Рустам Максимов - Смерть князьям и ханам
— Ничего, Сергей, прорвёмся. Есть у нас одно крупное превосходство — знания, — я упомянул главный козырь. — Как сказал один отрицательный киногерой: если я имею информацию, то я имею.
Стрельцов ничего не ответил, только хмыкнул. Затем спрыгнул на землю, поправил на плече автомат, чтобы иметь возможность сразу же чесануть очередью, и пошагал рядом с БТРом. Я подумал, и присоединился к майору. А чего на броне сидеть? Надо разминать ноги, восстанавливать спортивную форму, привыкая к тому, что личным автотранспортом в этой временной эпохе не обзаведёшься.
Наша колонна двигалась несколько медленнее, чем обыкновенный гужевой транспорт четырнадцатого столетия. Виной тому, кроме весового фактора нашей техники, являлись задержки из-за часто рвавшейся упряжи. К сожалению, с этим нельзя было ничего поделать. Ну, может, только шагать на своих двоих рядом с машинами, облегчая таким образом тяжёлую лошадиную участь. Или, может, попробовать верхом? А ведь мысль! Помнится, в детстве в деревне я частенько катался верхом на лошади, вызывая одобрение и похвалы своего деда — бывшего красного кавалериста. К тому же, у княжеских ратников в наличии неплохой табун заводных лошадок.
Поделившись своей идеей со спецназовцем, я отловил ближайшего дружинника, и попросил его добыть для меня спокойного коня, осёдланного, и без чересседельных сумок. Ратник на минуту задумался, а затем ускакал куда-то назад. Может, спросить разрешение своего начальства, кто его знает, как тут у князя заведено.
Однако я ошибся. Примерно минут двадцать спустя воин возвратился, ведя на поводу серую кобылу, осёдланную, и как вскоре выяснилось, весьма смиренную. Вручив мне в руки повод, дружинник только хмыкнул в ответ на благодарность, и вновь удалился по своим делам. Я остался наедине с лошадью, и, помня уроки детства, первым делом вручил кобыле взятку в виде небольшой горбушки хлеба. Жаль, конечно, что в кармане куртки не нашлось соли, но ничего, первичное взаимопонимание с животиной оказалось достигнуто.
Колонна продолжала мерное движение по лесной дороге, и мимо меня как раз катился наш «триста четвёртый» бронетранспортёр. Восседающие на броне спецназовцы с интересом посматривали на мой эксперимент по верховой езде, молчали, не сбивая меня с толку умными и не очень советами.
Моё тело само вспомнило заученные в детстве уроки деда. Рраз, и я очутился в седле. Потрепав кобылу по шее — молодец, смирная — слегка дал пятками, повернул влево, вправо, и с гордым видом посмотрел на едущих на броне офицеров. Видя мой быстрый триумф, капитан Хабибуллин что-то с досадой буркнул, взъерошив всей пятернёй свою короткую стрижку.
— Товарищ майор, снимаю шляпу, — улыбнулся мне старший лейтенант Мышкин. — Чья идея была, Ваша, или нашего командира?
— Моя собственная, — гордо ответил я. — Сам подумай, Миша, чего на БТРе торчать, если есть вариант облегчить лошадкам труд хотя бы на сотню кило живого веса.
— Ком, вылези, глянь, каким транспортом обзавёлся Артур Иванович, — наклонившись к люку, позвал Ринат. — Кстати, мы с Вонгом тоже можем верхом. А Шварц, тот вообще конным спортом до армии увлекался.
— Здорово. Артур Иванович, у «литовцев» есть ещё свободные лошади? — высунувшись из люка, капитан Вонг сразу же ухватился за мою идею. — Может, есть вариант как-то организовать, а?
— Ничего не обещаю, но постараюсь что-нибудь сделать, — пообещал я, пришпоривая пятками кобылу.
Шагающий рядом с БТРом Стрельцов одобрительно хмыкнул, глядя на то, как я держусь в седле. Лейтенант Скорохватов, восседающий на броне «триста первой» машины молча проводил меня грустным взглядом. Мда, похоже, Роман начинает уходить в себя, втихаря переживая о своей беременной жене, о родных и близких, оставленных в двадцать первом веке. Надо будет поговорить с парнем, растормошить его, что ли. Чёрт, а остальные как? Все наши мужики о своих семьях переживают, все не дают возможности вырваться на волю своим чувствам и мыслям. Прямо незадача какая-то!
Ехавшие в авангарде колонны дружинники сначала с удивлением оглянулись, когда я догнал их, затем заулыбались, одобрительно зашумели множеством голосов. Обогнав эту сотню ратников, я обнаружил впереди неторопливо едущего сотника Владимира. Тот о чём-то беседовал с тем самым конником, который организовал мне четвероногое средство передвижения, и с ещё одним всадником. Увидев меня верхом, Владимир сначала удивлённо вскинул брови, а потом и его губы расплылись в довольной улыбке.
— Благодарю тебя, сотник, и твоего воина, за добрую кобылу, — начал разговор я. — А возможно ли подобрать нам ещё трёх таких же смиренных лошадок?
— Можно, отчего же нельзя, — поразмышляв пару секунд, Владимир улыбнулся в бороду. — Князь Олександр Андреевич повелел вам во всём подсоблять, коли будет какая надобность. Вот, Позвизд оседлает боярам добрых лошадок, сколько надобно.
Упомянутый сотником Позвизд сразу же, не мешкая, развернул коня, и поскакал назад вдоль всей колонны исполнять приказ своего командира. Владимир же продолжил прерванную беседу с командиром передового дозора о какой-то реке, которую нам, как я понял, вскоре предстояло форсировать. Я решил не мешать беседе, повернул лошадь на сто восемьдесят градусов, и вскоре пристроился рядом с головным бронетранспортёром, на броне которого по-прежнему восседал грустящий о супруге Роман Скорохватов.
Пообщаться с лейтенантом так и не удалось. Сначала переговорил со Стрельцовым, информировав того насчёт лошадей. Потом из люка высунулся услышавший нашу беседу капитан Коваль, и сразу же загорелся идеей заполучить себе четвероногое средство передвижения. Владимир, похоже, как и Роман, не находил себе места, пытаясь придумать хоть какое-то полезное занятие. Поэтому, когда какой-то молодой дружинник пригнал нам первую лошадь — каурого жеребца — капитан тотчас «приватизировал» её в свою пользу. Шутейные возражения Юры и Рината Коваль отмёл фразой, что у него имеется мохнатая лапа блата в лице главного конезаводчика — майора Барсова, т. е., меня.
Офицеры делано повозмущались ещё минут десять, а вскоре и сами пересели в сёдла. Позвизд пригнал нам ещё пару более-менее смирных лошадей, быстрее других адаптировавшихся к новым хозяевам. Признаюсь честно, нам повезло, что дружинники подобрали нормальных коней, не особо злых и вреднючих. К примеру, тот же жеребец Остея постоянно норовил показать своё характер, и кого-нибудь укусить, или лягнуть.
Восстанавливая свои полузабытые навыки наездников, мы проморгали появление князя Александра Андреевича. Остей подъехал с конца колонны, и некоторое время молчаливо наблюдал, как офицеры спецназа держатся в сёдлах. Затем удовлетворённо кивнул, и ни слова не говоря, проскакал мимо нас, сопровождаемый пятёркой конных дружинников. Следующий раз князь появился в поле зрения поздним вечером, когда мы уже встали на ночёвку на поросшей орешником поляне.
Несмотря на постоянные мелкие неурядицы и технические проблемы с упряжью, первый день похода, нет, буксировки бронетранспортёров, успешно завершился. Перед наступлением темноты мы быстро разбили бивуак, позаботились о лошадях, запалили костры, и сели ужинать холодным мясом и другими нашими запасами. Обменялись впечатлениями от верховой езды, выслушали подначки товарищей, едущих в железных коробках БТРов. Наш доктор, старший лейтенант Мышкин, наскоро перехватив пару кусков, отправился к раненым — проверять, перевязывать, делать уколы.
В этот момент к нам подошёл Остей, только что прискакавший откуда-то издалека. Князя усадили к костру, угостили всем, что нашлось съестного, в т. ч. экзотическими здесь рыбными консервами и шоколадом. Последний «литовцу» страшно понравился, а вот консервы пришлись явно не по вкусу. Логично — кто ж в здравом уме станет лопать шпроты, если в чистых реках полно вкусной свежей рыбы.
Первым делом Остей сообщил, что был вынужден разделить свою дружину на две неравные части. По причине весьма скромных скоростных качеств запряжённой лошадьми бронетехники. Большая часть кованой рати в семь сотен воев и отряд пешцев вместе с обозом изо всех сил спешила в Москву, чтобы успеть доставить до удара татар обещанные Дмитрию Донскому пушки. Меньшая часть ратников — три сотни всадников — сопровождала с обозными мужиками стальные повозки заморских бояр, т. е. нас.
— Донёс кто-то из монастырских холопов игумену про наши полёты по небу, — усмехнувшись, «литовец» рассказал спецназовцам ещё кое-какие новости. — Сегодня поутру собрались монахи встречать конец света, а тут и гонец мой во двор к ним ворвался с кличем про татар. Перепугались чернецы до ужаса, видать, думали, что ордынцы уже в версте-другой. Игумен страшно разгневался, грозился написать митрополиту, да предать нас анафеме. Мыслю, что грамоту он всё же напишет, а про анафему запамятует. Татары для монастыря хуже саранчи будут.
