August Flieger - Чужой 1917 год
— Иду! Савка, ты где есть? Найди мне Лиходеева!
* * *
— Эге… — Кузьма Акимыч задумчиво обозревал топающих мимо нас солдат маршевого батальона, присланного нам для пополнения.
Мы расположились у моста соединяющего берега реки-Дрвецы, в ключевой точке, так сказать — мимо нас не пройдешь, дабы заранее оценить потенциальных сослуживцев.
— Воевамших-то совсем мало. — Вздохнул фельдфебель, провожая взглядом ротные колонны. — Остальные все увальни деревенские да щеглы желторотые. Будет нам с ними потеха…
Действительно, строй состоял в основном из пожилых степенных дядек и молодых обалдуев, таращившихся по сторонам, как дети в зоопарке. Кое-где мелькали лычки унтер-офицеров, но маловато для такой толпы.
Я насчитал четыре роты по двести человек под командованием поручика и двух прапоров.
— Пойдемте, вашбродь! — окликнул меня Лиходеев. — Сейчас их построют и делить будут — кого куда…
— Пойдем…
Собственно отбор происходил по следующему сценарию: для начала новоприбывших построили и посвятили по поводу славного прошлого и великих традиций нашего полка. Потом волевым решением две роты вместе с офицерами определили во второй батальон, как понесший наибольшие потери.
Еще рота отправилась в первый батальон, а последняя была передана в чуткие руки нашего батальонного адъютанта подпоручика Цветаева.
Штабс-капитан Ильин забрал себе восемьдесят человек, нам с Лиходеевым отсчитали сорок голов вместе с лопоухим младшим унтер-офицером. Остальных же поделили между одиннадцатой и двенадцатой ротами в пропорции тридцать на пятьдесят.
— Фамилия? — задал я первый вопрос новоприобретенному унтеру.
— Матросов, вашбродь! — поедая меня глазами, гаркнул тот. От усердия у бедняги даже кончик носа покраснел.
— Хоро-о-ошая фамилия, — только и смог выговорить я, с трудом сдерживая смех. — А звать как?
— Ляксандр Ипатьев сын, вашбродь!
— Ну и откуда ты, Александр Матросов, родом?
— Тульской губернии деревни Бородинка, вашбродь!
— Служил где? За что произведен в унтер-офицеры? Воевать приходилось?
— Призван в 15-ом годе в 270-ый Гатчинский пехотный полк второй очередью. Воевал в 16-ом под Инстербургом, там же получил ефрейтора. От нашего Гатчинского почитай сводная рота осталась, а меня в запасный полк перевели. А перед отправкой сюда аккурат младшего унтера дали, вашбродь!
— Хорошо! — Я обернулся к Лиходееву. — Принимай людей! Рассчитай по взводам, поставь на довольствие. После обеда я их в книгу перепишу.
— Слушаюсь, вашбродь! — фельдфебель развернулся к новобранцам. — Слушай мою команду! Нале-во! Шаго-о-ом! Арш!
Нда… Народец прислали, как говориться 'не фонтан', но унтер, вроде, вменяемый.
Ладно!
Будем решать проблемы по мере их поступления. А самая насущная моя проблема на данный момент — очень кушать хочется!
Так что, пойду-ка я обедать!
9— Ну, вы хоть чего-нибудь поняли, обалдуи? — Усталым голосом проговорил прапорщик Бриз, командовавший нашей полковой газовой командой. Он только что закончил лекцию о применении противогазов и о действиях в случае газовой атаки и теперь стоял перед выстроенными в шеренгу новобранцами девятой и десятой рот, заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок.
— Так точно! — нестройным хором загундели 'студенты'.
— Не слышу?
— Так точно, ва-ше-бла-го-ро-дие! — грянул строй.
Лекция происходила в рощице за замком, где на полуразрушенных немецких позициях младшие офицеры батальона натаскивали пополнение.
Мы с Генрихом сидели в тени развесистой липы, отдыхая от трудов праведных и вполглаза наблюдая над мучениями коллеги. Сегодня — его очередь отдуваться.
— Разойдись! — наконец гаркнул 'лектор' и направился к нам.
Подошел, присел на траву, извлек из кармана бриджей носовой платок и, сняв фуражку, вытер вспотевший лоб.
— Пекло!
— Ну, как успехи Ипполитушка? — Ехидно поинтересовался Генрих.
— Бесполезная трата времени! — Возмущенно отозвался Бриз. — Половина потравится при первой же атаке, а вторая половина задохнется от неумения пользоваться маской! Смотрят на меня своими телячьими глазами, моргают, кивают. А я по рожам их тупым вижу, что они ни черта не понимают. Им бы еще хвосты — от мух отмахиваться, я бы совсем себя пастушком перед стадом коров почувствовал.
— Ты, Ипполит, не пастушок, а ПАСТЫРЬ! Несущий идеи прогресса в заблудшие крестьянские головы. Голос разума! — Продолжал веселиться Литус.
— Оставь, Генрих, — отмахнулся Бриз, обмахиваясь фуражкой, как веером — Им это слово разума надо как гвозди — в голову забивать. Одним ударом и чтоб по самую шляпку! Иначе не доходит.
— Господа, вам не надоело? — Я, наконец, решаю вмешаться в разговор. — Жарища дикая! Давайте-ка лучше морсу выпьем!
* * *
Вот уже второй день мы возимся с пополнением. Гоняем отдельной группой для того чтобы они хотя бы азы усвоили.
Все чему их обучали в запасном полку — это шагистика, устав, стрелковка, метание гранат и атака цепью.
Шагают более или менее, устав знают в основном дисциплинарный, а не полевой. Стреляют хреново, гранаты кидают, как бог на душу положит. Знать не знают, что перед броском надо выдернуть чеку — их на деревянных колобашках обучали. Про системы немецких гранат я уж и не говорю. Кое-как их научили развертываться в цепь и атаковать в рассыпном строю. Штыковая — на уровне трех приемов.
В общем сплошное развлекалово.
Нам — геморрой.
Им — Диснейленд.
Это вот Кузьма Акимыч у нас педагог хоть куда. Чуть что — сразу в морду. Это они понимают — усваиваемость военной науки сразу резко повышается.
Но ненадолго…
Сейчас вот сгоняю свое 'стадо' на стрельбище и разошлю поотделенно. Пусть их унтера дрючат, до полного автоматизма. Сначала на своем уровне, потом на взводном, а там, глядишь, и всей ротой развлечемся.
Если я, конечно, не пристрелю кого-нибудь из этих баранов за доведение меня, толерантного московского юриста начала 21-го века, до белого каления.
— Антипкин! В-Господа-Бога-твою-душу-мать!!! Ты как патронташ нацепил, олух Царя Небесного!
Элитный гренадерский полк, однако…
И смех и грех…
* * *
Среди всей этой серости все-таки было одно светлое пятно, кроме унтера Матросова конечно.
Я наблюдал, не вмешиваясь, за тренировками новобранцев в составе взводов. Целью было научить их действовать совместно с остальными и постараться довести приемы боя до уровня рефлексов.
Унтера уже полдня гоняли новичков сначала отдельно, потом в составе отделений, теперь вот занимались целыми взводами.
После команды 'Вольно! Разойдись!', солдаты группками расселись на траве и на брустверах, свесив ноги в окопы. Разговаривали, курили, смеялись.
Ко мне подбежал старший унтер-офицер Наумов, который временно исполнял обязанности ротного фельдфебеля, вместо Кузьмы Акимыча, отправленного мною в санчасть с острой зубной болью. Дабы Лиходеев не слинял по дороге заниматься лечением народными методами, с ним был отправлен Савка с запиской к Нижегородскому.
— Ну, что скажете, вашбродь? — Спросил Наумов, кивнув на подчиненных.
— Еще пару раз сходите повзводно! Потом еще раз прогонишь олухов из пополнения сначала по одному, потом всех скопом. А после обеда позанимаемся всей ротой и на стрельбище.
— Слушаюсь, вашбродь!
— Вот и ладненько! — Оглядев отдыхающее воинство, я обратил внимание на солдата, который, отделившись от общей массы, кругами ходил вокруг подорванной немецкой полевой семидесятисемимиллиметровой пушки, внимательно ее разглядывая. Там присел, тут осмотрел, пощупал и стал возиться с затвором. — Это еще что за фрукт?
— Где?
— Да вон, у пушки!
— Этот вроде из шмелевских, вашбродь, из четвертого взвода! Кажись, Степанов его фамилия.
— А ну-ка подойдем к нему.
Подобравшись поближе, мы увидели, что солдат уже ковыряется в открытом затворе орудия.
— Чем занят, солдат? — Поинтересовался я.
Тот дернулся, развернулся к нам и вытянувшись отрапортовал:
— Рядовой Степанов! Любопытствую устройством сего механизма, вашбродь! — и замер, глядя на нас сверху вниз.
Ё-моё! Здоровенный-то какой! Как шкаф! Причем трехстворчатый…
Степенный мужик, лет около сорока. Борода — лопатой, нос — картошкой и прямой и бесхитростный, как у ребенка, взгляд.
— И как? Интересно?
— Так точно, вашбродь! Уж и разобрался вроде, как работает…
— Понимаешь в этом что-то? Учился где? Работал?
— Кумекаю маленько, вашбродь! Как положено, в приходской школе обучался. Кузнецом был…
— А почему был?
— Да как женка померла, так и запил… Кузню спалил спьяну. Да что уж теперь. — Степанов махнул огромной как совковая лопата ладонью.
