Пионер – ты в ответе за всё! - Широков Алексей

С виду генерал-полковнику было лет пятьдесят, но я точно знал, что ему под восемьдесят. Вот что значит высокий ранг. До ста пятидесяти доживет с гарантией, а может и больше. По факту предела жизни энергетов никто не знал, но еще живы были не только ровесники Тунгусского метеорита, но и гораздо более старшие товарищи, из тех, кто первым инициировался. Или те, за кем ухаживали специалисты, специализирующиеся на лечебных техниках. Это я ни на кого не намекаю, если что, но сто тридцать лет как с куста. И по телевизору иногда показывают, я записи видел в сети. Бодрый такой дедушка. Но вернемся к нашим баранам.

Выглядел Дмитрий Иванович Калинин весьма ухоженно. Эдакий классический генерал, слуга царю, ну или в нашем случае генсеку, отец солдатам. Благообразная седина, суровое лицо, подтянутое тело, ничуть не утратившее боевого духа. На кителе связка орденских планок, в том числе и звезда Героя. Про четыре ордена Ленина промолчу, тоже показатель, но, если мне не изменяет память, его давали и за достижения в труде или на службе, и даже за выслугу лет. А вот звезда – это солидно. У папани вроде бы тоже есть, если верить тому, что на надгробии написано. Но и это не смягчило моего отношения по отношению к «любимому» дедушке. Скорее наоборот. Стало понятно, почему с мамой так поступили. Не вписывалась бедная девушка в орденоносную семью, с тремя поколениями героев. Рожей не вышла. И от этого злость только сильнее вскипела внутри.

– Здравствуй, Семен, – генерал вышел из-за стола и остановился напротив, протянув руку. – Так вот ты какой! Вылитый Пашка.

– И вам не хворать, – я демонстративно проигнорировал протянутую руку. – Все, посмотрели? Можно идти?

– Зачем ты так, – дернув щекой, Дмитрий Иванович убрал ладонь. – Я не ругаться тебя позвал. Присаживайся, давай поговорим. Про жизнь свою расскажешь. Как в школе дела. Слышал, ты песни пишешь? Хорошие, мне понравились. Отец был бы рад.

– Хорошее слово – был, – я все же не стал нагнетать и сел на предложенное место, на кресло в стороне от начальственного стола, возле еще одного такого же и небольшого чайного столика. – К чему все это? Весь этот цирк? Шестнадцать лет вы ничего знать не хотели, а тут вдруг родственные чувства прорезались?

– Я просто не знал о твоем существовании. Моя жена, Маша, твоя бабушка, она была… сложным человеком. Слишком зацикленным на материальном. Вот и получилось, что получилось, – Калинин сел в другое кресло, изображая доброго дедушку. – Ты чай будешь или кофе? А может, лимонад?

– Да чего уж там, давайте сразу коньяк! – я разухабисто махнул рукой, но тут же отбросил наигранную веселость. – Давайте к делу. Зачем звали? Не чаи же распивать. Вот и давайте решим вопрос, разбежимся и забудем друг о друге, как это было раньше.

– Значит, так ты хочешь, – покатал желваками на скулах генерал, но все же сдержал себя в руках. – И все же с твоего позволения. Людочка! Сделай нам два чая. И конфет подай. Печенек каких.

– Сейчас сделаю, Дмитрий Иванович, – я и не заметил, что на столе лежал маленький интерком, отозвавшийся голосом женщины, что я мельком заметил в приемной.

– Семен, я с тобой поговорить хотел вот о чем, – решил все же перейти к сути Калинин, как только миловидная женщина лет тридцати с погонами капитана на плечах принесла поднос и расставила чашки на столике. – Ты почему отказался в СКА переходить? Я тебе такого инструктора нашел. Лучшего у нас в области.

И с развитием бы помогли, и с техниками. Талант у тебя есть, да еще какой. Разрядник в шестнадцать, кому скажи, не поверят! А эта Выгорская только и способна на тебе эксперименты ставить! Ты знаешь, что она докторскую пишет, по освоению сатори на основании твоего опыта? Я тут заглянул одним глазом, у меня волосы дыбом встали! Это же как можно над живым человеком, ребенком, по сути, так издеваться?!!

– То есть вышвырнуть на мороз можно, а помочь стать сильнее – нет? – я не смог удержаться и не ткнуть в больное место. – Я уже далеко не ребенок. Меня и резали, и стреляли, я сам убивал. Да, в целях самообороны, случайно и того, кого человеком-то уже назвать было нельзя, но тем не менее. Да и на днях буквально по краю прошел. Так что то, что меня там шокером пару раз ударили – это такая мелочь, что и упоминания не стоит. Наоборот, я благодарен Анастасии Николаевне за то, что помогла в такие короткие сроки освоить столь полезный инструмент. И уходить никуда не собираюсь, пусть там будут трижды лучшие инструкторы и четырежды больше ресурсов. Как минимум из чувства благодарности. Ну и, если Выгорская напишет докторскую по моему случаю – это же просто замечательно. Причем для всех. А вы что, хотите оставить страну без столь необходимого ей знания?

– Нет, конечно, – тут же открестился генерал. – Пишет и пусть пишет. Но, Семен, у нас в семье все служили в армии. Целая военно-трудовая династия уже получилась. Твой прапрадед Евграф Капитонович Калинин еще в Крымскую войну врагов бил. Двадцать пять лет отслужил от и до, полный Георгиевский кавалер, между прочим. Прадед, Иван Евграфович уже в Первую мировую немца бил. Был одним из первых энергетов, в революцию вместе с товарищами Зимний брал. Лично знаком был и с товарищем Лениным, и с товарищем Сталиным. Погиб в Великую Отечественную, но сначала брат традицию подхватил, служить пошел, а потом уже я. В войну я еще малой был, к победе только четырнадцать исполнилось, но и после повоевать пришлось. Отец твой опять же, Паша. Тоже по нашей линии пошел, пилотом стал. Он с детства о небе мечтал, вот и…

– Это все безумно интересно, – таких подробностей я не знал, и они действительно впечатляли, но этого было мало, чтобы я сдался. – Но у меня вопрос. А какое отношение я имею к вашей семье?

– Семен, ну зачем ты так? – поморщился Дмитрий Иванович. – То, что с тобой случилось, это трагедия, и доля моей вины здесь есть, нельзя жить прошлым. Мы допустили ошибку. Маша… я не буду все валить на нее. Я должен был больше интересоваться жизнью сына, его интересами, но с моей службой не так часто удается побыть дома. Вот и получилось, что там командовала она. Моей вины это не снимает, конечно, но жизнь штука сложная. Иногда надо просто отпустить прошлое и жить дальше.

– Действительно, как все просто, – я с трудом сдержался, чтобы не двинуть ему в морду, ограничившись сарказмом. – Взять и отпустить. Понять и простить. Подумаешь, я сор… шестнадцать лет жил, не зная, кто мой отец. Подумаешь, мать тащила меня одна, пропадая на работе, лишь бы меня хоть как-то одеть, обуть да накормить. Ведь это у вас такая замечательная семья, все заслуженные и прочее, а у нее никого. Просто никого, кроме меня! Это же мелочи. Кто старое помянет, тому глаз вон, правда?

– Мы виноваты, – вздохнул Калинин. – Я виноват. И я готов искупить всю ту боль, что мы вам причинили.

– Боль? – я зло рассмеялся. – Там не боль была. Боль, это когда упал и коленку ободрал – вот это боль. Или на тренировках с Анастасией. Боль, она стимулирует становиться лучше. В следующий раз под ноги смотреть внимательнее или контролировать себя, не давая разуму нырнуть в глубины самопознания. Боль – это прекрасный механизм и учитель, придуманный природой, не зря же Выгорская его выбрала. Она очень умная баба и великолепный врач, и я благодарен Богу, или кто там наверху, что свел меня с ней. А то, что творили с моей мамой, это не боль. Это унижение, лишение человеческого достоинства, моральная ломка в конце концов, но не боль.

– Ты тоже не перебарщивай, – набычился генерал-полковник. – Никто ее не унижал и человеческого достоинства не лишал. Да, ей пришлось нелегко, но голодать вы не голодали. Чай, не в царское время живем.

– Не в царское? – я презрительно скривился. – Да вы посмотрите на себя, чем вы лучше дворян?! Те же самые повадки, то же самое презрение к обычным людям. Аристократия рабочих и крестьян, блин!!! Спецобслуживание, ездите на дорогих машинах, которые обычный человек себе позволить не может даже за большие деньги. Просто потому что это ваша привилегия. И у каждой структуры свои базы, которые везут дефицитные заграничные шмотки, свои рестораны, свои продбазы, все свое. Отдельно партийские, отдельно военные, отдельно КГБ. Но все мимо обычных людей. Не спорю, тем есть что поесть и что надеть, и в основном ваше спецобеспечение занимается дефицитными заграничными товарами, но по факту сути это не меняет. Вы, те, кто должен вести народ к коммунизму, превратились в тех, с кем боролись наши предки в семнадцатом.