Владимир Чистяков - Попадают по-разному
Чтобы такое носить – надо быть Динкой. Ходить в таком по городу – только с десятком телохранителей, причём, скопцов.
Жаль, не узнать, как Госпожа в молодости одевалась? Общество своим поддоспешником дразнит не хуже, чем дочь откровенным платьем.
Немолодые женщины уже несколько раз очень вежливо спрашивали имя, откровенно пялиться воспитание не позволяет, но я-то вижу, присматриваются. Подбирая сыну невесту, или оценивая нового врага из соперничающего Дома – не знаю.
Ведь на первом приёме года просто нет даже средних людей, только крупные и даже очень, величины. Значит, дело друг с другом предстоит иметь ещё многие года.
Ох, Осень, не страшно тебе? Вон как высоко забралась. Упасть не боишься?
Даже есть жалко, настолько всё изящно сделано. Лакированные ящички, тарелки и чашечки тончайшего фарфора.
Читала, одним из источников богатства Погибшего Архипелага была торговля фарфором. Никто не мог делать подобного. Хотя пытались почти все. Даже поговорка осталась про нечто, чего быть не может "материковый фарфор".
Теперь весь фарфор только на материке и делается. Выражение осталось.
Плохо помню, какие блюда должны подавать на таких приёмах, но здесь всё подобрано с учётом вкуса одного человека – Верховного. Обожает она приморскую кухню, где преобладают блюда из рыбы с рисом и острым соусом, мастерски готовится вся обитающая в море живность.
Танцующего осьминога есть просто жутко. Лежит на рисовой горке вроде мёртвый, особым соусом полили – пляшет, как живой.
Кое-что повара готовят прямо пред гостями, демонстрируя своё умение.
Я опять считаю, всё, что должно быть свежим, тут свежее, чтобы всё это быстро привезти из Приморья, надо хорошо потратиться. Тут есть некоторые рыбы, живущие только на юге. Ладно, дороги на север безопасны. Но с юга-то как привезли?
Читала, на погибшем Архипелаге мяса почти не ели, питаясь дарами моря и рисом. К мясной пище пристрастились только после разгрома прибрежных государств. Уже через поколение стало заметно – рост и сила тех, кто с детства ел мясную пищу, в первую очередь, расселившихся на завоёванных землях, значительно выше оставшихся жить в Приморье, и продолжавших питаться дарами моря и изделиями из риса.
Наши предки были куда ниже нас, легко судить по старым доспехам. Из тех, что есть, только мелкой Кэрдин и впору, а ведь когда-то их носили мужчины. Даже не вериться, что такие низкорослые люди с лёгкостью разгромили множество армий куда более рослых людей. Низкий рост прекрасно дополняли лучшие на свете клинки и доспехи. Те же бодроны по звёздам гадали, наши предки – курс в океане прокладывали. Исход столкновений был предрешён.
Хотя даже сейчас можно услышать, "рослый, как бодрон". Почти все высокие люди, кого знаю, либо бодроны, либо с большой примесью их крови.
Во время бодронских войн также стали есть изделия из пшеницы, ржи и овса. Рис во многих местах было просто невозможно выращивать.
Как по мне, самый ценный продукт, добытый в бодронских войнах – бобы, служащие основой для выделки конфет. Причём, сами бодроны пили напиток из растёртых бобов с перцем. Сахар и молоко додумались добавлять уже наши предки. А уж масло из бобов отжимать и из порошка всякое вовсе Чёрная Змея придумала. Результат всем очень понравился. Мне в том числе.
Кажется, поняла, почему некоторые имеют такое предубеждение к мясу. Бодронское влияние. Нет, сами они мясо любили. Даже слишком. Далеко не все государства военным путём покорили. С кем-то и договаривались. И на пирах почётным гостям подавали самое дорогое и ценное мясо – человечину. Особо ценным считалось мясо принесённых в жертву пленных.
В мирное время богачи ели рабов. Это считалось особой роскошью. Их император чуть ли не каждый день ел суп из новорожденных младенцев. Считалось, силу мужскую повышает. При наличии тысячи ста жён где-то его даже можно понять.
Говорят, бодроны и люди с примесью их крови и сейчас могут у умирающего врага печень вырезать и тут же съесть, сырой или слегка обжарив.
Динка говорит, Рэндэрд по молодости так делал, потому до сих пор в бою и непобедим. Правда, на вопрос, какую часть тела надо съесть, чтобы от пули увернуться, ответа не придумала.
Хотя, от знающих бодронские обычаи, приходилось слышать, вырезать и есть печень умирающего – как раз старый грэдский обычай, ужасавший бодронов. Они только мясо убитых жертв ели
Маленькое Чудовище говорит, сама бы не отказалась попробовать, да вот беда, тела ей всё попадаются под материнскую картечь да бешеный огонь попавшие, а там либо уже не поймёшь, где голова, где задница, либо вообще угольки сплошные. Кого сама свалила – возвращаться да искать смысла нет, она без промаха бьёт.
Врага же надо непременно сразить самому, у пленного резать – не то.
Невольно любуюсь Динкой. Ей идёт красное. На пламя, на костёр похожа. Огонь алого платья. Густой дым чёрных волос. Пламя, что может обогреть. Может и сжечь.
Замечаю, не только я на неё любуюсь. Недалеко стоит молодой член Великого Дома. Года на два постарше Яграна. Пожалуй, принца покрасивее. Он ловит мой взгляд.
Улыбнувшись, подходит. Церемониально кланяется, будто я леди. Хотя, почему бы и нет? Играть, так играть!
– Позвольте узнать ваш герб?
Его-то на наплечнике вышит. Я уже заметила, тут у многих одежда так сшита, чтобы чем-то походить на доспехи. Надо думать! Самые почётные гости из любителей доспехи носить.
– Осень.
– Простите, не помню, к какому Дому он принадлежит.
– Угадать попробуйте. Ваш-то я легко определила, – называю, кажется, лицо слегка вытягивается. Герб редкий, дом древний. Особых заслуг в последних войнах нет, но и Южанам никто не служил, – Теперь мой угадать попробуйте. Указание есть, – не вру. Динка одолжила подвеску в виде спящей змейки. Гремучника.
Усмехнувшись, начинает рассматривать. Долго на заколки в причёске смотрел. Я и в самом деле два стилета в волосы вставила. Там же, где и змейка, взятые. У неё много таких с рукоятями вроде как у обычных заколок. Ничего не высмотрел. На серьги глянул мельком, тоже не догадался, хотя мог бы с "гербом" сопоставить. Листья. Подразумевается – осенние. Вот змейку долго рассматривал. Явно с куда большим интересом стал бы разглядывать то, что ниже. Но не стал.
Кольца и браслеты тоже ничего не сказали. Правда, заметил, что один совсем простой. Другой такой в этом зале разве, что у служанки найдёшь, и то вряд ли. Они ведь тоже друг пред дружкой выделываются, чтобы все видели, в каком Доме она служит. Это Дом не из бедных, мягко говоря. Платье без узоров вообще хмуро промолчало.
В задумчивости трёт подбородок.
– Вроде хорошо знаю геральдику. Сегодня у писца домоправителя ещё раз проверил список приглашённых. Все гербы знакомые. Хотя… Вы, вероятно, гостите у кого-то из родственников, с кем и пришли, и приехали издалека.
– И правда, я приехала, только живу здесь уже давно. И вряд ли когда-нибудь вернусь в родные места.
– Вы Южанка. Тогда понятно. Прошу меня простить, ваши гербы я знаю плохо.
Что-то в отношении ко мне изменилось. Что, показной южаноненавистник? Непохоже, что на войне был. И точно, никого из них не свалил.
– Я только родилась на Юге.
Думает, оправдываюсь. Решил, бедная дальняя родственница, приживалка при Великом Доме? Ну-ну, посмотрим, что ты сейчас запоёшь.
– Но большую часть жизни прожила в этом городе. Мой герб хотели узнать – ну так вон там Глава Дома стоит. С вашим отцом, если не ошибаюсь, разговаривает.
Их там семь человек. Четверо – из числа почётных гостей.
На лице – откровенное недоверие.
– Ну да, вон та невысокая женщина в поддоспешнике.
– Вы неумны и лжёте! Вынужден вас…
Не договорил. Как из-под земли появляется Динка. Глазки горят, улыбка злая-презлая. В лицо ему как глянет. Даже я испугалась бы, знай маленькое чудовище похуже.
Он тут же склоняется в придворном поклоне. Хотя в настоящем придворном платье тут и нет никого.
– Приветствуй вас, сиятельная принцесса!
– Привет-привет. Что, сестрица, весело тебе тут?
Я-то думала, "побелел, как мел" просто выражение такое. Вот, теперь увидела, так и на самом деле бывает. Стоит, глазами хлопает. Рот, как рыба на песке разевает. Кажется, начинает пошатываться. Динка взгляд с меня на него перекидывает. Казначей ужасно злится, Динка и её дочь, и Линки зовёт одинаково.
– Плохо, что ль? Может, слугу позвать? Пусть на воздух или проблеваться отведёт.
Умудряется выпрямиться. Даже осанку восстановил.
– Нет, всё хорошо, принцесса.
Динка склоняет голову на бок.
– Нас тут двое.
– Прошу меня простить, сиятельные принцессы, за допущенное недоразумение, и принять мои искренние и глубочайшие извинения.
Снова придворный поклон. Динка тяжко вздыхает. Знаю, с трудом удерживается, чтобы не расхохотаться. Я, впрочем, тоже.
– Меня-то вроде, пока ничем не обидели. Как, Осень, прощаешь его?
