Последний бой (СИ) - Лифановский Дмитрий

— Надо приказать, чтобы могилу в порядок привели, пирамиду поставили, — снова заговорил Петр, — Была ведь, сломали гады! — он опять замолчал, погрузившись в воспоминания. — Немцы тогда подошли к самому Дорогобужу, — вдруг продолжил он свой рассказ, Лида даже вздрогнула от неожиданности, — Мы готовились перелетать на восток, уже пришел приказ. От полка к тому времени почти ничего не осталось, одна неполная сводная эскадрилья. И тут новый приказ, нанести удар по аэродрому в Рудне. Мы все знали, что не вернемся. Ты знаешь, — он спокойно посмотрел на Лиду, — мне совсем не было страшно. Обидно было. Хотелось тебя увидеть, поцеловать, сказать, что люблю. Я даже письмо написал. Прощальное, — он улыбнулся, — Не отправил.

— Почему? — она посмотрела на него глубокими-глубокими, почти бездонными глазами.

Петр пожал плечами:

— Не знаю. Глупо. Да и зачем? Только хуже сделал бы.

— Дурак! — она поняла, о чем он тогда подумал.

— Ага, — Петр согласно кивнул головой. Сейчас он снова напомнил Лиде того самого немножко наивного, простоватого Петьку Никифорова с параллельного класса, таскающего ей портфель, и хвастающегося, что обязательно станет летчиком и как Чкалов долетит до Северного полюса. Почему именно до Северного полюса так важно было долететь юному Пете, не мог сказать, наверное, и он сам. Только, когда он пришел за характеристикой для авиационного училища, в райкоме комсомола сказали, что стране нужны штурманы, а у Никифорова в аттестате по математике стояла пятерка. Как он тогда переживал, стыдился. Наобещал, что станет летчиком, а попал в штурманы. Вроде и летчик, но все же не то. Лида тогда еще пошутила над ним, мол, не понятно, кто он теперь, то ли моряк, то ли летчик. А Петька обиделся. Не разговаривал с ней. Долго. Целый вечер. — Ты знаешь, — Никифоров грустно посмотрел на Лиду, — Получается, я только сейчас из того полета вернулся. Один… Мы еще когда только сюда садились, меня накрыло… Даже голос Джакибаева послышался. Он все время напевал что-то в полете, на своем, на-казахском, грустно так, протяжно. Ларин ругал его за это постоянно. А он все равно напевал. Саша Борю так и не нашел. Так-то он Балтабек, но мы все его Борей звали. Он и сам так представлялся. Смеялся, мол, все равно не запомните. А что тут запоминать-то? Балтабек и Балтабек, — Никифоров взял фляжку, посмотрел на накрытый хлебом стакан, качнув головой, открутил колпачок, налил туда водки и осторожно, чтоб не расплескать передал Лиде, — Давай, помянем ребят. Ларина. Торопова. Борьку. Капитана этого. Всех. И наших тоже. Девчонок. Парней. Смоленск только, сколько еще погибнет, пока до Берлина дойдем! — он, словно воду, не поморщившись, отхлебнул из фляжки большой глоток, Лида аккуратно опрокинула в рот колпачок. Петр уже протягивал ей кусочек хлеба.

— Не надо, — она махнула рукой. Он, пожав плечами, положил его обратно в фуражку. Где-то вдалеке перекрикивались техники, от штаба раздавались звуки музыки из репродуктора: «С берез неслышен, невесом, слетает желтый лист…», — а они сидели и молчали, глядя на обгоревший фюзеляж. — Как там Ида? — наконец нарушила тишину Лида, просто чтобы не молчать, слишком тяжело это становилось, слишком много ненужных мыслей лезло в голову. Она прекрасно знала, что эскадрилья Весельской пока действует без потерь, впрочем, как и весь их полк, что при таких интенсивных боях было даже удивительно. Сбитые, конечно, были, но летчики оставались живыми, кто сумел посадить покалеченную машину, кто успевал выпрыгнуть. У штурмовиков и истребителей ситуация гораздо хуже. Там, как она слышала, выбыло около тридцати процентов личного состава.

— Нормально все у подружек твоих, — пожал плечами Никифоров, — Воюют, — с сожалением посмотрев на фляжку, он решительно убрал ее в вытащенный из-под куртки планшет, оставшийся хлеб с колбасой завернул в газету и положил туда же.

— Ты почему сразу-то на газету продукты не сложил, горе ты мое луковое? — покачала головой Лида.

— Не знаю, — улыбнулся Петр, — Не догадался. Он резким движением встал и, выгнув затекшую спину, протянул Лиде руку, помогая встать, — Пойдем. Потеряли пади меня.

— Ой, и правда, я же тебя искала, — смешно всплеснула руками Лидочка, и посмотрела на Никифорова, глупо захлопав длинными ресницами. И так забавно это у нее вышло, что они оба расхохотались. Не было в этом смехе у могилы погибших летчиков ничего кощунственного. Потому что погибли они как раз за то, чтобы живые могли смеяться и смотреть друг на друга влюбленными глазами.

— А что искала-то? Случилось что? — все еще улыбаясь спросил Никифоров.

— Нее, — мотнула головой Лида, — Сам же просил разбудить. Я пришла, а тебя нет. Вот и пошла искать.

— Ну, тогда у нас еще есть минута, — и Петька, воровато оглядевшись, притянул к себе девушку и впился поцелуем в ее губы.

— Дурак! — выдохнула она, раскрасневшись.

— Ага! — опять согласился он, и, обняв ее за плечи, потянул в сторону штаба, — Пойдем, а то точно потеряют.

— Пойдем, — кивнула Лида, и уже на ходу вдруг заметила, — Петьк!

— Что? — отозвался Никифоров.

— А ведь летчиком ты все-таки стал. Как обещал, помнишь?

— Помню, — он серьезно посмотрел ей в глаза. — Только вот ты учителем так и не стала.

— Ерунда, — она легкомысленно тряхнула челкой, — После войны восстановлюсь в институте и стану, — и они не сговариваясь, обернулись назад, на поросший жухлой травой провалившийся холмик.

Стаин сам себе напоминал паука, сидящего в центре паутины и дергающего за ниточки. 42-ая стрелковая дивизия напоролась на хорошо укрепленную оборону — поднимайте полк Бершанской. Разведка 10-ой гвардейской армии обнаружила скопление живой силы и техники противника — пусть поработают бомбардировщики Расковой. В воздухе увеличилось количество истребителей противника. Судя по опознавательным знакам, в зону ответственности корпуса переброшена новая часть — организовать разведку, найти, откуда летают, и уничтожить аэродром. Голос Александра осип от криков, горло саднило.

— Вася, — хрипел в трубку Стаин, — Ты мне голову не морочь, ты мне четко доложи, кто и откуда! Вас жгут, как птенцов неоперенных, а ты ни хрена не знаешь! — пока слушал ответ Василия успел хлебнуть заботливо сунутого в руку Настей чая, — Какие к чертовой матери драконы⁈ — не выдержал Сашка и, прикрыв трубку рукой, крикнул, — Справочник по опознавательным «люфтов», быстро! — в то же мгновение на столе перед ним оказалась брошюра выпущенная в этом году Главным управлением ВВС. Стаин быстро листал страницы: — Еще раз повтори, какие драконы? — голос дал петуха, — Понял тебя. Когда впервые заметили? Утром? А какого ты мне об этом только сейчас докладываешь⁈ Ясно! Ищи их, Вася! Ищи! Все! Жду! — он в сердцах хлопнул трубкой об аппарат. — Немцы перебросили к нам из Европы 1-ую истребительную эскадру подполковника Филиппа.

— Точно⁈ — озабоченно спросил Коротков, — Мне не докладывали и штаб Худякова[i] молчит.

— Точно, — скривился Сашка, — Василий утром лично со своими с ними сцепился. Двоих сбили, двоих потеряли. С Худяковым меня соедините, — пока ждал соединения с командующим 1-ой воздушной армией, пояснил, — Похоже, только прибыли, а Василий на разведку напоролся, театр изучали.

— Хорошая разведка, двоих наших приземлили, — покачал головой Виктор.

— Мы тоже двоих, так что счет пока равный, — Стаин дернул щекой, разговаривают, как о футбольном матче, а летчиков-то уже не вернуть. Сталин докладывал, что вроде бы один парашют видели, не понятно чей. Хорошо бы свой. Только из немецкого тыла еще и выйти надо. Хотя там сейчас такая солянка из немцев, предателей-полицаев, партизан, десантников, что черт ногу сломит. Он задумчиво посмотрел на Настю. Они с Воскобойниковой были в вертолетной группе, отвечающей за эвакуацию сбитых и раненых. Нет! Не сейчас. Пока ничего не понятно и отправлять людей неизвестно куда он не будет. И не потому, что это Настя с Зиной. Была бы уверенность, что кто-то из летчиков спасся. А так, только напрасный риск.