Александр Белый - Рождение державы
Изготовление рейки и шестерен, на удивление, особой сложности не составило. С помощью циркуля и линейки вычертил зубья, а подмастерья все вырезали по разметке, как положено. Резали долго, целых три дня, но сделали аккуратно. А вот винт и гайка выпили из меня всю кровь, особенно гайка, на которую испортил три заготовки, но у меня все равно ничего не получалось. Пришлось в кузнице заказать оправку, на которую наварили навитый прут. Потом его разогревали докрасна, а деревянную заготовку, проворачивая, прожигали. Таким образом, модель гайки наконец получилась.
Станины, которые станут моделями для формовки, изготовили из досок и брусьев, а собирать все до кучи начали только на пятый день. Что ж, конструкции обоих станков получились вполне работоспособными. В металле, конечно, шуметь будут порядочно, значит, и жизнь их будет недолговечной. Ничего, надеемся, что лет через пять – семь у меня появятся внуки или даже правнуки этих станков, машины более совершенные.
Изделия разобрали и отдельными деталями разнесли по трем мастерским. Станины для изготовления в железе – в одну, бронзу – в другую, а сталь – в ту, где раньше работал Иван.
У его бывшего хозяина, мастера Луки, дополнительно заказал простейший токарный станок, иначе свой собственный запустить не получится. Кроме того, заказал комплект кузнечного оборудования, оснастку, а также некоторые матрицы по моим чертежам и по тысяче фунтов отливок из двух видов сталей: ружейной и твердой высокоуглеродистой для изготовления инструмента. Мало того, взял каждую из предложенных заготовок и проверил точилом на искру.
Сталь, из которой они делали стволы, очень даже хорошая; при прикосновении бруска к точильному кругу преобладала зонтикообразная искра, что говорило о наличии марганца, здесь также были красно-желтые пучки никеля.
Для изготовления инструмента они использовали высокоуглеродистую сталь. Ее проба на точиле давала сплошные короткие желтые пучки со звездочками на концах. Не из самых лучших инструментальных сталей, но пойдет. Ничего, доберусь до земель обетованных, найдем легирующие элементы, научимся делать быстрорезы, запекать твердые сплавы.
Впрочем, нет. Титан, вольфрам, кобальт – без электричества вещи невероятные. Так как мои знания в этой области зависли на уровне знаний школьника-теоретика, то перспектива освоения твердых сплавов, как и многих других передовых технологий, оказалась далекой, очень далекой. Что же, будем пользоваться тем, что есть.
А вот чисто пружинной стали не нашел. Придется применять ту же высокоуглеродистую, только поиграемся с термообработкой.
– Иван, – повернулся и показал заготовку, – то, что мы с тобой называли цанга, нужно изготовить из такого металла. После закалки нагреешь еще раз до слабой желтизны и отбросишь в сторону, пусть остывает на земле.
– Ясно, сделать, как пружину.
Обратил внимание, как они все на меня смотрят. То, что Иван уже на второй день совместной работы не называл меня иначе чем Михайло Якимович, стало в порядке вещей, но на то, как ко мне стал относиться мастер Лука через полчаса после начала общения, надо было посмотреть. Вначале он взирал на меня снисходительно, но предупредительно, однако после короткого разговора в глазах появились удивление и уважение.
С каждым из мастеров договорились о сроках формовки и отливки заготовок, с тем чтобы Иван смог весь процесс проконтролировать от начала до конца с учетом моих подсказок. Необходимые поковки земляк обещал сделать сам.
В Мадрид мы отправлялись без него, у нового знакомого и здесь было дел выше крыши. Кроме того, новизна наших идей его настолько увлекла, что оторвать от процесса не смогла бы абсолютно никакая сила. Уплатив мастерам аванс в четыреста сорок пиастров, оставил ему еще столько же для окончательного расчета и дополнительно пятьдесят пиастров за доставку заказа к замку де Гарсиа.
С Иваном распрощался тепло, при расставании отдал ему в руки письмо доны Изабеллы на имя дворецкого. Посмотрели друг другу в глаза, и мне стало абсолютно ясно, что даже малая доля настороженности и недоверия, которая существовала между нами в начале знакомства, давно выветрилась, и будущее наших отношений выглядело неплохо.
Мадрид строился и расширялся столетиями, но исторический центр в том виде, в котором мне довелось видеть его на экскурсиях в той жизни, по словам гида, сформировался в восемнадцатом веке. Но место, куда мы сразу же завернули, знал прекрасно: это площадь Пласа Майор с памятником королю Филиппу Третьему. Вокруг нее находилось сто тридцать шесть зданий с четырехстами тридцатью шестью балконами, вот к одному из домов, принадлежащих генералу Фернандо де Бутрагеньо, мы и подошли.
Под аркой у входа на обширное подворье нас встречала целая делегация из десяти благородных. Возглавляла ее симпатичная женщина лет тридцати, немного полноватая, но лицом схожая с Изабель. Это и была ее кузина, хозяйка дома, дона Розариа. Рядом с ней стояли дети, две девочки семи и девяти лет и мальчик со шпагой лет десяти. Сам глава дома, генерал дон Фернандо, отсутствовал, находился в войсках.
Сколько радости было! В прошлое посещение столицы Розариа отсутствовала, поэтому кузины не видели друг друга десять лет, с момента выхода замуж Изабель.
Меня вначале поселили в одну из многочисленных спален, которая выглядела не хуже находившейся в замке де Гарсиа. Но ненадолго. Буквально на следующий день стало ясно, что Изабель, как и любая другая женщина-балаболка, сообщила родной кузине о наших взаимоотношениях. Меня перевели в совсем другие апартаменты, в дальнее (тихое) крыло здания, рядом с ее апартаментами. Кроме того, дона Розариа стала относиться ко мне более предупредительно.
Конечно, не только сами греховные деяния, но и помощь в них – это большой грех, но кузины собирались сходить к исповеднику и покаяться. Падре, даже если наложит епитимию, грехи отпустит, они на это надеялись.
В тот вечер Изабель в сопровождении Луиса была на приеме у герцога Андалусского. Вернулись поздно, когда я уже видел третий сон. Однако, почувствовав движение свежего воздуха от приоткрытой двери, проснулся и засунул руки под подушку, где лежали кинжал и метательный нож. Звук шагов оказался знакомым, а на пол, шурша, свалилась одежда, поэтому расслабился и откинул стеганое шелковое одеяло, приглашая радость мою ближе к телу.
– Микаэль, ты не спишь? – Она нырнула под одеяло, тесно прижалась, обняла и привычно закинула на меня ногу.
– Лежал и ожидал, а тебя все нет и нет. Честно говоря, уже подумал, что осталась у герцога на ночь.
– Что ты такое говоришь?
– Ты слишком зависима от него, он твой господин.
– Да, это правда. И смотрел он на меня, как пчела на мед, если бы не его новая пассия, то кто знает? – Она помолчала. – Но ради тебя я бы пошла на многое, меня бы ничего не остановило.
– Изабель, я тебя тоже люблю, – придвинул плечом ее головку и нежно поцеловал в губы.
– Их светлость тебя завтра примет, сразу же после утренней молитвы. О причине аудиенции он догадался, так и спросил: «Он хочет получить наше дворянство?» В общем, я его очень просила, и именно идальго, а не безземельного кабальеро. Сказала, что ты в средствах не стеснен. Микаэль, ты даже не представляешь, чем я тебе обязана, поэтому не возражай, деньги за тебя внесу любые.
– Это ты мне не возражай. Никогда женщина за меня платить не будет, – на минутку запечатал готовый балаболить ротик, – ладно, давай как-нибудь в другой раз поругаемся. Так что он сказал?
– Сказал, что вначале поговорит с тобой, и если ты тот, за кого себя выдаешь, и еще, если в будущем сможешь быть ему чем-то полезен, то он, вероятней всего, сможет успеть тебе помочь.
– Почему успеть?..
– Потому что если когда-то можно было получить дворянство из рук герцога, то после объединения империи это можно сделать только из рук его католического величества. А сейчас во дворце царит полное безвластие, даже валидо (канцлера) нет, но король вот-вот может победить партию своей матушки и ввести кортесы. Тогда эти вопросы будет решать сложнее.
– Ясно, что ничего не ясно. Что же, завтра подниматься нужно рано, давай будем спать.
– Как это спать? А где благодарность за труды мои?
– Будет. Когда-нибудь, может быть, потом. Наверное.
– Ах, ты ж! – укусила меня за ухо. – А что это такое тверденькое уперлось мне под коленку, а? Дай-ка потрогаю…
Дворец герцога Андалусского находился на этой же площади, прямо напротив памятника Филиппу III, со стороны ристалища, где еще совсем недавно проводились рыцарские турниры. Окно моей спальни оказалось очень хорошим наблюдательным пунктом, отсюда огромная площадь была видна как на ладони. Дождавшись возвращения от собора кареты с гербом герцога и его конного кортежа, подхватил шляпу, спустился вниз и вышел на улицу. Постояв пару минут, направился через площадь к парадному входу с двумя караульными кирасирами.
