Дорога миров (СИ) - Поляков Влад

Каким именно? Помнила, что наша с Белль поездка в Новый Свет была не просто так, да и письмо, оставленное на всякий маловероятный случай, не только прочитала, но и сумела не поддаться эмоциям. Как ни круги, Родриго Борджиа ей, по большому счёту, не столь близкий человек. А вот успокоить Лукрецию… видимо, даже её сил на это не хватило. Что поделать, «сестрёнка» очень любит своего отца, это очевидно всем и каждому, кто с ней общался сколь-либо долгое время. Проклятье, она, несмотря на истинную кровь Борджиа в своих жилах, подразумевающую коварство и жестокость к врагам, к семье относится нежно и трепетно. За теми редкими исключениями, когда люди упорно доказывают, что общего у неё с ними только кровь. Ага, это я про ныне окочурившегося Хуана, да будет земля ему стекловатой. И пофиг, что такого явления в этом мире-времени нет. Пусть земля всё равно будет именно ею либо иглами бешеных дикобразов, вымоченных в кислоте.

Успокаивающие слова всем вместе, каждому по отдельности. Сперва обычные, приличествующие ситуации, ну а потом пришла пора слов особенных. Тех, которые не стоило слышать даже перепроверенной охране, что по одному приказу-жесту испарилась из помещения. И подслушивать не станут, поскольку… Ну не по чести это и всё тут. И даже если предположить немыслимое — всё равно толком не поймут. А поймут, так не поверят. А поверят — это будет лишь ещё один камень на чашу весов, где оцениваются сотворённые родом Борджиа откровенные «чудеса» по здешним то меркам.

— Успокойтесь, родные вы мои. Ещё раз всем и каждому повторяю, — тяжко вздохнул я. — Берите пример пусть не с меня и Белль, но хотя бы с Бьянки. Лукреция, сестрёнка, ты ведь знаешь ровно столько же, сколько и она. Письмо наверняка прочитала, понять смогла. А сейчас, будь самую малость спокойнее, по одним нашим с Белль лицам увидела бы — мы вернулись не просто с победой, но и с полным успехом. О чём, кстати, и в отправленных с клиперами письмах речь шла. Теперь осознаёшь?

— Я… Да, наверное, — Лукреция словно сбросила с себя откровенно мешающую ей пелену тревоги и беспокойства за близкого человека. Не отбросила, а сбросила, осознав, наконец, что я сейчас не просто так говорю, а по делу. Более того, она могла это понять ещё и по строкам писем, и по словам своей подруги-любовницы. Просто у всех у нас есть свои слабые места, по которым могут очень болезненно ударить хоть люди, хоть сама жизнь. — Тайны души, доказательства её перемещения из тела в другие места. То, о чём говорят, во что верят, но что никак не получалось «пощупать руками». Ты… вы оба смогли⁈

Обнимаю бросившуюся ко мне «сестрёнку», чувствуя, как та, оказавшись в крепких объятиях, понемногу расслабляется. Мне же только и остаётся, пока Белль временно перетягивает на себя внимание остальных. Шептать ей на ушко, что всё будет если и не совсем уж хорошо, то с высокими шансами на успех. Что даже если старое, изношённое тело «отца» не выдержит, есть сильно отличающаяся от ноля вероятность обставить дело особенным образом, чтобы не надеяться на высшие силы, а взять собственную судьбу в свои же руки. Только вот чем дольше «отец» протянет, тем больше окажется и вероятность успеха.

Обнадёживающие и в то же время жёсткие слова. никаких пустых обещаний, никаких «он непременно поправится», «мы обязательно вырвем его из лап смерти» и прочих благоглупостей. Только трезвый расчёт, грамотная оценка ситуации, которая должна была дойти до девушки, являющейся истинной Борджиа как по крови, так и по духу. И они, слова эти, дошли. Лукреция мягко отстранилась, пристально на меня посмотрела и спросила:

— Чем я, то есть мы все можем помочь?

— Для начала — никому и в голову не должно прийти, что с отцом что-то не так.

— Это уже сделано, — отвечает на не заданный ещё вопрос Бьянка. — Для всех понтифик отдыхает и готовится к тому, чтобы по итогам встречи возлюбленных детей своих подготовить новую буллу о произошедшем в Новом Свете. Или не буллу, но всё равно важный документ, требующий долгой и усердной работы над ним. На простых людей это хорошо действует. Аристократия тоже с пониманием относится к желанию нашего рода выдавить ещё немного масла из, казалось бы, уже выжатых оливок.

Киваю, заодно искренне улыбаясь, показывая подруге, что она просто умничка. Сохранять хладнокровие и правильно оценивать ситуацию — именно то, в чём у неё раньше бывали некоторые накладки — это снова свидетельствовало о растущем дальше и дальше потенциале Бьянки де Медельяччи, герцогини Форли.

— Замечательно. А вот дальше мои слова могут показаться несколько необычными, — делаю небольшую паузу, после чего продолжаю. — Сейчас я к отцу, поговорить с ним, успокоить по возможности теми новостями, что мы привезли из Нового Света. И во время этого разговора пусть к нам доставят ту карту мира из моего кабинета. Из тайника. Бьянка?

— Сделаю. Я знаю.

— Лукреция…

— Чезаре?

— Возьмёшь с собой Изабеллу и пройдётесь по тому собранию церковных и не только диковинок и реликвий, что как в этом замке, так и в Ватикане. Это действительно важно. Объяснения… Как только вернётесь, а я закончу разговор с отцом.

— Ты знаешь, что делаешь, брат, — а голос уже твёрдый. Решительный, как и полагается венценосной особе.

— Хуана, дорогая моя, — обнимаю и целую прекрасную испанку. — Всё будет в порядке, так или иначе. Мама, — просто объятие. — Джоффре. Просто постарайтесьнемного отстраниться, веря в лучшее и не впадая в черную тоску. Вы ведь понимаете, что я из кожи вон вылезу, но сделаю всё возможное и даже немного невозможного.

Разные голоса, отличающиеся друг от друга слова, но все трое понимали — так и есть, никакого лукавства и тем более откровенной лжи от меня сейчас не исходит. Среди своих это в принципе недопустимо, а собравшиеся тут были именно своими, без каких-либо исключений.

Ах да, чуть было не забыл!

— Римляне, да и прочие, люди простые. Они видели, что мы вернулись с триумфом, порадовались, глядя на то, как мы вступили в ворота Вечного Города и прошлись по улицам. Но одного вида мало, нужны и празднества. С щедрыми угощениями, развлечениями, дарами всем и каждому. Пусть разноцветье праздника выбьет из их голов самые малые сомнения в том, что у нас, Борджиа, всё обстоит не так хорошо, как могло бы. Хуана, матушка. Понимаю, что прошу многого, но попробуйте помочь тем, кто будет организовывать праздник для горожан. Ну а ты, Джоффре… Бдительность лишней не бывает, так что ещё раз обойди нашу главную цитадель, проверь, как и чем дышат находящиеся в ней. Просто смотри, слушай, но делать что-либо сейчас не надо.

Всех озадачил. Равно как и получил подтверждение, что озадаченные займутся поручениями, а не будут постоянно находиться близ больного отца, супруга и кем там Родриго Борджиа приходится остальным, даже голову ломать неохота. Да, рядом с больным всегда должен быть кто-либо из близких, но «кто-либо» и «все сразу» — это, знаете ли, большое и важное отличие. Более того, столпившиеся, не отлипающие от постели родственники вполне могут навести больного на мысль, что дела совсем плохи. Особенно такого знатного параноика и циника как Родриго Борджиа. Лучше уж если с ним рядом будет один из близких, причём смена пусть происходит в рваном ритме и хаотическом порядке, ну а остальные — только если сам захочет.

Однако сейчас мне по любому нужно его увидеть. Именно сейчас, ведь остальные члены рода/клана озадачены теми либо иными поручениями, ни одно из которых не является бессмысленным. Просто значимость каждого разная, только и всего. Но пока…

Ловлю себя на мысли о том, что непроизвольно откладываю момент, когда придётся зайти туда, в комнату, где, в данный момент находясь в обществе пары действительно хороших, избавленных от недавно господствующих околорелигиозных бредней докторов, лежит один из влиятельнейших людей мира, к тому же мне отнюдь не чужой человек.

Почему так? Эх, все мы родом если и не из детства, то из своего прошлого. Я тут ни разу не исключение. Смерть от инсульта — вот то, что случилось с моим отцом. Не мгновенная, а отсроченная на несколько недель, проведённых тем в реанимации одной из лучших больниц. Не того города, где он в то время находился, в одной из лучших германских клиник, куда его доставили в специальном реанимационном боксе, но… Костлявая с косой всё равно его забрала. Да и в сознание он так и не пришёл. Больно было, жуть. Мне больно было видеть сильного, недавно ещё полного сил, несмотря на переваливший за восьмой десяток лет возраст, человека, который просто лежал и смотрел в потолок. Ничего толком не понимая, не осознавая. И чувствовать, что никакие деньги и связи не в состоянии изменить эту жуткую ситуацию, что некого даже пристрелить из числа виновников. Не было их, виновных, да и лечили его всеми мыслимыми средствами. Просто не повезло, просто организм решил таким образом «подшутить» над своим хозяином.