Михаил Логинов - Битва за страну: после Путина
— Ну, хватит льстить, — усмехнулся Столбов. — Вернемся к повестке дня.
В повестке была работа фонда «Возвращение», его новые достижения и новые проблемы. Еще несколько не очень честных деятелей прежнего режима согласились уподобиться кладоискателям: согласились на четверть имеющихся денег и перешли в категорию честных граждан. Проблемой был кооператив «Мельница». В этой группе чиновников и бизнесменов, а на самом деле, скажем проще, «смотрящих», на компромисс идти не хотел никто. Имелись сведения, что они объединили свои капиталы и сейчас перемещали их по планете, надеясь где-нибудь пристроить. Вопрос был не финансовый — политический. Все разведывательные органы получили приказ следить за тем, где всплывет сумма. Предположительно, деньги дрейфовали в сторону государств, где парламентские запросы отсутствовали, как таковые.
— Исходя из того, что мы знаем, наиболее вероятен Диндарский вариант, — сказал Макс. — Эта симпатичная арабская монархия немножко не рассчитала нефтяную конъюнктуру и приблизилась к бюджетному дефициту, хотя лет сорок до этого была в постоянном профиците. Поэтому крупное валютное вливание для них сейчас было бы своевременно. Наша задача — уговорить их так не поступать.
— Послать Черноморский флот с дружественным визитом к их берегам? — усмехнулся Батяня.
— Можно поступить чуть проще, но тоже по-американски: сделать предложение, от которого невозможно отказаться, — сказал Костылев. — Для этого необходимо опять изучить массив данных нашей разведки. Как мне известно, насчет Диндара могут найтись интересные моменты.
— Ты разглядел со своих спутников, что они, кроме нефти, занимаются наркотиками? — предположил Иван.
Костылев загадочно улыбнулся: может, да, может, и нет.
— Тут все свои, — Батяня чуть повысил тон, явно напирая на слово «все». — Если есть заготовки — выкладывай. Обмозгуем сообща, чего-нибудь придумаем.
— У спецназа свои приметы, у нас, у космистов — свои, — с той же улыбкой продолжил Костылев. — Примета такая: если есть сомнение в обнаруженном объекте, а мы выдаем рабочую версию, как наиболее вероятную, то столь же вероятен шанс, что на самом деле мы допустили ошибку.
— Наша главная примета — ничего друг от друга не скрывать, — возразил Батяня.
— Давайте уважать чужие суеверия, тогда нам и наши простят, — прервал спор Столбов. — Резюме такое: Объединенный разведывательный комитет объявляется постоянно действующей структурой со своим штатным расписанием. Его председателем назначается Вадим Сергеевич Тулин, известный нашему узкому кругу как Батяня. Вице-председателем — Александр Костылев. Право и обязанность объединенных разведчиков — теребить все действующие разведывательные структуры на предмет получения информации. Если нет возражений, тогда к повестке дня…
Уже после заседания Макс догнал Столбова в дверях.
— Михаил Викторович…
— Что такое, опять до электронных шкафов не дошли? Извини уж, в следующий раз. Обещаю.
— Я о другом. Вы же понимаете, что Батяня председателем Разведывательного комитета не будет — ему просто времени не хватит.
— Это есть мудрый европейский политик, — усмехнулся Столбов. — Батяня на нашего космонавта чуток взъелся: не любят ветераны, когда молодежь пролезает, да еще со своими правилами. Вот пусть Батяня им и поруководит, хотя бы номинально. Три раза в неделю принять доклад и раз в неделю посовещаться время он найдет. А зная золотой характер нашего Игоря Ивановича, скажу: он, когда дойдет до дела, никогда не позволит своему норову испортить результат. Жила бы страна родная, а кто салага, кто «дед» — это для него вторично.
— Вы как всегда мудры, Михаил Викторович, — заметил Макс с легким сомнением в голосе.
* * *В сегодняшнем заседании Избранной Рады Татьяна не участвовала. У нее была безусловно уважительная отмазка: событие, к которому она готовилась едва ли не месяц. Большое интервью по итогам ста дней пребывания во власти Михаила Столбова.
Вопросов к новому президенту и у страны, и у СМИ накопилось немало. Столбов собирался ответить на все. Поэтому продолжительность интервью — пять часов, с двумя короткими антрактами. Само собой, в Кремль пригласили всех аккредитованных иностранных репортеров. Это относилось и к нашим. Кроме того, заявку на приглашение получало любое СМИ, если могло доказать, что ее аудитория двадцать тысяч человек и более.
Рядовые скептики из пресс-службы предостерегали Татьяну: объявятся тысячи желающих потусить с президентом — и главный редактор собаководческого журнала «Тузик-Жучка», и съемочная группа кабельного телеканала «10-й квартал», и спецкор «Правды Комаринского района». У них же, в Комариках, нераспроданный тысячный тираж отдают на рынок для завертывания семечек — вот и охват двадцатитысячной аудитории. Не говоря уже о том, что толпами набегут блогеры.
Конечно же, все оказалось не так страшно. Любопытных блогеров и маньяков из «районок» нашлось не много. Все равно требовалось всех зарегистрировать и подсчитать аудиторию, чтобы совсем уж одиозно не отступать от критерия. Возникали пограничные, спорные ситуации: как быть с известной региональной газетой, за сутки сообщившей, что меняет командированного корреспондента? С музыкальной FM-станцией, незадолго до интервью перешедшей на новостной формат? С телекомпанией НТВ — внезапно выяснилось, что аккредитации у нее не было. Из всех федеральных телекомпаний, именно она прошлой осенью «мочила» Столбова с таким открытым цинизмом, что ее решили хотя бы временно отлучить от Кремля. Кстати, это касалось лишь московского пункта; во время региональных визитов Столбов отвечал на вопросы энтэвешников, как и прочих съемочных групп.
Более-менее просто оказалось с аудиторией сетевых изданий и блогеров. Макс, по личной просьбе Татьяны, выдал ей подлинную справку заходов и посещений. Вздохнув, она допускала даже с десятитысячной аудиторией.
Всего набралось около восьмидесяти съемочных групп и репортеров-одиночек. Каждый имел право на два вопроса, потом, в оставшееся время — по жребию. Столбов изъявил желание ответить на всё.
До начала интервью оставалась минута. Татьяна сидела слева от двери и глядела на коллег, недавних коллег. Многих узнавала, но незнакомых лиц было больше.
Обидно не это. Обидно, что кое-кто ее не узнал. Холодно кивнул, или издали ответил на улыбку взглядом — кто это? Недавно, в прежней жизни, коллега, союзник. Теперь пришла во власть, стала частью державной системы, должна оберегать начальника от свободной журналистики. Или прямыми запретами, или хитрыми интригами. Зачастую настолько хитрыми, что их даже и не понять.
А может, была и еще одна причина. Сколько раз прошлой осенью ей звонили друзья, знакомые, коллеги, друзья и знакомые коллег с одним единственным вопросом: кто такой Столбов? Чей он проект, какой из башен? Какой смысл в этой заманухе, во внезапном народном энтузиазме? Причем спрашивали, как в анекдоте про дефолт 1998 года: «Объяснить я и сам могу, ты просто мне скажи, что это такое»? Татьяна объясняла просто: последняя надежда, чудо, которого мы не заслужили.
Если страна оказалась разочарована, то ее брат журналист — в квадрате. Разочарование было сродни великому облому начала 90-х: мол, свергнем коммунистов, и будет свободной прессе и освобожденному телевидению великое счастье. Да свергли, да освободили, просто, как и положено после выигранной войны, армия, не важно, наемно-профессиональная, или самая героически-добровольная не нужна. И посыпались тиражи провинциальных газет, как осенняя листва, а телезрители, вместо размышлений о политике и культуре, потребовали экскурсий на Поле чудес, в сериальной Стране дураков.
Сейчас, после победы Столбова, произошло нечто подобное. Оказалось, что многие российские СМИ являлись обслугой режима, пусть даже не все сотрудники телеканалов и газет об этом знали. Битва проиграна, и не то чтобы проигравшая армия совсем не нужна, но произошла серьезная демобилизация. И Кремль перестал приплачивать за то, чтобы его хвалили, и со многих олигархов сняли повинность по содержанию наемной армии. Многим, очень многим журналистам пришлось даже не искать новую работу, а переквалифицироваться в управдомы.
И кто же виноват? Кто привел Столбова к власти? Она, Татьяна.
Впрочем, дело не только в этом. Журналистику последние десять лет не только кормили, но и унижали. В том числе, и кремлевский пул. Томили в отстойниках аэропортов, морозили, сортировали: этому на «прессуху» и фуршет, тому — только на прессуху. Заставляли ощущать себя проказливыми, дебильными детьми, за которыми нужен глаз да глаз: отвернулся, и все сломали.
Обиды копились годами. Обижал не Столбов, но именно он предоставил шанс отыграться.
