистой гамме, Геббельс не смог бы и с более тяжелого бодуна, чем нынешний.
Переборов слабость и накатившую тошноту, юноша поднялся, и обнаружил полное отсутствие наличия присутствия (фразочка принадлежала старпому «Хорста Весселя») одежды на теле. Обведя помещение слабо сфокусированным взглядом, форму обнаружить ему удалось. Китель комом валялся у порога, сапоги стояли у стула, на спинке которого висели и брюки, причем аккуратно заправленные в обувь брючинами, трусы обнаружились на люстре, как и один носок… Сборы заняли около четверти часа.
— Сурка образ ведете жизни, герр Геббельс! — едва открыв дверь в коридор Карл наткнулся на Вермаута. — Мы уже думали, что ты решил здесь надолго обосноваться.
— Где мы? — прохрипел молодой человек.
— Хм… В Амстердаме.
— Уже хорошо. А поподробнее?
— А на что похоже?
Карл обвел мутным взором коридор с множеством дверей, отметил потускневшую и местами облупившуюся позолоту, потертый бархат, тусклые настенные светильники, фривольные картинки на стенах…
— Похоже на бордель. — произнес он. — По крайней мере не сильно отличается от подобного заведения в Ресифи.[23]
— Вот что меня в тебе всегда поражало, так это способность делать моментальные и, что самое важное, правильные выводы. — хмыкнул Отто.
— Ну пошути, пошути. — Карл поморщился и прикрыл глаза ладонью. Голова грозила отвалиться в любой момент. — Будет на моей улице праздник, окажешься ты в таком же состоянии, напомню я тебе твою любовь, твою ласку… Как мы сюда попали?
— Ножками. Ты что, ничего не помнишь?
— Не то, чтобы совсем… — Геббельс сосредоточился, пытаясь вспомнить события хотя бы последних суток.
«Хорст Вессель» вышел из Киля пятого апреля, и взял курс на Канарские острова. Не напрямую, конечно, с заходами в Дувр, Брест и Ла Корунья, но эти визиты в «дружественные порты вероятного противника», как о них выразился старпом, особого впечатления на Карла не произвели. На берег если и отпускали, то только сугубо по корабельным делам и в сопровождении офицера, а официальные визиты британских, французских и испанских офицеров сводились к построению на палубе, короткой прочувствованной речи о мире во всем мире, и как к этому стремятся военные Европы, после чего господа офицеры шли в офицерский салон, откушать чем кок послал, а кадетам предоставлялась возможность хоть капельку отдохнуть.
Гоняли кадетов во время похода, как сидоровых коз. Теоретические занятия перемежались вахтами, авралами и нарядами — загрузка была такой, что парни, уставшие от тяжелой работы, иногда даже засыпали на марсах. Впрочем, не обходилось и без курьезов.
Где-то за день пути до острова Тенрифе, на подталкиваемом Канарским течением корабле обнаружилось отсутствие якоря. Кто и как умудрился потерять в открытом море тяжеленную железяку выяснить так и не удалось.
Шниббе вызвал к себе боцмана, как (по словам все того же, отличающегося большой оригинальностью в формулировках старпома Вихманна) «ответственного за все безобразия на корабле, и, особенно на палубе», и поставил задачу: к прибытию в Санта-Крус-де-Тенерифе обеспечить «Вессель» якорем и закрепить его на правом борту. Как боцман будет выполнять приказ, его, судя по всему, не волновало.
За ночь, силами боцкоманды, на баке, из деревянных реек, был сделан каркас якоря в масштабе 1:1, который был обтянут старыми простынями, а затем выкрашен в чёрный цвет. И.О. якоря закрепили с помощью системы тросиков (украденных на сигнальном мостике) на положенном месте.
Командир был растроган и объявил боцкоманде благодарность.
И все бы было хорошо, да потом один тросик перетёрся и якорь стал трепыхаться на ветру, а затем оторвался. И поплыл…
У команды была истерика. У капитана тоже.
Визит на Канары продолжался три дня. За это время кадетов в добровольно-принудительном порядке отправили смотреть на серебряный крест в национальном музее Тенерифе — Иглесия де Нуэстра Сеньора де ла Консепсион — который конкистадор Алонсо Фернандес де Луго водрузил после высадки на побережье Аназо в 1494 году и, собственно, давший название городу; сводили поглядеть на работу нефтеперерабатывающего завода; загнали в ратушу, где отцы города устроили бал в честь подрастающего поколения морских волчат; рассказали о героической обороне островов от английских попыток их прибрать к своим рукам и продемонстрировали старинные укрепления в Ла-Лагуне; дали пару часиков понежиться на пляже Тереситас — единственном на всём Тенерифе пляже с жёлтым, специально привезенном из Африки, песком. При этом господа офицеры тщательно следили за тем, чтоб кадеты не начали увиваться за местными барышнями, и вообще, блюли моральный облик истинных арийцев. Покуда командование занималось этим, несомненно — важным, делом, «истинные арийцы» дружно плескались, устраивали заплывы, играли в волейбол, и вообще, веселились как маленькие дети.
Дальнейшее плавание до Ресифи прошло в том же напряженном графике, и даже было ознаменовано парочкой не слишком сильных — в 4–5 баллов — штормов. По прибытии в порт, шатающимся от усталости кадетам дали увольнения, и уж тут молодежь решила «оторваться».
Надо заметить, что привычный маршрут кадетов в такой ситуации (бар-бордель-бар-гауптвахта, иногда с заходом в полицейский участок) экипаж «богоспасаемого корыта» прошел лишь частично. Йоган и Карл, как имеющие сердечных подруг, решили сначала прикупить для них сувениры, и прихватили с собой Вермаута и Райса. Исключительно во избежание «вы ж без нас нажретесь, сволочи, а мы потом догоняй».
Выбор сувениров на ремесленном рынке Casa da Cultura оказался впечатляющим, так что друзья там подзадержались, и к жрицам любви (ну, что поделать, чувства-чувствами, а гормональный бум никто не отменял) проследовали минуя кабаки, так что вернулись из увольнения вовремя и трезвые.
Шниббе, видя трогательную картину — кадеты идут по трапу трезвые, но довольные, — едва не прослезился, так что за время стоянки молодым людям пришлось побывать и на экскурсии в расположенном неподалеку городе Олинда, славном своими старинными церквями и монастырями, куда корветкап отправил всех «отличников». Скука была страшная.
Обратное путешествие в Киль прошло без заходов в порты и почти без приключений. Корабль ходко, при ветре под парусами, а в штиль и на MANовском дизеле, двигался к родному порту, когда в непосредственной близости от Амстердама, движок вышел из строя. Механики поковырялись в своем хозяйстве, и вынесли вердикт: ремонту на три дня. Капитан подумал, затем подумал еще раз, и вызвал буксир. Через пару часов «Весселя» «взяли за ноздрю»[24] и оттащили в амстердамский порт, где вести ремонт и закупать запчасти не в пример удобнее, нежели в открытом море.
Конечно, Шниббе мог бы и дождаться окончания штиля, а не просить помощи, но с учетом направления дрейфа мог дождаться и мелей Гудвина, недаром прозванных «Великий пожиратель кораблей». Ну, не хотелось капитану, отчего-то, чтоб его корабль был «пожран».
