Андрей Архипов - Ветлужская Правда
Микулка неловко шагнул вперед и ухватился за край кожаной накидки Ексея, подпоясанной обычным поясным полотенцем и служащей ему примитивным доспехом.
– Ничего, если подержусь за край твоего шовыра?[34] – Микулка пододвинулся ближе и наклонился к своей опухающей конечности. – Не порвется?
– Ну и безголовый ты. Какой же это кафтан, если он без рукавов… – равнодушно возразил Ексей, однако поддержал хромающего малолетку, с усердием растирающего подвернутую ногу, и даже поинтересовался его мнением: – Как думаешь, может, нам следом за изгнанниками податься? Всем вместе от родичей не так крепко достанется, а заработка нас все равно лишили…
– И в мыслях не держи! Подумаешь, поцапался с ребятами! Знаешь, как они друг другу юшку пускали, пока новгородцы не пришли и не устроили тут резню?
– Ведомо мне это… Однако с нами по-другому выходит! Да и не по нраву нам все, что на пристани произошло! Зачем нас ратному делу учат? Чтобы мы сбегались под крыло твоего бати при первых признаках опасности? А еще… еще мне Мстиша не люб!
– Он не девка, чтобы его любить… Да ты не горячись, Ексей! Ведомо мне, как исправить размолвку между вами… Главное ведь, чтобы вы друг друга выслушали! Так ты завтра со своими хлопцами приходи на посиделки вокруг костра, а?
– И что? С какой стати нас там примут?
– И не сомневайся! Вечор мой батя сказки рассказывать там обещал про заморские страны и племена краснокожих. И он про вас уже спрашивал давеча! Где, мол, те черемисские хлопцы, которые никого и ничего не боятся?
– Заливаешь!
– Ну чуть-чуть… Но ведь истину глаголю, спрашивал он! Хочешь, побожусь? Я крещеный!
Микулка размашисто осенил себя крестным знамением, не подозревая, что для Ексея этот знак ничего не значил, и стал торопливо уговаривать собеседника:
– А после сказок и про ваши неурядицы речь может зайти!.. Не кручинься ты так, намекну я ему загодя! Да и Мстиша никогда ни на кого зла не держит, он это за пустое считает! – Хитрая ухмылка Микулки неожиданно прорвалась через гримасы боли наружу, и он добавил: – Вот только для доверительного разговора с нашим командиром вам нужно кое-что раздобыть… Какой мед, окстись! Нужно кое-что покрепче! Слышал уже, чем наш лечец мертвых из могилы поднимает, а живых веселит и с ног валит? Понял, о чем я? Мы этим зельем мне ногу вылечим, а ты с Мстишей им же мировую разопьешь! Как рукой вашу размолвку снимет, верно говорю! Колдовская сила у него!
– И это мне не по нраву… Дела меж мужами и отроками должны решаться ими самими, а не заемной силой!
– И опять верно говоришь! Но попробуй достать это зелье, когда его берегут как зеницу ока! Вот он первый шаг в тех делах, о которых Мстиша толковал! А уж как это обставить… Я уже все придумал, комар носу не подточит! Сам бы помог тебе, да видишь, что со мной… Однако сначала поручение нашего лекаря, так?
Бикташ в сердцах хотел сплюнуть на траву, но удержался: оставлять следов не хотелось, какими бы они ни были. А расстраиваться было из-за чего… В основном из-за накатывающих на него мыслей по поводу пошедших наперекосяк событий. Что те, что другие были безрадостными.
«Кто мог подумать, что в какой-то глухой деревушке мы сможем встретить достойный отпор? Ну да не в этом дело, такая своенравность легко гасится двумя лишними сотнями, а расходы на поход с той же непринужденностью возмещаются имуществом строптивых хозяев, благо тут есть чем поживиться. А вот то, что я сам выглядел не лучшим образом…
Что вообще потеряли те буртасы в этом забытом всеми богами месте? Неужто слушок о привозном новгородском железе уже прошел? Или это все-таки местные богатую рудную жилу нашли? Тогда прав был тот мальчишка, медом тут будет намазано еще долгое время… Как бы балынцы из своего Суздаля на запашок не заявились! – Сотник огорченно покачал головой и тут же восхитился: – Но как ветлужцы выкрутились! Надо же, посмели обвинить нас в отравлении этого лиходея, будто мы по-другому с ним разобраться не могли! Таких, как он, всегда подвешивают между двумя крепкими березками, чтобы они потом своими кишками собирали на званый пир все окрестное воронье! Однако поздно об этом говорить: что волосья на голове пересчитывать, если ее саму потерял… Теперь не отмоешься, тем более многие видели, как Масгут его поил! Я лично наблюдал, как эта облезлая буртасская собака вытряхивала последние капли из бурдюка! Если столько пить, то и вином можно отравиться, однако сомнения в нашей честности уже посеяны…»
Мысли сотника неслись вскачь, как скаковые лошади, испугавшиеся неведомой опасности. То есть резво и в разные стороны, однако в результате все они все равно возвращались к тому, что произошло на пристани. Бикташ уже давно себе признался, что именно прозвучавшее обвинение сыграло важную роль в том, что он так и не распорядился заткнуть каленым железом говорливого ветлужского полусотника. Вдруг это правда? Вдруг Масгут действительно совершил этот бесчестный поступок и с помощью яда отправил на тот свет излишне болтливого разбойника и татя? Тогда тень подозрения падет и на самого сотника, за стол с ним будут садиться с опаской…
Как бы там ни было, Бикташа в тот момент будто мешком по голове стукнули! А если учесть, что до этого он был погребен под толстым слоем песка, то этого оказалось достаточно, чтобы чуть-чуть промедлить и в итоге оказаться перед нерадостным выбором: начать резню на пристани и потерять большинство своих ратников или… Или отступить, потеряв лицо в глазах окружающих, но зато сохранить воинов своего рода, без которых он сам ничего не значит.
«Эх, былого величия уграм не вернуть, да и как это сделать? Сила уже не за нами…»
Вновь в голове блеклыми картинками замелькали образы сползающего обрыва, растерянных ратников, забирающихся в лодью под прицелом ветлужских стрелков, и ярящегося Масгута. Истины ради стоило признать, что эти эмоции были в большей степени направлены на хозяев веси, однако люди сотника за него испугались и готовы были пойти наперекор булгарскому вельможе. У того был личный десяток охраны, воины которого хотя номинально и подчинялись Бикташу, но без колебаний срубили бы ему голову, доведись доверенному лицу наместника выразить в его сторону свое неудовольствие. Так что перед светлыми очами Масгута командир угров предстал не один, готовясь к самому худшему, однако… Однако тот просто рассмеялся, слегка пожурил его за промедление и сказал, что все было сделано правильно. Кровь не должна была пролиться. Еще не время…
Играл он с ним или действительно просчитал всю ситуацию? Сотник был уверен только в одном: пока оставалась возможность взять ветлужцев хитростью или нахрапом, Масгут не будет применять силу. Особенно после того, как ему донесли о проволоке, которую местные хозяева продавали на торгу почти по весу, будто обычные крицы железа. Именно тогда Бикташ получил приказ прижать торговцев на пристани: нужно было узнать в точности, откуда растут корни у этого товара. Слишком много было намеков на ушлых новгородцев, или, как их называли булгарцы, галиджийцев. Хитрые северяне вполне могли начать распространять свое влияние на эти земли. А вот этого допустить было никак нельзя, да и материал для первосортных кольчуг был бы не лишним, не говоря уже о других занятных вещицах…
Ветлужцы им этого не позволили. Однако Бикташ был уверен, что их покорность лишь вопрос времени и в противовес своей гордыне строптивцам на противоположную чашу весов придется положить очень весомую лепту. Скорее всего, такой ценой будет свобода или даже жизни, ибо заносчивое поведение на этом свете ни к чему хорошему не приводит.
Кроме того, надо было учитывать, что команду подвести этих воев под булгарскую руку отдал сам наместник, как только узнал о железной посуде, грудами наваленной на ветлужских лодьях. Против его воли не попрешь, а сам он не отступится, поскольку слишком много сладких тайн скрывается за хлипкими воротами захудалой веси. И эти тайны могут принести неисчислимые богатства. Пусть основное достанется наместнику, однако при успешном раскладе сотне Бикташа тоже должно что-то перепасть! Главное, удержать удачу за хвост и не дать ей обернуться и цапнуть острыми зубками наглеца, посмевшего ее задержать…
Поэтому когда Масгут сказал сотнику, что остался еще один, совсем крохотный шанс решить дело миром к их общей выгоде, тот не раздумывал, чтобы ухватиться за него. Точнее, за тот самый хвост, который должен принести достаток его роду, а ему самому почет и уважение до самых седин. Причем ни на миг не сомневаясь, что должен это сделать лично, не доверяя никому распоряжаться своей судьбой. Да и перед хитрым булгарцем надо было как-то оправдаться. Как бы Масгут ни уверял сотника, что совсем не сердится на игнорирование его приказов, Бикташ не сомневался, что эта мерзкая лисица выставит его перед наместником виновником всех их неурядиц. Даже в случае успеха могло оказаться, что вместо призрачной удачи перед ним маячил приманкой хвост этой тявкающей стервы… Как бы их отличить друг от друга?
