Александр Мазин - Римский орел
– Слушай, Череп, а ведь если тебе выкрасить волосы в черный цвет и подправить латынь – ты будешь вылитый Аптус! – заявил Гельвеций, когда вечером того же дня они вчетвером: Плавт, субпрефект, Черепанов и долговязый капитан триремы по прозвищу Гастий – попивали подогретое вино на квадратной крыше рубки, расположенной на корме триремы. Внизу, в метре от локтя Черепанова, маячила макушка рулевого. У триремы почему-то не было нормального руля. Управлялась она длинным веслом, закрепленным у левого борта.
– Ерунда! – заявил Плавт. – Во-первых, моя грудь волосатее, а следовательно, я буду богат! Это раз. Во-вторых, мой живот тоже волосат, что говорит о моем здоровье и долголетии, а у Черепа живот гладкий, как попка африканки. В-третьих, моя спина тоже волосата, что говорит о том…
– …что ты родич африканской обезьяны! – перебил Гастий.
Плавт расхохотался. Он был в отличном настроении, поскольку недавно выиграл у капитана десять динариев в игру, очень похожую на шашки.
А кроме того, выиграл у субпрефекта Гельвеция «желание». И потребовал, чтобы трирема зашла в то готское селение, где их держали в плену.
Гельвеций вынужден был согласиться. Но с условием, чтобы Плавт не затевал драки. Дескать, он, Гельвеций, имеет строгое указание префекта флотилии: с федератами не ссориться.
– Никаких драк я затевать не буду! – обещал Гонорий. – Только возьму свое. – Тут он подмигнул Черепанову, и тот моментально заподозрил, что когда его друг начнет «брать свое», драка возникнет наверняка.
Нет, все-таки Гонорий Плавт не так прост, как хочет казаться.
– Может, я и похож на обезьяну – волосатостью! – изрек кентурион. – Но у тебя, Гельвеций, в точности обезьяньи мозги. Поскольку не видишь главной разницы между мной и моим другом Черепом! – Плавт поднял палец. – Разницы, которую никакой краской не исправишь!
– Ты имеешь в виду кривые ноги? – осведомился субпрефект.
– Нет! Я имею в виду мой маленький… Ха! Что я говорю! Мой большой приап! Который не имеет себе равных! Скажи, Череп, разве я не превосхожу тебя в темпераменте минимум втрое?
Геннадий улыбнулся.
– Зато любой осел втрое превосходит тебя! – заявил Гельвеций. – А приап у него намного больше!
– Не оскорбляй моего бога! – возмутился Плавт. – Не то он превратит тебя в осла, как того парня в истории африканца Апулея, а потом тебя продадут ливанцу, который отрежет тебе яйца и заставит возить гнилую морковку на рынок куда-нибудь в Кесарию. Чтобы повитуха нашего славного императора Александра[43]отравилась ею, если, конечно, старина Орк уже не прибрал ее к себе.
– Хорошо бы он прибрал и нашего императора, – пробурчал Гельвеций, понизив голос. – Слыхал? Он опять одарил золотом поганых германцев, вместо того чтобы отдать его нам, своим солдатам. Клянусь Юпитером, уже давно пора обойтись с ним так, как его мамаша обошлась с развратником Гелиогабалом[44].
– Ну, Александр хоть не подставляет задницу собственным гвардейцам, – проворчал Плавт. – И не тащит в Рим поганых эмесских идолов. Хотя я бы многое отдал, чтобы поглядеть, как плывет по Тибру труп его мамаши[45]. Я мог сдохнуть под ножами варваров из-за его поганой политики. И сдох бы, не встреть Черепа. Череп! – Он повернулся к Геннадию. – Пью за тебя!
– А я – за тебя! – отозвался Черепанов. – Потому что это ты вытащил меня оттуда! И за славного Гельвеция, который вытащил нас обоих!
– Это точно! – крякнул Плавт. – Виват!
– Виват! – провозгласили субпрефект и Гастий, опустошая кубки.
Глава 30,
в которой подполковник Черепанов получает возможность увидеть римскую пехоту в действии
Когда они высадились на берег, пожилого рикса едва не хватил удар.
Появление римской триремы у стен его деревянной крепостцы было подобно ситуации, описанной в одном из читанных Черепановым детективных боевиков (очень недурном, кстати), когда на традиционную бандитскую «стрелку» одна из сторон, как водится, прибыла на навороченных иномарках, а вторая выставила… новейший вертолет огневой поддержки.
Зрелищем высадки римских легионеров на подведомственный риксу бережок стоило полюбоваться. И Черепанов полюбовался с удовольствием. А вот подавляющее большинство местного населения – нет. Потому что на всякий случай драпануло в лес.
К чести рикса, он удирать не стал. Явился в сопровождении личной охраны встречать нежданных гостей. Правда, охрана эта в сравнении с шеренгами римских «морпехов» смотрелась жалко.
И уж совсем жалко стал смотреться сам рикс, когда узнал Плавта с Черепановым.
Нет, благородные римляне не стали наказывать «союзников». Гельвеций отечески пожурил престарелого вождя – вот и все. Ну еще взял с него небольшую контрибуцию в виде продуктов питания. Да намекнул риксу, что надо бы устроить небольшой праздник по случаю их визита, а сбежавшим в леса готским «дамам» не худо бы на этом празднике присутствовать. Поскольку что ж это за праздник – без женщин? Лично для него, Гельвеция, такой праздник – и не праздник вовсе. А уж его старый друг, любимец самого легата Максимина, о котором рикс наверняка слышал (рикс часто-часто закивал), тот и вовсе без дам обходиться не может. Болеет. Причем болезнь его в очень неприятной форме выражается. Крушит все доблестный кентурион Плавт Аптус. И все живое вокруг рубит без удержу. Пока сотни две народу не покрошит, не успокоится. Случившийся рядом Гонорий подтвердил с гнусной ухмылочкой: да, есть у него такая проблемка.
Разговор шел по-готски, с отдельными вкраплениями латыни. Черепанов не мог не восхититься, насколько точно «пограничник» Гельвеций копирует степенные интонации и неторопливую речь варваров. По форме. А по сути совершенно бестактно наезжает на притрухавшего рикса. Но рикс оказался понятлив: спорить не стал и все условия принял. Разместил гостей почетно: в крепостце, чем, как выяснилось, весьма порадовал рядовых легионеров, которым (в ином варианте) пришлось бы заниматься обустройством лагеря. Попутно варварский вождь послал гонцов за своими подданными, и вскоре сбежавшее население потянулось обратно к родным очагам и пажитям, дабы могучий «союзник» не превратил эти самые дома и пажити в пепел и уголья. Как выяснилось, старый лис послал не только за односельчанами, а вдобавок и направил гонца к вышестоящему риксу – за подмогой. Но это обнаружилось позже. А пока, в то время как не слишком радостные федераты готовились к «радостному» пиру, Плавт позаимствовал из риксовой конюшни пару коней, позвал Черепанова, и они отправились на лесную прогулку.
Наездник из Геннадия был довольно посредственный. Даже и после того, как он раздобыл пару ремней и приспособил в качестве стремян. Но, имея кое-какие теоретические познания, небольшую практику и отличную физическую подготовку, подполковник не сомневался, что очень скоро будет сидеть в седле как влитой. А это насущная необходимость, коли уж в римской армии именно кавалерия, а не пехота является основным и привилегированным родом войск. Попутно он поспрошал Плавта насчет новой римской тактики.
Оказалось, не такая уж она новая. И единственно возможная. Особенно на востоке, где без конницы вообще ловить нечего. И всегда так было.
В назидание же кентурион рассказал историю времен Цезаря[46], когда некий консул Марк Красс, чье имя было Черепанову смутно знакомо, получив в управление Сирию, вознамерился превзойти подвиги Александра Македонского и завоевать Индию. А для начала сокрушить парфян. И даже частично преуспел в этом – переправился через Евфрат и захватил с дюжину месопотамских городов и крепостей, не встретив особого сопротивления. Поскольку для парфян данный наезд оказался сюрпризом и к войне с Римом они были не готовы. Тут бы честолюбивому Крассу и развить успех, но… Но тут пришло время сбора налогов в подведомственной ему богатой провинции Сирия. Должность же наместника в Римской республике была своеобразным призом для выдающихся политических деятелей. Традиционным способом поправить финансовое положение, обдирая подданных как липку. А уж это ответственное дело жадный наместник не пожелал доверить никому. Потому, оставив в захваченных городах небольшие гарнизоны, консул вернулся в Сирию. А поскольку грабить и так подвластную ему богатую провинцию было куда менее хлопотно и куда более доходно, чем воевать, то доблестный консул и занялся этим делом вплотную, от жадности забыв о грядущей славе. Всю зиму доблестный консул потрошил сирийцев, набивая карманы, а вот парфяне времени даром не теряли и очень серьезно готовились к будущей войне.
Ранней весной к Крассу прибыл посол парфянского царя. С деловым предложением. Римлянам предлагалось убираться с его территории. При этом посол намекнул, что столь мягкое отношение его царя к ситуации связано исключительно с почтенным возрастом римского военачальника. Дескать, если инициатива нападения исходит от Рима, то он, парфянский царь, будет драться беспощадно и свирепо. Но если нападение на Парфию – самостоятельная идея впавшего в старческий маразм Красса, то, так и быть, царь его прощает и даже готов отпустить тех римлян, которых парфяне захватили, отбирая назад крепости, захваченные Крассом во время летней кампании.
